Деяние XII - Павел Виноградов

Исраэлю Ори можно только поражаться – вот уж пассионарий был, вот такой… Пробыл в России шесть лет, и за это время Артель была полностью налажена. До сих пор у неё та структура почти, которую он ей придал, даже наша табель о рангах петровская. Хотя, конечно, с кадрами проблем не было – вертикальная мобильность в России была тогда оч-чень высока, наверх поднимались самые ярые и лучшие. Пассионарии. Из них-то кадры Артели и рекрутировались. Отрок вот тогдашний, Алексей Петров, брат Абрама Ганнибала, тоже ведь из гнезда Петрова был, а вытащил его будущий Батырь батырей Савва Рагузинский аж из Турции, из султанского сераля…

Потом Ори уехал в Персию с российским посольством. В политическом смысле ничего особенного не добился, но ячейки Артели на Востоке насадил. А на обратном пути, в Астрахани, в 1711 году, агентами Клаба был отравлен.

Клаб тогда явственно ощутил, что вот, появился-таки настоящий противник. Дефо был в бешенстве. Но они опоздали – Артель уже работала вовсю, и Персидский поход Петра стал её первой серьезной операцией. Он имел, конечно, двойственный смысл – цели Российской Империи и Артели, хоть и одновекторны, но все-таки в разных плоскостях лежат. Но об этом вы узнаете позже.

Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра.

Пока свободны.

СССР, Ленинград, 23 ноября 1983

Никто бы точно не сказал, с какой поры в Обители поселилась смутная тревога. Просто мало-помалу она стала частью здешней жизни. Один Руслан, в любовном угаре не замечавший вокруг ничего, долго не сознавал, что наставники сделались суровее, говорили напряженно, вели занятия куда более жёстко, чем раньше. Очень редко появлялся Игумен, а когда его изредка видели на занятиях (у него не было своего предмета, но раньше он любил, что называется, лично контролировать учебный процесс), бывал угрюм и бледен, совсем не делая обычных замечаний наставникам и послушникам.

Даже вальяжный и благодушный Герш Лисунов на глазах постарел, сдал, иногда надолго замолкал посередине лекции, словно думая о чем-то другом. Когда до Руслана, наконец, дошло, что творится неладное, он осмелился обратиться к Гершу после урока – прославленный игрок постоянно демонстрировал ему особое расположение, но Руслан был достаточно мудр, чтобы не злоупотреблять этим.

– Батырь…

– Гер-рш, просто Гер-рш.

Слова окутывались парами хорошего виски.

– Герш, – послушно поправился Руслан, – пожалуйста, объясните, что происходит в Обители?

Величественный старик несколько секунд глядел на юношу, живо напоминая подобравшегося для прыжка льва. Разумеется, он был в курсе настоящего имени Ставроса, и вообще всего. Очевидно, сначала хотел изобразить удивление, но решил, что от Отрока скрываться не стоит.

– Знаете, Р-руслан, ваше послушание и так обещает быть нелёгким, чтобы сваливать на вас ещё и заботы Совета. Но если хотите… Да, вы пр-равы, происходит… Нечто непонятное и тр-ревожное. Однако даже Совет ещё толком не понимает, что именно.

Он поклонился, развернулся и, чуть покачиваясь, пошествовал по длинному коридору.

Вскоре Руслан заметил, что многие преподаватели стали обращаться с Гершем не так, как раньше. Словно бы старались свести контакты с ним к минимуму. Юноша был потрясен, случайно увидев, как столкнувшийся с Лисуновым Игумен отвернулся и быстро проскользнул мимо. На лице старого батыря при этом на мгновение вспыхнули боль и растерянность – чувства, с образом великолепного Герша несовместимые. Впрочем, они так же быстро исчезли, и старый наставник последовал дальше, неся на лице уверенную, чуть высокомерную маску.

Среди послушников ходили смутные слухи о резком изменении конфигурации Игры, серьезных поражениях, нанесенных в последнее время Артели, но подробностей никто из них, конечно, не знал.

Палыч как в воду канул. У Руслана оставался последний источник объективной информации – Княжна.

Среди его индивидуальных занятий числилось то, что тут называли «Три оборота»: этнография, этнология, этикет. Придя на первый урок, он ожидал наставника минут пятнадцать. Наконец дверь открылась. Руслана словно подбросило склониться в низком поклоне, после которого он изумленно обозрел коричневый сарафан и вышитую мелкими золотыми коловратами белую рубаху, выгодно презентующие статную фигуру. Под невысоким кокошником в тон сарафану поблескивали очки в золотой оправе, из-под которых строго взирали светло-голубые глаза. Толстая льняная коса спускалась ниже середины спины.

– Добрый день, послушник Ставрос, – голос звенел как колокольчик. – Я ваш наставник по этнологии, этнографии и этикету. Называйте меня…

Так он впервые увидел Княжну.

На первом уроке она сразу объяснила, почему этнография, этнология и этикет идут в одной связке:

– Этнология изучает процесс развития этноса в историческую эпоху. Наука эта по преимуществу географическая, – голубые глаза строго посверкивали из-под очков, но голос был по-девичьи звонок. – Этнография – описательная наука, изучающая материальную и духовную культуру, особенности психологии и поведения различных этносов. Этикет – совокупность правил поведения, регулирующих внешние проявления отношений…

– Послушник Ставрос, – прервалась она, – вы видите связь между этими дисциплинами?

Руслан озадаченно передернул плечами.

– Этнология – это о том, как развивался народ… – попробовал наудачу. – Этнография… как он живет… и чем вообще от других отличается… Этикет… Этикет должен быть разным у разных народов…

Внимательно выслушавшая его Княжна кивнула.

– Мыслите в правильном направлении. Для участника Игры курс этногенеза имеет значение теоретическое, а этнография и этикет – практическое. Законы рождения, жизни и умирания этносов открыл мой учитель. Когда вы усвоите их, вам будет гораздо легче не только понимать истинный смысл и правила Игры, но и ориентироваться в образах тех многочисленных этносов, среди которых вам предстоит работать. Но для этой работы вам необходима этнография – свод сведений об этносе, его психологии. Или, как говорит мой учитель, стереотипе поведения, который включает в себя, в том числе, и этнографические подробности. Однако знать, – она выделила слово привычно, видимо, пользовалась таким приемом частенько, – для вас недостаточно. Вам надо уметь вести себя так, как принято у того или иного народа. Например, у европейцев рыгать после еды считается очень неприличным, а у китайцев – совсем наоборот. Потому в Китае вы обязаны рыгать после еды…

Грубое словцо забавно вклинилось в её нарочито академичную речь. Но за имиджем бесстрастного седого профессора Руслан отлично видел, насколько она ещё молода – не столько по возрасту, приближающемуся к важной для женщины границе «элегантности», сколько по… хотя бы, по тому, что она назвала «стереотипом поведения». Более того: в какой-то момент Руслан с удивлением понял, что Княжна порядком стесняется его и в то же время преисполнена любопытства. Он не помнил, когда в нем появилась эта стариковская проницательность. Может быть, ещё в психушке. Или после Горы Орла. Или в Обители. Но уже привык доверять своим ощущениям, принимая этот дар, как дополнительное подспорье для будущей Игры.

Причина волнения интеллектуальной дамы была для него не нова: та знала, что он Отрок и не очень понимала, как себя с ним вести. Он чувствовал это практически у всех посвященных в его тайну. Даже у Палыча. Даже у Герша. И даже у холоднокровного Мастера порой прорывалось. Лишь в своем духовнике, да ещё в Ак Дервише никогда не ощущал ничего, помимо ровного спокойствия. Но владыка Назарий был слишком близок к Богу, а Дервиш являлся личностью из ряда вон выходящей…

Иногда Руслана такое внимание раздражало, но он понимал живших Игрой людей, которые видели перед собой живое воплощение одной из самых таинственных её легенд…

Конечно, чувства свои Княжна очень неплохо скрывала, обращаясь с ним, как с обычным послушником. Хотя от урока к уроку их общение становилось всё менее скованным. Весьма способствовали тому и учебные командировки, длящиеся по несколько дней, когда их воздухом перебрасывали в места жительства различных этносов, и они должны были пообедать в северокитайской забегаловке, участвовать в медвежьем празднике нивху или Курбан-байраме на Северном Кавказе. Приключений при этом было достаточно, так что постепенно их отношения, внешне оставаясь корректно-официальными, на самом деле сделались вполне свойскими.

– Кто он, ваш учитель? – как-то задал он давно вертевшийся на языке вопрос, когда она в очередной раз упомянула таинственную эту личность.

Её лицо в один момент стало восторженно-мечтательным.

– Ты обязательно должен услышать хотя бы одну его лекцию, – произнесла она с загадочной улыбкой.