Гипнос - Альберт Олегович Бржозовский

фирма. Ронда знала обо мне слишком много.

⁃ Эй! — Я гаркнул так, что обернулась пара с другой стороны вестибюля, — не тронь пакет. Там мои шмотки.

Синтетический жилет ретировался.

⁃ Ты не с Шеффилдом? — Спросил я у Арнеллы.

⁃ С Шеффилдом, с тобой, с тем, с другим… какая разница? — Она издевательски лыбилась и сияла карими глазищами, полными нежности и решимости, — только не говори мне о верности, принципах и всей этой ерунде. Не работает уже давно. Лучше слушай: у отца Шеффилда был сонный паралич и сердце не справилось с нагрузкой.

⁃ Что это значит?

⁃ Разорвался то ли желудочек, то ли предсердие, я не поняла. В общем, был выброс адреналина, и все.

⁃ Он мёртв?

⁃ Да. Мать Шеффилда сказала, что она собиралась пойти в туалет, включила свет и увидела, что у Мортимера широко открыты глаза. Она его окликала, но он как будто спал, а потом перестал дышать. Мать пыталась делать массаж сердца и искусственное дыхание, но впустую. Бедняга, она безутешна. Шеффилд сказал, что это сонный паралич и следом — слабое сердце. Такое было в восьмидесятых, люди умирали от страха во сне. Почему-то они были в основном из юго-восточной Азии. Теперь Шеффилд надеется найти отца в Джуджионе. Я просто хотела, чтобы ты знал, на что подписался. Не понимаю, на что он рассчитывает.

Зато я прекрасно понимал.

⁃ Почему он не взял тебя с собой?

⁃ Я сама не захотела. Не люблю уезжать из города.

⁃ Меня ждут внизу, — сказал я.

⁃ Удачи.

Мортимер Биссел мёртв. Не болен, не подавлен, не огорчён, а мёртв. Знай Арнелла о первопричине смерти отца Шеффилда, она не говорила бы со мной. А, может быть, и говорила. Раздражающая непреодолимая притягательность Арнеллы и заключалась в невозможности судить о ней определенно. Нельзя было предугадать ее следующий шаг. Она не подчинялась логике или целям, ей было плевать на меня, на Шеффилда, на бюро и на все, кроме неуловимого нечта, ведущего ее вперёд. Если Луи Бойл интерпретировал Ронду, как Энергетический Интеллект, то Арнеллу можно было интерпретировать, как сумасбродный интерес. Она не смотрела в будущее и не оглядываясь на прошлое. А я делал и то и другое — прямо там, одеваясь посреди вестибюля в спортивный костюм, который купила для меня Ронда. Мое возмездие свершилось. Я хотел вмешаться в сон Мортимера Биссела, вселить в его сознание страх или сомнение, болезнь или подавленность, огорченность, лишить его покоя, но не жизни. Я предполагал, что смогу отомстить мистеру Бисселу через родительскую агрессию. Посеять в сон Мортимера психическую нестабильность, которая отразится на общении отца и сына. Но все сложилось иначе. Сердце старика не выдержало. Я забрал у Шеффилда того, кто был важен для него. Джуджион забрал того, кто был важен для меня. Элис. Поэтому она пропала. Я расплатился за содеянное почти сразу, хотя и не знал что сотворил. До того момента, пока Арнелла не рассказала мне. Я винил ее. Не потому, что нужно было найти виноватого, и направить на него жалящую злобу и разъедающую скорбь, а потому, что хаотичная легкомысленность поступков моей бывшей напарницы становилась чреватой необратимыми последствиями для других людей. Я шёл искать Мортимера Биссела в Джуджионе уже во второй раз, а ведь мог — тоже во второй раз — просто уехать. Джон Фелкентон встретил меня на уровне «R».

⁃ Я нашёл для Вас одежду, мистер Эдельвайзер. Вижу, мои старания оказались бессмысленны. Вам пора отправляться.

Он указал на лифт. Я спустился на операционный уровень, гудящий голосом мистера Биссела: «Прозрение снизойдёт на каждого, кто отречётся от привязанности к материи. И поведёт каждого, кто воздаст ему нематериальное. Неведение есть кара для зрячего, отказавшегося видеть».

Координатор выдал мне комплект для погружения, и я вошёл в кабину. Проделал ряд знакомых процедур. Открыл глаза, сохранная зрение в расфокусированном состоянии. Передо мной стоял силуэт. На миг я подумал, что погружение не удалось, что комбинация аудиодорожки и стереограммы не сработала. Или я пропустил один из шагов. Силуэт не двигался и молчал. Я не понимал, кому он принадлежит — координатору, который пришёл проследить за моим состоянием, сущности из сна или моему воображению. Чтобы завершить цикл погружения в Джуджион, мне нужно было подойти к автостереограмме, висящей на двери и сфокусировать зрение так, чтобы объемное изображение пропало. Но я не мог встать. Я находился на промежуточном этапе и не знал что будет, если сфокусировать зрение, не глядя на стереограмму. Я не знал, чем это грозило. Я не мог встать не потому, что не знал как правильно поступить дальше, а потому, что не мог сделать этого физически. Так же, как не умел наносить удар во сне до тех пор, пока меня этому не научили на инструктаже. С расфокусированным зрением я не мог рассмотреть силуэт.

⁃ Элис?

⁃ Здесь нет Элис, — ответил мне силуэт.

Я узнал его голос — не так, как узнавал голоса Луи Бойла или бывшей напарницы, ставшей основанием творившихся трагедий. Я узнал голос, потому что слышал его каждый день, и ощутил свой пульс — горячий, ритмичный и быстрый. Он шумел в ушах, давил затылок, ощетинивал волосы и сжимал мышцы. Организм готовил меня к форс-мажорным обстоятельствам. Я сфокусировал зрение, сидя в кресле, не в силах подняться на ноги. Передо мной стоял я. Я смотрел на себя и я же смотрел на меня. Я был точно таким же, как я. Тот, что стоял перед сидящим расплывался по краям, как будто обволакиваемый прозрачным искажающим жаром от костра. Он словно втягивал внутрь себя преломляющийся в искусственном свете ореол пространства и времени и тут же источал его обратно. Тот, что сидел перед стоящим был обычен. Я видел себя одновременно двумя парами глаз, но не со стороны. Два изображения накладывались друг на друга и при этом создавали одну сферическую панорамную картину. Мое сознание конфликтовало само с собой. Оно оказалось разделено, но оставалось единым.

Я вспомнил слова Элис о предназначении стереограммы: «Обрабатывая поступившую от зрительных органов визуальную информацию, головной мозг соединяет два плоских изображения в одно объемное. Для погружения Вам нужно будет проделать то же самое со своим сознанием». Теперь мое сознание собирало воедино два объемных изображения — и не было к этому готово. Появилась дезориентация, клаустрофобия и паника — неконтролируемые и всепоглощающие. Я чувствовал себя глупым, немощным, растерянным и ничтожным, и был таким на самом деле. Это помогло мне понять, что произошло.