Царица горы - Аркадий Арно

не делала ничего с такой абсолютной искренностью – ее слишком испортили, измучили вынужденным враньем.

– Ты мой подарок, – вырвавшись из короткого небытия и тяжело дыша, сказал он. – Подарок богов.

Наконец и она пришла в себя – все плыло перед глазами: его лицо с изломом темных бровей и черными кудрями, пронзительный взгляд счастливых глаз, синее небо с облаками, солнечный свет…

– Лучший комплимент, который я когда-либо слышала от мужчины, – прошептала Рита.

«С ним, я хочу быть с ним, – испытывая острые импульсы счастья, думала она. Сейчас ей было все безразлично и плевать на работу, карьеру, оставшихся где-то коллег и друзей. На все. – Только с ним…»

Когда она, ближе к вечеру, ехала на виллу, была только одна навязчивая мысль: как не выдать себя. Не выглядеть такой счастливой, переполненной внезапной страстью к мужчине, ненадолго насытившейся своим чувством и мечтающей пить из этого источника дальше. Она светилась, превратилась в солнышко, действительно в Афродиту. Такое настроение очень подходит сексуальной женщине, но не той, что вернулась из женского монастыря, где ведут затворническую жизнь отказавшиеся от мира отшельницы.

Она должна была разбиться в лепешку, но вернуться с легким страданием на лице.

Там, на пляже, сходив к автомобилю за ноутбуком, Рита подробно изучила внутренний уклад монастыря Святой Магдалины, многое ей рассказал и Адонис. Оказывается, его двоюродная тетка ушла в этот монастырь двадцать лет назад и до сих пор жила там. После изучения материала у Риты сложилось ощущение, что она уже была там. Возможные вспышки радости, которых она боялась перед лицом уже ненавистного ей подозрительного Вершинина, должны будут уравновесить ее познания о монастыре. Это не изменять из мести дорогому Льву Витальевичу со столичным певцом Деревянко, до которого ей и дела не было. Тут другое. Любовь! Внезапная любовь.

Когда Адонис провожал ее у развилки двух дорог, он долго не отпускал ее руку. В нем бушевали страсти – глаза молодого художника ничего не могли утаить.

Наконец он сказал:

– Я не смогу спокойно спать и нормально жить, представляя тебя в объятиях старика, который мучает тебя, изводит своей пошлой страстью и ревностью, а тебе приходится, как рабыне, делать то, что ты ненавидишь.

– У меня нет выбора, милый, – ответила она. – Пока нет.

– Выбор есть всегда, – справедливо заметил художник. – Ты можешь сегодня же уехать со мной. Мы вернемся, оставим машину где-нибудь в Мелиссе, ты сядешь ко мне за спину и мы умчимся в мой дом, в Каронту. Мама с радостью примет тебя.

Эта идея на какие-то минуты ослепила Риту Сотникову. А почему бы и нет? Может быть, это и есть ее судьба и она требует от нее, запутавшейся молодой женщины, избалованной мужским вниманием, именно этого поступка? Вот она – подсказка, новая дорога, которая внезапно открылась. Только выйди из терний – на большую и ясную дорогу, где светит солнце, а на мотоцикле ждет самый романтический герой в мире. Но минуты затмения прошли быстро. Собираясь второпях, она не взяла с собой паспорт и сообщила об этом Адонису. Сказала еще, что «ее старику» сейчас не до любовных утех – он мучается животом и спиной. И пусть мучается. Убедила: она сделает все, чтобы не попасть в его лапы, не станет спать с ним, найдет сто предлогов для отказа. А уже завтра они встретятся – также утром, займутся любовью, а потом, может быть, съездят в монастырь. Наконец, завтра она приедет с паспортом, и у нее будет возможность решить: остаться с любимым сразу или еще на пару недель затянуть свою игру. У нее на родине пожилые родители, и об этом не стоит забывать. Наконец, рано или поздно они будут вместе. Обязательно.

Этот довод убедил Адониса, и она поехала на виллу – беспробудно лгать, играть выбранную ею самой роль коварной обманщицы. Это Рита Сотникова умела с фантастическим искусством.

На вилле она взахлеб рассказывала о монастыре Святой Магдалины: эта тема, как она и предполагала, и впрямь тянет на ряд статей. Благо хозяева виллы, новые русские, толком и не слышали о нем. Не до того им было. Слушая ее, Вершинин радостно кивал: свою шахматную партию он разыграл гениально. Увез Риту от молодых повес и по горло загрузил «свою журналюгу» полезной для всех работой, которую она будет выполнять с огромным желанием.

В конце ее рассказа Лев Витальевич красноречиво потребовал:

– Ну а теперь покажи фотографии. Из монастыря. Наверное, ты их наделала добрую сотню.

Новый русский тоже оживился:

– Да, Риточка, покажите, покажите…

И милая супруга нового русского закивала: мол, ждем. Рита хитро прищурила глаза:

– Почти угадали – около восьмидесяти фоток.

Она протянула Вершинину свой телефон. Лев Витальевич и супруги, хозяева виллы, с огромным интересом стали рассматривать фотографии монастыря. А Рита продолжала пить вино и хитро улыбаться. Эти снимки она предусмотрительно скачала с телефона Адониса, которые он сделал год назад, когда посещал тетю-монашку. Одним словом, обман удался на славу.

В конце затянувшегося ужина Вершинин объявил Рите, что, пока он чувствует себя неважно, в отель они не поедут. Он надеется, что Рита поймет его. Этот приговор полностью устраивал Сотникову. Ее не устроило другое: когда они легли уже за полночь, Вершинин с нежностью прихватил ее бедро.

– Я мечтал об этом весь сегодняшний день, милая, пока ты моталась по монастырям. – А потом, кряхтя, полез и с поцелуями. – Только ты сегодня будешь сверху. Спина еще ноет.

– А как же твой живот? – отвечая на его поцелуи, спросила она.

– Получше. Таблетки и порошки помогают. Только будь поаккуратнее.

– Буду, – пообещала она.

Еще через час, когда Лев Витальевич мирно посапывал, она смотрела в темный потолок, по которому разливались отсветы луны.

Что она будет делать на Кипре? Русскоязычная журналистка. Работа и карьера для нее – главное. Она и впрямь собиралась бросить ставшего ненавистным – особенно после сегодняшней встречи с Адонисом, ее античным героем, – Льва Вершинина. Она планировала променять его в России на кого-то другого, не менее значимого, но более приятного человека. Но бросать свое поприще, в которое она вросла всеми своими молодыми корнями – душой и сердцем, обретенным профессионализмом – ради любви? Нет, на это она не подписывалась. Рита размышляла об этом, пока у нее не заболела голова, а потом решила: хватит. Утро вечера мудренее. Все рано или поздно решится само. А пока что – спать.

4

Развилка двух дорог у кипарисовой рощи стала для них символом начала любви, надежды, будущего счастья. Преддверием земного рая,