Больше жизни, Хлоя Браун! - Хибберт Талия

– Сегодня? – не отставал Рэд.

Она пожала плечами.

Ох да господи боже!

– Ты сегодня не ела? Ты серьезно?

– Мне былоне до того, – рявкнула она.

– Ну да, конечно. Ты слишком ленива, чтобы поесть. Дело вовсе не в том, что ты дерьмово себя чувствуешь или что-то такое.

– Ой, да помолчи ты!

Рэд встал, и она подняла на него взгляд – какой-то бесцветный и покорный. За ту секунду, пока она пыталась взять выражение лица под контроль, Рэд осознал: Хлоя решила, что он уходит. Сердце сжалось. Ему захотелось найти каждого друга, кто когда-либо кинул ее, а особенно ее гребаного женишка, и заставить босиком ходить по комнате, заваленной Лего, до конца их дней. Да, не сказать чтобы он долго раздумывал над этим наказанием.

– Что ты хочешь поесть? – оживленно спросил он, надеясь, что она не расслышит скрывающиеся за этим тоном эмоции.

Она открыла рот, закрыла, открыла снова:

– Ты… Я не…

– Любишь стир-фрай?

Хлоя бросила на него возмущенный взгляд, будто он предложил обоссать ее приставку или нечто подобное:

– Рэд…

– Ну – то есть кто не любит стир-фрай? Только ненормальные – вот кто.

Рэд отправился на кухню.

У Хлои ушла на это секунда-другая, но она встала и побрела за ним, замотавшись в одеяло, словно в плащ. Как самый миленький и чопорный Бэтмен, которого Рэд когда-либо видел. Сказала:

– Рэд, тынебудешь мне готовить.

И он улыбнулся себе под нос – слегка.

Маленькая кухонька, вся в плитке и стали, всегда казалась Хлое холодной – но сегодня воздух дрожал от жара еще до того, как включили плиту. Виноват во всем был Рэд. Он стоял перед холодильником и смотрелся ужасно сексуально в обычных футболке и джинсах, да к тому же наклонился под углом, который должен быть запрещен на законодательном уровне мужчинам с такими задницами. Хлоя уселась на свой удобный стульчик, теребя пальцами ворот пижамы. Может, ее нынешнее туманное состояние, вызванное отчасти лихорадочной усталостью, отчасти – пластырем на спине, накачивающим ее через кожу наркотиками, было на самом деле благословением. Если бы она не чувствовала себя так паршиво, игнорировать его красоту было бы гораздо, гораздо труднее.

– Кто готовит тебе это все? – спросил Рэд, выныривая из холодильника с чрезмерно высокой горой контейнеров в руках.

Что он собрался делать – навороченное чоу мейн?

– Ив.

– Радужная девчонка? Правда? Она же… – Он поставил контейнеры и помахал рукой, идеально передавая ауру хаоса вокруг Ив. – Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал – как ее зовут, Даниелла?

– Даника, – машинально поправила Хлоя.

С Рэдом было так невероятно легко, что она и забыла, какими странными иногда бывали их отношения. Что он не знал о ней самых простых вещей вроде полного имени ее сестры, но знал, как она любит Клякса, как никому не доверяет и хочет быть смелой.

Ей хотелось бы, чтобы он узнал больше. Хотелось бы, чтобы он узнал все. Хотелось бы всем с ним поделиться. Хлоя нечасто испытывала подобное желание, если испытывала вообще, но с Рэдом все было…

Безопасно.

– Боже, женщина, – фыркнул он, прерывая ее мысли и заставляя улыбнуться. – Почему у тебя на кухне полный ящик разукрашенных шариковых ручек? – Он с отвращением захлопнул оскорбительный ящик и переключился на следующий: – Где у тебя ложки?

– Рэд. Не надо. Я не хочу, чтобы ты мне готовил. И это не…

Поздно. Он уже открыл следующий ящик – в нем она хранила запас лекарств. Но Рэд не стал таращиться на бесчисленные разноцветные коробочки – старые обезболивающие, которые она бросила, потому что от них рот так пересыхал, что говорить было невозможно, или потому, что она привыкла к ним и перешла на что-то посерьезнее, как наркоманка, увеличивающая дозу. И спрашивать тоже не стал, как и захлопывать ящик, глядя на нее полусочувственным-полуобеспокоенным взглядом, как сделала бы мать. Вместо этого Рэд покачал головой и сказал:

– У тебя на кухне есть что угодно, кроме столовых приборов, Хло.

Потом он перешел к следующему ящику, нашел ложки и продолжил как ни в чем не бывало.

Забавно. Хлоя привыкла считать свою жизнь и болезнь нормальными, но она не привыкла к другим людям, которые вели бы себя так же.

– Значит, так, – сказал Рэд, снимая крышку с одного из контейнеров и выгребая заранее нарезанные перцы. – Если ты правда не хочешь стир-фрай – потому что, давай признаем, ты чокнутая, – это твоя последняя возможность сказать мне об этом.

– Ты не будешь мне готовить.

Вот: это прозвучало твердо, весомо и зрело. Вроде.

– Почему нет? – спросил он столь же весомо, роясь в ее шкафчиках.

– Потому что ты не какой-нибудь хренов помощник по дому!

Рэд повернулся посмотреть на нее:

– Хлоя!Следи за выражениями.

– Ох, да…

Он перебил – тон серьезный, слова тихие:

– Перестань париться, ладно?

Бросив рыться в шкафчиках, он скрестил руки на широкой груди. Хлоя совершенно точно не зацепилась взглядом за перекатывающиеся под кожей мускулы или вздувшиеся на крепких предплечьях вены. Ну, может, зацепилась, но всего на секунду.

– Ты думаешь, что это большое дело, только потому, что – без обид – у тебя в жизни было полно людей, которые заявляли, что им на тебя не плевать, но поступали совсем наоборот. Я не такой. Я могу готовить, а ты, в данный конкретный момент, нет. Так что я делаю это для тебя потому, что именно так люди и должны поступать: заполнять дыры друг для друга. Не придавай этому слишком большого значения.

Хлоя медленно кивнула, глядя на свои сцепленные в замок руки и чувствуя, как ее переполняют неудобные, сумбурные эмоции.

Потом она не спеша и рвано выдохнула и сказала то, что собиралась сказать уже некоторое время, но никак не могла выдавить сквозь стиснутые зубы:

– Спасибо.

– Без проблем, – легко ответил Рэд.

И она не стала даже гадать, говорил ли он искренне. В ее голове не возникло ни тени сомнения.

Рэд открыл еще несколько контейнеров и нашел вок: налил туда масла и всыпал – по ощущениям – все до единой специи, которые у Хлои только имелись. Потом он пропустил волосы сквозь пальцы, закатил глаза, словно досадуя сам на себя, и спросил:

– Есть резинка?

– Я никогда не знаю, где они валяются, – призналась Хлоя.

Если не считать той, которая в данный момент была у нее в волосах, – она стащила ее и вручила Рэду.

– Спасибо.

На ногтях у него виднелись следы ярко-синей краски. Кончики его пальцев мазнули по ее. Тело Хлои словно загорелось изнутри, будто Рэд предложил сорвать с нее одежду и взять прямо на столе, – не то чтобы она хотела этого, потому что правда чувствовала себя не очень, да и пояснице тогда пришел бы конец. Хлоя строго проинформировала об этом соски, но они нахально отмахнулись от нее и продолжили искрить покалыванием, как пара распутных батареек.

Рэд тем временем умудрился остаться шикарным, собрав волосы в пучок.

Когда кухню заполнило резкое шипение готовящейся еды, Хлоя снова заговорила:

– Значит, ты любишь готовить?

– Я люблю готовить другим, – сказал он. – Себе могу, но это не то же самое.

Что-то в этом откровении заставило ее почувствовать облегчение и разочарование одновременно:

– Понятно.

Хотя Рэд был сосредоточен на готовке, он приподнял брови, будто позабавленный ее тоном:

– Что тебе понятно, Пуговичка?

– Ты бегаешь и готовишь всем ужины. – Хлоя хотела его поддразнить, но получилось… не совсем так.

Он бросил на нее взгляд, и его улыбка стала шире:

– Ревнуешь?

Она фыркнула:

– Прошу прощения? Конечно я не ревную.

Когда она успела стать такой бесстыжей вруньей? Папа был бы очень разочарован, узнай он о ее новом пристрастии к непринужденному обману.

– Это хорошо. Было бы странно, если бы ты ревновала к моей матери.

Теперь Хлоя сгорала со стыда. Она поплотнее закуталась в одеяло, будто могла в нем исчезнуть. Вот к чему приводит любовь к мужчинам: к полнейшему идиотизму. Она открыла рот и попыталась найти выход из этой конкретной ямы.