Схватка (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Отдав требуемые распоряжения, немного пришедший в себя Батый, охваченный к тому же страшной яростью, приказал доставить ему орусута, обманувшего его россказнями о своих видениях — и готовящемся отравлении! Но отправленный за пленником и его стражей туаджи вернулся с черной вестью: все нукеры охраны перебиты, умер от полученных в схватке с ними ран и русич, сказавшийся провидцем…

Оставшиеся с Батыем нукеры так и не успели закончить строить кольцо телег вокруг его ставки, когда внутрь укрепления, в одночасье ставшего ловушкой, ворвались витязи порубежной стражи посульской линии — и уцелевшие после монгольской резни черниговские ковуи! Последние, завидев ханский бунчук, прорвались к обреченному ларкашкаки, не считаясь с потерями, ступая по собственным телам и телам ханских телохранителей, дравшихся до самого конца…

В последний мгновения своей жизни Батый стоял — стоял прямо, не сдвигаясь с места, под бунчуком своего великого деда… В тот же миг, когда гибли уже последние нукеры его охраны, когда до озверевших орусутов, чьи глаза горели неистовым огнем и жаждой мщения, осталась всего пара шагов, ларкашкаки западного похода оголил черный меч индийской стали — и твердой рукой вонзил его в собственный живот. Пример орусута, умершего в борьбе, вдохновил и его — Бату-хан решился встретить смерть достойно, но уже по своему. Не как православный воин, положивший жизнь за други своя — а убив себя, чтобы никто из русичей не мог гордиться тем, что сразил внука Чингис-хана…

Тем самым обрекая свою душу на вечные страдания.

Впрочем, разве мог быть другой исход по итогам его жизни?

Так пал ларкашкаки западного похода — но в этот день нашли свой конец и прочие чингизиды. Так, оставшийся подле двоюродного брата Байдар пытался спастись, скинув с себя ханскую броню и спрятавшись под телегами. Там его и добили, даже не признав в очередном монголе внука «потрясителя вселенной»... Шибан истек кровью с пронзенным кипчакской стрелой горлом, Гаюка при попытке сбежать сбросил конь, а после затоптали лошади его же нукеров… Бучека зарубили в неравной схватке венгерские секеи — а Мунке подняли на копья прорвавшиеся к чингизиду рыцари архиепископа Калочи.

Так нашли свой конец все до единого потомки Чингис-хана, отправившиеся в поход к «последнему морю»!

Спустя три седьмицы до рубежей Владимирского царства дошла радостная весть об окончательном разгроме поганых агарян в степи. Но в небольшом тереме, срубленном для княжны Пронской Ростиславы и ее сына Всеволода, коему князь Юрий Ингваревич отдал небольшой порубежный град Елец на кормление, сия радостная весть была смешена с горечью утраты. Все слезы выплакала молодая вдова — и потерявшая сына мать, плакал вслед за мамой и бабушкой крошечный Всеволод…

И только дядька молодого княжича, сотник Микула держался, пусть и тер красные глаза. Для молодой княжны, успевшей сделать лишь малый глоток любви во время страшного нашествия татар, у него были единственные слова утешения: Егор сделал все, чтобы защитить ее и сына — он, по сути, их всех и спас… И то, что после молодого витязя осталась не только память, но и живое воплощение в вечности, его сын, чью жизнь и жизнь любимой, и жизнь матери он разменял на собственную — то Божий дар для всей его семьи.

Но в душе Микула скорбел больше всех их — скорбел от того, что не было его подле друга в последнем бою Егора…

Спустя еще пять месяцев, уже по завершению зимы, к занятому венграми Галичу подошла царская рать базилевса Юрия Всеволодовича — во главе с поправившимся от ран Даниилом Романовичем, принесшим свою присягу. В рать сию вошли и черниговские, и переяславльские, и киевские ратники, черные клобуки и ковуи, а также небольшая владимирская дружина. Русичи совместными силами осадили Галич, в коем остался не очень-то и большой гарнизон во главе с королевским дуксом — и еще до прихода подкрепления взяли город штурмом. Благо, что галичане провели ратников царя подземным ходом, скрытом от угров — и те, перебив охрану ворот, впустили рать Даниила Романовича в град. Причем одновременно с тем горожане подняли восстание против мадьяр…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А Волынь отбивать и не пришлось: Василько Романович с горсткой дружинников сумел организовать оборону оставленному ему града, вооружив из княжеского арсенала всех горожан, имеющий боевой опыт. Прочие же ополченцы вооружились охотничьим оружием и плотницкими топорами — и, выведя всех боеспособных мужей на стены, Василько сумел отразить первый штурм угров… Впрочем, это был скорее пробный наскок — и Бела Четвертому определенно хватило бы сил на решительный штурм! Да только к вящему неудовольствию венгерского короля, под стены Волыни явилась рать Сандомирского князя Болеслава Стыдливого — храброго и славного рыцаря… Василько успел отправить к ляхам гонца с просьбой о помощи — взамен уступок спорных земель. И Болеслав явился на его зов — пусть и не вступил с ходу в бой с втрое превосходящими его дружину венграми…

Но и Бела Арпад, не желающий большой войны с поляками, вместо решающей битвы начал переговоры, предлагая Болеславу еще больший кусок Волынской земли. Лях, к его чести, какое-то время всерьез колебался между данным словом и безусловной выгодой…

Но прежде, чем Сандомирский князь сделал бы окончательный выбор, венгерское войско внезапно атаковала небольшая, всего тысячная рать Александра Невского, также получившегося призыв Василько о помощи!

Впрочем, разбить угров с такими силами победитель свеев, литовцев и татар и не пытался — но внезапной ночной атакой царский племянник прорвал кольцо осады и вошел в град вместе с дружиной, разом увеличив боеспособность гарнизона. После этой постыдной неудачи Бела все же уговорил Болеслава уйти, пообещав взамен приличный кусок княжеских земель, и предпринял еще два решительных штурма — которые, однако, были отбиты воями Александра Ярославича.

После чего король был вынужден оставить попытки захватить Волынь из-за недовольных долгой осадой и большими потерями ишпанов… Помощи куман он так и не дождался — после победы над монголами старый хан Котян, также раненый в бою случайной стрелой, вскоре преставился. А новый хан, разом позабыв про все обещания отца, вернулся в Венгрию за своим народом — чтобы увести его в отбитые у врага степи… Про католическое крещение половцы также благополучно забыли — и что важно, никто из ишпанов не посмел встать у них на пути.

…Правда о гибели орды Батыя дошла до Каракорума уже весной — черной вестью от немногих выживших и добравшихся до столицы нукеров, осмелившихся явится на глаза великого кагана. Но тяжело болеющий Угэдэй, узнав о гибели обоих сыновей-участников западного похода, уже не успел собрать в кулак тумены, воюющие в Индии и Корее… Смерть пришла за ним раньше положенного срока, ибо отцовское горе подточило силы больного тела кагана! А вслед за его смертью началась борьба за власть — и по итогам ее месть орусутам отложилась уцелевшими чингизидами на неопределенный срок…

Эпилог

Огонь… Огонь полыхает за моей спиной — жуткий в своем масштабе, всепоглощающий, испепеляющий. Даже здесь, на стене, я чувствую невыносимый жар разбушевавшейся стихии, поглотившей целые кварталы деревянных домов, деревянные же церквушки, княжеский терем — и истребившей все живое, попавшее в гигантскую пламенную ловушку… А когда я узнал охваченный огнем город, мне стало трудно дышать — ибо на моих глазах погибает Пронск.

Из состояния оцепенения меня вывел близкий, непонятный шелест чего-то тяжелого, что пролетело совсем рядом с его головой — волосы на макушке обдало сжатым воздухом! Невольно проводив взглядом округлый снаряд, от которого явственно пахнуло чем-то смутно знакомым, я увидел, как тот врезался в землю за стеной — и растекся густой, пламенной лужей.

«Нефть» — как-то отстраненно подумалось мне...

А потом я понял, что видел эту картину уже очень давно, как кажется, в прошлой жизни… В следующую же секунду в сознание потоком хлынули воспоминания, словно прорвавшая плотину речная вода — и я в ужасе затряс головой: если я умер там, в кибитке монгольского обоза, то что тогда я делаю здесь, на стене гибнущего града?! Неужели я попал в ад — и для меня он будет именно таким?