Безликий - Мирон Варламов

большим трудом, так как человеческий мозг неизбежно будет блуждать от одной мысли к другой, но я старался их отбросить и сконцентрироваться на сосредоточенной слежке за временем. Я, как писал Камю, следил за временем, чтобы оно шло медленно. И оно в действительности тянулось бесконечно долго, но мне не доставляло это никакого внутреннего дискомфорта и никак меня не напрягало внешне: я наслаждался тем, что время становится зависимым от меня, а не наоборот. Я тогда подумал, что было бы большим успехом научиться применять второй способ в битком набитом общественном транспорте или когда ждешь опаздывающую подругу, или, наконец, когда торопишься на работу и стоишь в городской пробке. У меня, конечно, этого не получалось, поэтому в редкие дни я позволял себе напомнить о ничегонеделании и играл со временем.

Достаточно было одной непредвиденной случайности, легкого внешнего раздражителя, чтобы вывести меня из приятного и пассивного состояния. Мне позвонили. Наверное, я несколько раз выругался и с раздражением взял телефон в руку, но, когда увидел, что мне звонит Вероника, удивился. Пятнадцать лет я ее знаю, из которых пять лет я ее любил, два года старался забыть, и один год я самоотверженно о ней не думал. Наша с ней история была обычной для человечества, но бесконечно важной и значимой для каждого из нас. Впрочем, я не имею никакого права утверждать за нее, но мне хотелось бы думать, что и она в глубине души чувствует нечто схожее с тем, что чувствую и я спустя годы. Я нерешительно ответил на звонок. Ее голос как всегда показался мне прекрасным: задорным, словно он не терял с годами детской наивности и игривости, но, главное, он был таким же светлым и любящим эту жизнь. Порой мне был ненавистен мир, я проникался к нему молчаливым презрением, показывая ему свой характер; у Ники, думаю, тоже случались дни, когда мир становился для нее невыносимым, но в отличие от меня, она продолжала ему улыбаться. В этом заключалось наше существенное отличие: она принимала мир таким, как он есть, а я все тешил себя надеждами его изменить. Вероника в коротком диалоге сумбурно рассказала мне, что также как и я приглашена отметить день рождение нашего общего с ней друга и уже на всех парах мчится из столицы в город Р. на автобусе. Она просила меня встретить ее на автовокзале, чтобы мы вместе добрались до загородного дома, в котором будет проводиться празднество, так как не имела никакого понятия, как добираться до этого места. Я сухо дал свое согласие и отключился; я сразу же подумал, что философские рассуждения о времени гораздо более легкое занятие, чем собраться с мыслями и встретить девушку, которую когда-то любил. Мысли никогда не вторгаются в личное пространство помимо человеческой воли; они сохраняют тактичность и галантность по отношению к думающему, а если и призывают человека совершить поступок, то только с его согласия. Я говорю сейчас не о свободной воле, но, скорее, мне хочется показать, что вторжение в частную жизнь Другого – это всегда испытание и проверка на прочность. Я размышлял о времени, и ничто меня не беспокоило в этом мире, но стоило только услышать ее голос и осознать, что мы встретимся через несколько часов, как ход моей жизни кардинально изменился. Я хотел оставаться спокойным и невозмутимым, но я начал волноваться: подходил к зеркалу, рассматривал свое лицо, бесчисленное количество раз поправлял прическу, погладил свежую рубашку и нашел приличные джинсы, достал из коробки запыленные туфли и начистил их до блеска. Потом оделся и критично осмотрел свой внешний вид; остался недоволен, но подумал, что все-таки это лучше, чем шорты, футболка и сланцы, в которые я хотел первоначально облачить свое тело. Я чувствовал себя глупо, но если волнение и имеет некоторое обозначение, то оно заключалось именно в сумме этих действий. Человек существо противоречивое и странное; если сейчас я могу признать, что испытывал волнение от предстоящей встречи, то в те минуты, я намеренно себе твердил, что нет ни одного повода для беспокойства. У нас были совершенно разные и непересекающиеся жизни; мы оставались друг для друга теми, кем мы являлись в прошлом и, конечно, никто не захочет его ворошить и тем более делать его настоящим. Я убивал на корню стремительно рождавшиеся, как сорняки, безумные идеи и мечты. То были праздные размышления, но отрицая их, я успокаивал себя и призывал оставаться целомудренным наедине с собой.

Перрон автовокзала был многолюден; светило яркое и теплое солнце; автобусы и маршрутные такси курсировали от оживленных платформ к автостраде. Я пришел на минут пятнадцать раньше намеченного времени. Мне с раннего детства нравилась атмосфера автовокзалов, поэтому я не упустил выпавшую возможность побыть в этом месте подольше. Во всяком случае, я именно так хотел думать, когда закрывал дверь своей квартиры, в которой сил никаких не было оставаться ни на минуту дольше. Я изнывал от скуки и не мог усидеть на одном месте, но на минут тридцать у меня получилось отвлечься от мыслей о предстоящей встрече. Включив телевизор, который сохранял неприкосновенность с нового года, я случайно попал на фильм «Загадочная история Бенджамина Баттона». Мне приходилось пять или шесть раз его пересматривать, настолько картина Дэвида Финчера по мотивам одноименного рассказа Селенджера запала мне в душу. Помню, когда-то давно этот фильм был мне противен по той причине, что в нем я видел от начала до конца сплошную небылицу. Неудивительно, ведь со мной ничего подобного не происходило; то есть фильм замечательный, но явно не про меня, и я имею в виду не про мое желание родиться стариком и умереть ребенком; я говорю про проникновенную лирическую историю. Этот фильм когда-то давал мне ложные надежды на существование настоящей любви, а идеалы помимо созидательной силы имеют тенденцию разочаровывать. В итоге, я не без интереса полчаса провел перед телевизором, вспомнил, как впервые посмотрел эту постановку с Вероникой и решил, что пора бы выходить ее встречать.

Автовокзалы, железнодорожные станции и аэропорты являются уникальными местами. Находясь на перроне, в зале ожидания или платформе всегда можно наблюдать человеческую искренность и способ ее выражения: печаль расставания, радость от долгожданной встречи, влажные глаза, безмолвный жест рукой, провожающий в путь, нетерпеливый взгляд, высматривающий номер поезда или люминесцентные таблички автобусов с единственно ожидаемым рейсом, улыбающиеся лица, выглядывающие из пространства задернутых штор… эти места настоящее прибежище знаковых изображений искренности. Я внимательно наблюдал за людьми и думал о Веронике. Воспоминания сами собой всплывали в моем сознании. Наверное,