Зеркала - Мария Ермакова

Тот и опомниться не успел, как рыцари стащили его со скамьи и подвели к трону. Едва его отпустили, как ноги несчастного толстяка подогнулись, и он рухнул на колени. В глазах его стояли слезы, толстые губы тряслись — он прощался с жизнью.

Адамант кивнул Ванвельту. Тот поднял золотой ключ, испачканный брызгами крови, небрежно отер перчаткой, и повесил на шею Иде. Толстяк, вцепившись скрюченными пальцами в цепь от ключа, казалось, впал в каталепсию.

— Наш бывший Магистр был прав, — сказал Адамант. — Главой городского Совета должен быть гражданин законопослушный и властебоязненный, а не бунтовщик, которому вы вполне справедливо вынесли смертный приговор.

— Мы? — возмущенно вскричали члены Совета.

— Мы? — городской судья, казалось, был ничуть не удивлен, — Мы лишь согласились с его отставкой!

— А это и был ваш смертный приговор! — заявил Адамант, — Моим первым королевским указом, подписанным сразу после коронации, провозглашается: «Каждый неповинующийся королевской власти будет лишен постов, имущества, а тако же и жизни…». Чтобы добиться благополучия, нам нужно единство, а не споры, так, Магистр?

Ида все еще стоял на коленях, и слезы текли по его дряблым щекам. Он живо закивал и громко всхлипнул.

Ванвельт одной рукой поднял Иду с пола, и передал двум гвардейцам, которые провели его на место Крола, наспех оттертое от крови.

— Никто больше не хочет сложить свои обязанности? — поинтересовался Адамант.

Молчание затянулось. Гости уткнулись в тарелки. Вдруг раздался шелест одежд — это поднимались со своих мест священники в белых мантиях. Остальные застыли недвижимо.

— Мы просим разрешения удалиться, — заговорил за всех величественный старец в белом одеянии.

Его кожа потемнела от времени, тонкие седые волосы светлым ореолом обрамляли лицо. Он глядел на Адаманта без страха, но с печалью.

— Зачем?

— Мы должны просить Богиню принять достойно душу только что убитого здесь человека.

— Молитесь здесь! — приказал Адамант, — Пир еще не окончен. Я никого не отпускаю.

Тонкие пальцы старика оплели серебряный медальон затейливой формы, затерявшийся на груди, словно сил он надеялся получить от него.

— Мы, и правда, можем молиться Богине где угодно!.. Но в твоем присутствии, Величайший, наши молитвы не доходят до нее!

Адамант побледнел. Инвари увидел, как вцепились его пальцы в камень подлокотников.

— Ах, Нотэри, — с укоризной сказал он, — разве заслуживает милосердия Богини отступник и предатель?

— Он не отступник и не предатель, — спокойно ответил старец. — Он — честный человек, который не согласился с тобой…

— Как и вы?

Нотэри оглядел своих молчащих спутников. На их лицах читалась суровая решимость.

— Как и мы.

Адамант внезапно привстал и почтительно склонился перед старцем.

— Благодарю тебя, Нотэри. Лучше сразу знать, где друзья, а где враги… Ванвельт, — резко бросил он, — проводи их…вниз!

Инвари вздрогнул. Вниз — означало в Подземелье. Белые братья, похоже, этого не знали. Неторопливо, словно собираясь на прогулку, Нотэри вывел своих людей из зала, вслед за Ванвельтом. Оставшиеся подавленно молчали.

Инвари почудился безмолвный хохот, разнесшийся в воздухе, словно заразный сквозняк. Он с удивлением заметил, что на протяжении всего дня держал левую руку накрепко сжатой в кулак. Теперь он едва мог пошевелить занемевшими пальцами. Зато Звезда Поднебесья, до боли впиваясь в кожу, не позволяла забыть, зачем он здесь. Иначе он, не задумываясь, бросился бы на помощь несчастным.

Адамант внимательно смотрел на него.

— Ты выглядишь усталым, — тихо проговорил он. — Наше представление только началось, но ты уже достаточно видел! Теперь можешь идти. Тебя проводят в покои. Выспись, как следует. Незадолго до полуночи за тобой придут.

Инвари встал и низко поклонился Адаманту. Четверо гвардейцев вывели его из зала. Он шел мимо гостей и чувствовал их косые взгляды. Люди гадали — а какая участь ждет за дверью этого красавца?

Да хоть самая страшная, лишь бы их самих не тронули!..

* * *

Тьма окружала его со всех сторон.

Он различал серые стены каменного мешка, в котором очутился, белеющее полотно бинта на левом запястье, чувствовал, как холодит ложе, как испарина слабости проступает на висках. Бесшумные, одетые в рясы до полу слуги Адаманта бережно и умело рассекли кожу на запястье и дали его крови свободно течь в лабораторную мензурку. Они забрали ее много — больше, чем он предполагал. И хотя потеря крови не ослабила его зрение, тьма — он ощущал это так же явственно, как и вкус теплого вина, которое заботливо оставили ему, чтобы поддержать силы, — приблизилась.

Он вновь вспоминал серебряные створки с львиной головой, в которые, наконец, по собственной воле ввел его Адамант, и снова чувствовал потрясение, когда увидел мощные ступени, уходящие вниз. Высеченные из монолита скалы, огромные, гладкие, они не могли быть творениями рук человеческих. По мере продвижения окружающая темнота и громада нависающей поверхности давили все сильнее. Но он продолжал спускаться в шаге позади Адаманта, спокойно, сосредоточенно приноравливаясь к нечеловеческим размерам ступеней. Они не были истерты. Значит, по ним ходили нечасто. Он следил и за тем, как спускался Адамант, поддерживаемый Шери — спотыкаясь и ругаясь сквозь стиснутые зубы. Факел в его руке ходил ходуном. Оба они, скрюченные и неловкие, вызывали жалость, и ясно становилось, что путь этот для них непривычен.

Ванвельт, встретивший их у двери в покои Адаманта, уже ушел далеко вперед. Легко перепрыгивая со ступени на ступень, он казался потомком гигантов, вырубивших в скале этот путь. И факел его горел на удивление ровно и ясно.

Последняя ступень вывела их в высокий тоннель, вдали ярко освещенный. Но здесь было темно. По обеим сторонам угадывались высокие сооружения, в которых что-то шелестело, чавкало и скреблось. Бесформенные безмолвные фигуры обступили Инвари и почтительно, но крепко, взяли под руки.

Адамант поднес факел к его лицу. Инвари только сощурился.

— Иди с моими слугами, дэльф, ничего не бойся!

«Немного тревоги на лице было бы в самый раз!» — подумал Инвари, и изобразил эту самую тревогу, после чего низко склонил голову перед Адамантом. Мол, все равно боюсь, но тебе подчиняюсь.

Прекратив вспоминать и пытаясь справиться с приступом слабости, Инвари сел на ложе и допил вино. Страшно ему не было. Пожалуй.

Он удобно устроился, закрыл глаза, и сосредоточился на окружающем пространстве.

Как соты в гигантском улье, скала чернела пустотами. Даже и глубоко под собой, много ниже уровня земли, он ощущал мрачные каверны, жившие своей непостижимой жизнью. Сейчас он не рискнул задерживать на них внутреннее зрение, а вернулся на свой уровень. То тут то там вспыхивали искры живого тепла, но люди, выхватываемые из темноты его сознанием, светились на удивление тускло, словно свет их был до поры притушен. Он проследовал кривым коридором обратно, очутился в длинном тоннеле, который начинался сразу за ступенями, пронесся, не приближаясь ни к стенам, ни к потолку, вперед, и вдруг остановился. Сооружения по бокам обрели четкие границы — он разглядел переплетения толстых прутьев. Внутри них шевелилось и хрустело нечто, столь мерзкое и чудовищное, что у него перехватило дыхание. Как завороженный он приблизился к одной из огромных клеток, и разглядел тусклое багровое свечение, челюсти и щупальца, глаза и отростки, жадно потянувшиеся к нему. Легкий аромат истинного тепла отвлек его и увел в сторону — где-то здесь был живой человек! И вовремя, потому что багровый сгусток вдруг зашевелился и сверкнул столь ярко, что любой упал бы ослепленным и обездвиженным. Даже и сейчас его резануло по глазам, и он вынужден был вернуться в себя, чтобы передохнуть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});