Воспоминания немецкого генерала.Танковые войска Германии 1939-1945 - Гейнц Гудериан

В октябре 1940 г. Гитлер был занят переговорами с французами и Франко о продолжении войны. В конце переговоров он встретился во Флоренции со своим другом Муссолини. По пути во Флоренцию на станции Болонья Гитлер неожиданно узнал, что его союзник, не уведомив его, Гитлера, и даже без его согласия начал войну с Грецией. Этим самым снова была затронута балканская проблема, и война пошла в направлении, чрезвычайно нежелательном для Германии.

Первым последствием самовольного шага Муссолини был, как об этом сказал мне Гитлер, отказ Франко от всяких действий вместе с Осью. Он явно не захотел проводить совместную политику с такими партнёрами, от которых можно было ждать всяких неожиданностей.

Вторым последствием явилось всё растущее напряжение в отношениях между Германией и Советским Союзом. Это напряжение было усилено рядом инцидентов последних месяцев и особенно немецкой политикой в Румынии и на Дунае. Чтобы ликвидировать это напряжение, Молотов был приглашён в Берлин.

Из визита Молотова и хода переговоров Гитлер сделал вывод, что войны с Советским Союзом не избежать. Он не раз рисовал мне ход берлинских переговоров как раз в таком виде, в каком я передал их выше. Правда, по этому вопросу он разговаривал со мной впервые в 1943 г., но и в дальнейшем он неоднократно повторял мне то же самое, неизменно давая переговорам одну и ту же оценку. Я сомневаюсь в том, что он точно передавал ту точку зрения, которой он придерживался в то время.

По поводу итальянской политики в октябре 1940 г. Гитлер высказывался ещё с большим негодованием, чем о русских притязаниях, и мне кажется, он со своей точки зрения был совершенно прав. Нападение Италии на Грецию было не только легкомысленно, но и вообще излишне. Уже 30 октября итальянское наступление было остановлено, а 6 ноября греки захватили инициативу. Когда плохая политика ведёт к военной катастрофе, обычно обвиняют генералов; так и у итальянцев гнев Муссолини был направлен на генералов, в первую очередь на Бадольо, который предостерегал Муссолини от военных авантюр, но, к сожалению, тщетно. В середине ноября греки нанесли итальянцам чувствительные удары. Теперь Бадольо был объявлен врагом существующего в Италии режима и предателем. 26 ноября он подал в отставку. 6 декабря его пост занял Кавальеро.

10 декабря итальянцы потерпели в Африке у Сиди-Барани тяжёлое поражение. В общих интересах Германии и Италии было бы более целесообразным, если бы итальянцы отказались от авантюры в Греции и вместо неё укрепили своё положение в Африке. Теперь маршал Грациани из Африки начал просить посылки к нему немецких самолётов; Муссолини стал выпрашивать для Ливии пару немецких танковых дивизий. Немецкие войска под командованием Роммеля снова восстановили положение.

В результате самовольных действий итальянцев и ошибки на Балканах крупные немецкие силы были скованы в Африке, а затем и в Болгарии, Греции и Югославии. Это обстоятельство сокращало численность наших войск на решающем театре военных действий.

Оказалось, что для ведения войны ещё недостаточно объявить Альпийский хребет границей интересов между державами оси. Взаимодействие союзников было организовано недопустимо плохо.

Вскоре после визита Молотова в Берлин начальник моего штаба подполковник барон фон Либенштейн и начальник оперативной части майор Байерлейн были вызваны к начальнику генерального штаба сухопутных сил на совещание, где они получили первые указания относительно «плана Барбаросса» — плана войны против России. Когда они после этого совещания пришли ко мне на доклад и развернули передо мной карту России, я не поверил своим глазам. То, что я считал невозможным, должно претвориться в действительность? Гитлер, который резко критиковал в моём присутствии политическое руководство Германии 1914 г., не понимавшее опасности ведения войны на два фронта, теперь сам хотел, не окончив войны с Англией, начать войну с Россией. Этим он сам навлекал на себя опасность, вытекающую из ведения войны на два фронта, от чего его настойчиво предостерегали все старые солдаты и что он сам стал часто называть ошибочным шагом.

Я весьма недвусмысленно выразил своё разочарование и возмущение, поразив обоих моих сослуживцев. Они находились под впечатлением замысла главного командования сухопутных сил и поэтому сразу же ответили мне, что, по словам начальника генерального штаба сухопутных сил Гальдера, для разгрома — России потребуется не более восьмидесяти недель. Разделение сил между тремя примерно равными группами армий, которые должны продвигаться по расходящимся направлениям вглубь территории России, не имея ясной оперативной цели, с точки зрения военного специалиста, не могло казаться правильным. Мои опасения я сообщил через своего начальника штаба главному командованию сухопутных сил, что, однако, не возымело никакого действия.

Не будучи посвящён во все дела, я мог ещё надеяться на то, что Гитлер не окончательно решился на войну с Советским Союзом, а хотел только запугать его. Но всё же зима и весна 1941 г. были для меня кошмаром. Новое изучение походов шведского короля Карла XII и Наполеона I показало все трудности этого театра военных действий; одновременно выявилась недостаточность нашей подготовки к такой крупной кампании. Прошлые успехи, особенно победа на западе, одержанная в столь неожиданно короткий срок, так затуманили мозги руководителям нашего верховного командования, что они вычеркнули из своего лексикона слово «невозможно». Все руководящие лица верховного командования вооружённых сил и главного командования сухопутных сил, с которыми мне приходилось разговаривать, проявляли непоколебимый оптимизм и не реагировали ни на какие возражения.

Готовясь к выполнению, предстоящих трудных задач, я с особым рвением занимался обучением и вооружением дивизий, находившихся под моим контролем. Я настойчиво указывал войскам на то, что предстоящая кампания будет значительно тяжелее, чем кампания в Польше и западная кампания. В целях сохранения военной тайны я не мог говорить ничего другого, Я хотел только предотвратить легкомысленное отношение моих солдат к новой, страшно трудной задаче.

К сожалению, как уже указывалось выше, материальную часть вновь сформированных по приказу Гитлера дивизий составляли главным образом французские машины. Эта материальная часть никоим образом не отвечала требованиям войны в Восточной Европе. Недостаточное производство машин в Германии, не удовлетворяющее быстро растущие потребности, к сожалению, не позволяло нам покрыть этот дефицит.

Об уменьшении числа танковых частей в составе дивизии я уже говорил. Уменьшение количества танков в дивизии до некоторой степени компенсировалось вооружением дивизии танками новых типов Т-III и T-IV, которые почти полностью вытеснили старые танки типов T-I и Т-II. К началу войны против России мы думали, что сможем рассчитывать на техническое превосходство наших танков над известными нам в то время типами русских танков, что смогло бы до некоторой степени сократить известное нам значительное численное превосходству русских (в начале войны с Россией у нас было 3200 танков). Однако мне уже было известно одно обстоятельство: как раз весной 1941 г. Гитлер разрешил русской военной комиссии осмотреть наши танковые училища и танковые заводы, приказав всё показать русским. При этом русские, осматривая наш танк типа T-IV, не хотели верить, что это и есть наш самый тяжёлый танк. Они неоднократно заявляли о том, что мы скрываем от них наши новейшие конструкции, которые Гитлер обещал им показать. Настойчивость комиссии была столь велика, что наши фабриканты и офицеры управления вооружения сделали вывод: «Кажется, сами русские уже обладают более тяжёлыми и совершенными типами танков, чем мы». Появившийся в конце июля 1941 г. перед нашим фронтом танк Т-34 и был типом танка новейшей конструкции.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});