Дурацкий расклад - Харитон Байконурович Мамбурин

тоже я. Чего стоило собраться с духом, а не собраться телом, чтобы выкурить пять-шесть сигарет за раз — неведомо никому, даже мне, потому что в один момент ищущий место для нервного перекура я просто решил двигаться дальше.

Да. Двигаться дальше. Волшебная новая жизнь.

«Я так хочу, чтобы лето не кончааааалось…» (с)

Нервная песня, изыди из моей головы, я занят!

Проход к терминалу стакомовского суперкомпьютера нашёлся аж на пятнадцать, плюс-минус тапок, метров выше «поля мертвеца». Узкий и тесный, он смачно дул в меня тугим мощным потоком горячего воздуха, обещая предстоящее превозмогание зашкаливающего уровня. Мне деваться было некуда, так что вызов был принят.

Этот проход на жалкие три метра стал самым серьезным испытанием в моей непростой жизни. Не имея никакой возможности превратиться в человека (да тот бы и не пролез!) я тыкался туманом в жесткий поток воздуха раз за разом. Шипел про себя, ругался, экспериментировал… торопился.

Времени было мало, совсем. Будь его больше, то можно было бы поискать в местных подземельях какую-нибудь плоскую железку, под защитой которой я бы смог банально продавить себя внутрь, но увы, такой роскоши у меня не было, поэтому пришлось идти на крайние меры.

Сверхуплотняться, сверхзакручиваясь в сверхкомпактный вариант «белого глиста».

Помните старую карикатуру, в которой лысый и бородатый учитель химии делает что-то с пробирками, а рядом стоят два пионера. Один из них с почти уверенным видом сообщает: «Е*анет!», на что увлеченный преподаватель напряженно бурчит «Не должно»…

Вот также и тут. Мы, неосапианты и те, кто считает себя экспертом по нам, типа Нины Валерьевны, очень аккуратно подходим к ощупыванию собственных границ в силах. Мне это вообще рекомендовано из уст моего куратора грубыми матерщинными словами, потому что Витя — Симулянт. Терра инкогнита. Странный и страшный тип не совсем правильной неогенной ориентации. А еще у него есть какая-то пятая особенность, которую искали, но так и не нашли. Я, вообще-то, всегда думал, что пятая особенность — это моя душа, начавшая новую жизнь, но…

О чем только не будешь думать, пока остервенело кидаешься в дырку, из которой тебя выдувает…

«Ветер в харю, я фигарю» …

Черт побери, как в автомобиле без лобового стекла. Почувствуй себя многоразовым пуком…

Я даже не очень-то и помнил момент, когда полностью оказался внутри жутко длинной трубы, в которой шла труба поменьше. Даже не помнил, как вновь собрался в человека. Так, мелькали обрывки памяти, в которых трясущиеся руки тщательно и бережно проверяют белую ленту программатора, которую я пронес, буквально создав внутри себя длинную безопасную зону, вокруг которой крутился сверхуплотненный туман, помню те же руки, пытающиеся открыть пачку сигарет, восемь испорченных спичек…

Гулко бьющееся в груди сердце, от ударов которого подёргиваются пальцы рук…

Такое уже один раз было. Когда-то в детстве, в своем первом детстве, я, будучи ребенком, склонным к излишествам, сожрал почти два килограмма слегка незрелой хурмы, поймав при этом величайший запор всех времен и народов. Где-то на неделю, по окончанию которой организм мне сказал, что так жить нельзя — балласт надо бы скинуть. Причем, это было не предложение, а ультиматум! Вот тогда да, я принял муки за все человечество и пару соседних, едва не сломал руки о стены туалета, чуть не порвал рожу в гримасах, а жопу в стараниях. Сколько это длилось — я не помнил, но вот ощущение тотального опустошения всех резервов, ресурсов и, что важнее всего, кишечника… оно присутствовало в полной мере. Эдакое, знаете ли, затмение, о котором ты мало что помнишь, но очень боишься повторения.

Вот сейчас тоже самое.

Здесь было горячо. Жарко как в бане. А еще этот воздух, всасываемый в отдушину, из которой я вылез, пах отнюдь не розами. Но это уже были сущие мелочи. Аккуратно собрав с помощью слизистого комка пепел и окурки, я пошёл вперед, в поисках нужного терминала. Метров через триста он и случился, гордо демонстрируя мне могучий электронный замок, лишенный даже дисплея. Хмыкнув, при виде этого богатства, я разложил длинную ленту программатора, а затем, превратившись в туман, аккуратно поднял её, занося под основной кабель. Вот тут, на расстоянии вытянутой руки от терминала, и были расположены гнезда соединения, в которые технический специалист подключал свою аппаратуру для анализа и проверки этого сектора кабеля. Находящаяся под магнитным замком клавиатура позволяла ввести код разблокировки этих гнезд, заодно подавая сигнал на центральный пульт, но этого мне было не надо.

Программатор нужно было только подключить.

Я не переходил в форму человека, а банально висел туманчиком, завороженно осматривая мигающие оранжевым цветом индикаторы программатора. Это почти гипнотизировало. Одно дело тащить его в рюкзаке, другое даже спускать сюда сквозь всю эту сырость и плесень, но совсем другое — защитить от лютого воздушного потока. Совсем другое. Это ж, блин, буквально платы, расположенные на плоском кабеле. Голые платы.

Красный индикатор. Три помигивания. Теперь другой — снова три. Работа завершена. Бережно отсоединяю шайтан-устройство и делаю ноги. Я сожму отработавший свое программатор до объёма в треть спичечного коробка, но оставлю его не где-нибудь здесь, а в сырой ржавой трубке, торчащей из потолка одного из переходов. Да еще и щупальцем утрамбую так, что достать останки, не выковыряв трубу из потолка, будет нереально. Всё.

Теперь можно в театр!

Глава 15. Театр одного актера

Субъективность времени — штука, к которой я успел отлично приспособиться. Вообще-то это несложно, если ты живешь с двумя… как бы это выразиться? Страстными и требовательными девушками, да. То есть, скажем, время с 23 вечера до 3-4 утра пролетает совершенно незаметно, а вот потом, иногда даже до утра, растягивается неописуемо, потому что ты — работаешь, иначе и не сказать. Причем настолько плотно и с такой самоотдачей, что спортзал становится излишеством. Пробежки тоже.

В данном случае я не жалуюсь и не хвастаюсь, а объясняю, почему врываюсь в мой театр с шашкой наголо и со всей дури. Понимаете, товарищи, мы, туманы, часов не носим. Это досадное упущение приводит к тому, что, затратив какое-то время на не слишком адекватный прорыв до терминала суперкомпьютерного кабеля, я понятия не имел, сколько его пролюбил. Следовательно, зовём на помощь маму арифметику — при 25-процентном шансе обнаружить неведомое количество злых и гадких врагов народа в своей точке, я вполне могу рискнуть и ворваться. А еще, если вспомнить, на каком отдалении от центра событий находится этот театр, можно легко предположить, что как раз тут