Женить нельзя помиловать - Вячеслав Шторм

Жизнь вновь вернулась в ставшее для меня привычным русло, но на этот раз деньги ушли еще быстрее. Я одалживал такие суммы, которые еще совсем недавно зарабатывал за месяц упорного труда, и тут же забывал об этом. Я мучился от изжоги после экзотических блюд, которые, судя по их стоимости, готовились из чистого золота. Я дарил подарки, достойные владетельного князя, в том числе и самому князю. Но, приобретая за золото новых друзей и знакомых, я терял друзей старых, и в первую очередь свою семью.

— Неужели они не были рады тому, что их сын сумел подняться так высоко, а их старость обеспечена?

— О да, конечно, поначалу они были рады, однако чем дальше, тем больше я чувствовал отчужденность. Эти суммы, которыми я оперировал… Многие знали, что дядя оставил мне какое-то наследство, но что могло уместиться в подобном ящике? Наркотики? Эйлоны? Или ящик был магический, реально куда больший, чем кажется на первый взгляд? К тому же отец и мать были воспитаны в старых правилах и совершенно не одобряли мой новый образ жизни. С их точки зрения — и с точки зрения любого нормального лепрехуна, — в неожиданно свалившемся на голову богатстве нет ничего предосудительного. Другое дело, что деньги должны не разлетаться по ветру, а прирастать, делать новые деньги. Не раз и не два отец и прочие родственники пытались увещевать меня, наставить на путь истинный, но поздно — я уже сполна вкусил сладкой жизни и совсем не хотел становиться ни коммерсантом, ни землевладельцем, ни даже покровителем какого-нибудь перспективного таланта. А главное, я отнюдь не горел желанием в ближайшее время обзаводиться семьей, что и вовсе было странно и возмутительно. Так что постепенно я превратился в негласного изгоя и был вынужден покинуть лепрехунский квартал. Впрочем, я и без того собирался это сделать — уж больно не соответствовало прежнее жилье моему новому положению в обществе.

Итак, я поселился в самом центре города и сразу же столкнулся с целым рядом проблем. Во-первых, снятый мною роскошный дом и устраиваемые в нем чуть ли не ежедневно шумные приемы требовали уймы слуг — от полотеров и поваров до официантов и охранников, а значит — новых трат, так что за месяц мне пришлось дважды заложить Меч-Закладенец. Во-вторых, центр — это вам не старый лепрехунский квартал, в котором все друг друга знают и где любой чужак на виду, а богатство привлекает не только друзей, но и завистников, а то и просто уголовников. Дом пытались трижды ограбить, на меня самого тоже несколько раз пытались напасть, в последний — даже с использованием магии. Весьма скоро я привык выходить из дома, обвешавшись защитными амулетами и в сопровождении двух дипломированных телохранителей из ДОСААФ, братьев-хримтурсов с весьма характерными именами Вломил и Влупил. Меч уже не радовал меня своей красотой: он был надежно упрятан в магическом сейфе в моей спальне. Лишь перед сном, проверяя его сохранность, я минут пять любовался своим сокровищем.

Не знаю, сколько бы продолжалась такая жизнь, если бы не один из моих новых «друзей», виконт Жулио Хмурилли. Этот спесивый аристократ в энном поколении и заядлый картежник не мог простить, что какой-то жалкий нелюдь регулярно оплачивает его долги, кормит и поит его, покупает безделушки для его подруг и так далее. То есть против моих денег Жулио ничего не имел, его унижал сам факт зависимости от лепрехуна. Но обо всем этом я узнал только потом, а тогда… С самого первого дня нашего знакомства виконт был само дружелюбие и обходительность и при этом то и дело пытался мягко, но настойчиво вызнать у «дорогого Шлемы» причину его неожиданного обогащения. Я, разумеется, молчал, как легендарный провокатор Паоло Отморозок на допросе, но Жулио не унимался. И вот однажды, будучи у меня в гостях, он подсыпал в мой бокал вина по щепотке правдорубита и бодунина. Надо сказать, я никогда не отличался склонностью к алкоголю, и одного бокала за вечер было для меня вполне достаточно…

Пока Шлема переводил дух, я припомнил, что про бодунин раньше уже слышал. Этот порошок без вкуса и запаха лет сорок назад разработал один фармацевт, большой любитель пропустить стаканчик. Страшная штука: разведи малую толику в какой угодно жидкости, хоть в стакане простой воды, выпей — и через пару минут будешь таким пьяным, словно осушил пару бутылок жохха тройной перегонки. Помнится, в большинстве стран был даже принят закон, в соответствии с которым хозяина любого питейного заведения, пойманного при использовании бодунина, без разговоров отправляли на каторгу, а заведение отходило государству. А вот правдорубит для меня оказался загадкой, в чем я тут же честно признался.

— Это официальное название эликсира правды. — пояснил Шлема.

Ах вот в чем дело! Так бы сразу и сказал.

— Но ведь эликсир правды, если я не ошибаюсь, не позволяет лишь лгать в ответ на поставленный вопрос, — вступил в беседу Бон. — Кто вам мешал промолчать или прямо отказаться ответить?

— Бодунин, друг мой, бодунин, — вздохнул лепре-хун. — Недаром ведь говорят: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»… Одним словом, выложил я всю историю с наследством дядюшки Самуила как на духу. А коварный Хмурилли головой качает и говорит: «Не верю. Обманываешь ты меня, дорогой Шлема». У меня, что называется, ретивое взыграло. Побежал я в кабинет, потайной сейф открыл и меч приволок. Вместе с ножнами. «Штука очень красивая, — соглашается виконт, — а все одно — не верю!» И кто меня за язык тянул? «Спорим!» — говорю. «Спорим, — соглашается Жулио. — Вот на все, чем каждый из нас владеет, и спорим!» Тут я даже слегка протрезвел: «То есть как? Совсем на все?». — «Совсем, — отвечает подлец. — А что это ты, дорогой друг Шлема, так переполошился? Нет, все-таки обманывал ты меня. Поджилки, небось, затряслись?» — «И ничего не затряслись!» — «Ну так вперед! Был богат, станешь вдвое богаче!» — «Не нужно мне твое богатство!» — «А коли не нужно, потом обратно вернешь. Или хочешь, чтобы о тебе слава пошла как о врале и трусе?»

В общем, поехали мы к нотариусу, — тот, в планы виконта заранее посвященный, нас давно поджидал, да не один, со свидетелями, что по закону положены. Увековечили мы спор наш на бумаге — и в ломбард. Там-то я меч и оставил. В ножнах. Потом Хмурилли меня на собственной карете до дома довез и в постель уложил, а сам обещал утром приехать.

Проснулся я ближе к полудню — голова трещит, во рту гадко, руки трясутся… Только успел привести себя в порядок и сесть за стол — Жулио пожаловал.

Со вчерашним нотариусом, свидетелями и судебным приставом. «Утро, — говорит, — доброе, дорогой друг Шлема. А предъяви-ка ты нам свой волшебный меч, как договаривались!» Тут-то я все и вспомнил, да поздно. Через час стоял я у дверей своего бывшего дома, и всего имущества у меня было — одежда, что на мне надета, да десяток пятироблоровых монет, зашитых на черный день в подкладку камзола. Даже перстни с пальцев поснимали, не погнушались.

— Но ведь не все еще было потеряно, — покачала головой Глори. — Вы ведь не продали меч, а значит, его можно было выкупить у ломбардщика назад?

— Все верно, — кивнул Шлема. — Разумеется, я сразу же бросился к нему. Но там меня ожидал еще один жестокий удар. Оказалось, что я, обуянный гордыней и бодунином, дал обязательство выкупить меч до полудня. Я опоздал!

— Меч был так хорош, что ломбардщик отказался его продать? — понимающе кивнул я.

— Хуже! Меч был так хорош, что он незамедлительно отправил его своему хозяину, в Хойру.

Так-так… Случаются же совпадения на свете!

— Вы там бывали? — поинтересовался Шлема, заметив удивление, написанное на наших лицах.

— Хуже! — с теми же интонациями, что и лепрехун, ответила Глори. — Мы там, можно сказать, живем.

Теперь уже настала Шлемина очередь изумляться:

— Так выходит, что этот портал ведет…

— Нет. Отнюдь не в Хойру. Но для начала мы хотели бы дослушать вашу историю до конца. Каким образом вы из Одисса попали в эти края… кстати, что это за края?

— Варракеш. Разве вы не знали?

Ага! Мое предположение оказалось верным. Действительно, крупный торговый город Варракеш, жемчужина в составе Накого Халифата. От Одисса, если мне память не изменяет, дней эдак пять морем.

— Разумеется, не знали, — отозвался Бон. — Мы ведь пришли с той стороны портала.

— Да, действительно… А насчет Варракеша все было весьма прозаично. В самых расстроенных чувствах я вернулся в лепрехунский квартал. Слава богам, моя маленькая мастерская была на месте, так что без куска хлеба я бы не остался. Конечно, мне было нестерпимо стыдно, конечно, я не знал, как смотреть в глаза родителям и знакомым, но другого выхода не было.

Но не тут-то было! Уже через пару дней после моего вынужденного переселения меня навестила уйма народа, общаться с которым мне меньше всего хотелось, — кредиторы. Счета за продукты и уборку, обеды и приемы и все прочее на сумму почти четыреста золотых. Будь у меня мой меч, я бы и внимания не обратил на эту проблему. Но меча не было. Будто мало мне было прочих бед — месяц закончился,, и куча служащих в моем доме горела желанием узнать, кто будет платить им честно заработанные деньги. Не иначе как подлец Хмурилли подсказал им, где можно найти их бывшего хозяина. Самое же печальное, что от лица делегации выступали мои любимые телохранители Вломил и Влупил. Поняв, что сейчас с меня взять нечего, хримтурсы намяли мне бока, разгромили дом и пообещали, что если к завтрашнему утру я не выплачу им все жалованье вплоть до медной орлинки, то следующим моим местом жительства станет лепрехунское кладбище.