Талисман десанта - Сергей Зверев

– Нет, ты уходишь, а я остаюсь, – перебил его полевой командир.

– А кто поведет группу?

– Тропа идет вокруг горы, потом спуск над обрывом, а дальше вы с капитаном уже знаете.

– Нет, брат. Провести должен ты, чтобы не рисковать. А вообще, тогда, в восемьдесят пятом, помнишь, ты остался. Теперь моя очередь – так что я остаюсь.

– Давай снова бросим жребий. – Не дождавшись ответа, Мустафа-Шурави достал из кармана штанов почерневшую от времени монетку. – Ты – орел, я – решка. – Он подбросил монетку, поймал и прихлопнул ладонью другой руки. – Решка – я остаюсь.

– Постой, дай-ка я подкину, – настаивал Батяня.

– Нет.

– Давай-ка, брат.

Мустафа-Шурави хотел спрятать монету в карман, но не успел – Батяня перехватил его руку, и полевому командиру пришлось разжать кулак.

– Я слышал про такие монетки, – усмехнулся Лавров и покрутил пальцами черную серебряную монету, наверное, еще времен Синдбада-морехода. – «Пиратская монета удачи».

На монете с двух сторон были решки.

– Давай, бери людей, а я остаюсь здесь, – скомандовал майор.

– Батяня, ты совсем не знаешь эти горы… – начал было Мустафа-Шурави.

– Я знаю горы во многих точках мира, – пресек его довод Батяня.

– Ладно, – махнул рукой полевой командир. – Будь по-твоему. Мы еще встретимся. Всем приготовиться к отходу! – крикнул он. – Андрей остается и нас прикроет!

– Я тоже остаюсь, – тут же отреагировал капитан Столяров. – Вдвоем мы вас лучше прикроем.

– Валера, это приказ, – сказал Батяня. – На этом участке можно справиться и одному.

– Уходим! Быстро! – скомандовал Мустафа-Шурави.

– Я не пойду! – упорствовал Столяров.

– Товарищ капитан, приказы не обсуждаются, – Батяня сейчас думал о семье Валеры, о его жене и сыне. – И давай сюда рожки и гранаты для подствольника.

Майор Лавров выбрал неплохо защищенную позицию за серым базальтовым валуном и залег. У него были два «калашникова» и «мини-узи».

– Все, уходим! – сквозь зубы проговорил Мустафа-Шурави.

Пакистанцы заметили, что беглецы начали ползком подниматься по тропе, и попытались высунуться из своих укрытий. Они стреляли вверх наугад. Батяня застрочил из своего автомата, чтобы не дать наемникам сделать хоть один точный выстрел. Когда в магазине кончились патроны, он не мешкая схватил автомат Алекса и стрелял, пока беглецы полностью не скрылись из виду. Теперь он мог дать себе передышку – вставил новый рожок в свой автомат и принялся ждать.

* * *

Рахмад и Харун быстро догнали Абу-Бакра – не управляемый седоком конь перестал бежать. Спокойным шагом он шел по каменистому плато. Телохранитель Мустафы-Шурави не мог ни пришпорить его, ни подогнать бунчуком. Абу-Бакр старался изо всех сил оставаться в сознании, чтобы держаться за гриву коня и не упасть на землю. Кровь черно-бордовым ручейком сочилась из его правой руки. Пуля имела крупный калибр, и рана была слишком большой, чтобы кровь могла свернуться и закрыть ее полностью.

Рахмад подъехал вплотную к лежащему на шее коня Абу-Бакру и с силой столкнул его золоченым прикладом винтовки с седла. Телохранитель Мустафы-Шурави, словно мешок с хлопком-сырцом, упал на землю, а конь, уже без седока, поскакал дальше.

– Ты убил многих. Но, главное, ты убил нашего друга Абдул-Джаббара, – произнес Рахмад над лежащим Абу-Бакром. – Теперь тебе самому придется умереть бесславно.

Пакистанец соскочил со своего коня, достал из-за пояса кривой нож и нагнулся над телохранителем Мустафы-Шурави. Рахмад пихнул его ногой, чтобы тот перевернулся на спину.

– Ну что, говоришь, зря Дост-Мухаммад приказал нам стрелять? – Рахмад одной рукой схватил раненого за ухо, а другой приставил к нему острый нож.

– Ты его вначале не пристрелишь? – скривился Харун.

– Отрежу ухо, а потом пулю в живот. Пускай помучается перед отправкой на небо.

– Ладно. Я поймаю коня, – Харун пришпорил своего скакуна.

Рахмад еще ближе наклонился к Абу-Бакру и вдруг, схватившись за грудь, с глухим стоном упал на бок. Харун обернулся и сам, с простреленным затылком, упал замертво с коня.

Они не могли услышать выстрелов. Скалы на краю плато скрывали стрелка.

Сабавун, как всегда, отправился следом за своим командиром. Подъезжая к каменистому плато, он увидел, как раненого Абу-Бакра, которого издали можно было узнать по белому, расшитому золотом халату Салада, догнали двое неизвестных. Сабавун посчитал, что они слишком грубо обошлись с его другом, поэтому ему пришлось вскинуть свою снайперскую винтовку с черной трубкой оптического прицела.

После Сабавун на своем скакуне поймал под уздцы коня Абу-Бакра и подвел его к раненому.

– Где командир? – спросил снайпер.

– Шурави ушел с шурави, – одними губами ответил телохранитель, – его не догонишь.

– Шурави – русские – всегда возвращаются к русским, – сказал Сабавун. Он поднял дорогую винтовку Рахмада. – Красивая штука.

Сабавун привязал трофей к седлу своего коня, затем заставил коня опуститься на колени, с трудом поднял тяжелого Абу-Бакра и перекинул его через спину своего коня. После этого повел под уздцы своего коня и коня Абу-Бакра к кишлаку Селаб, который славился в этой местности целебным источником.

* * *

Батяня разрядил еще один рожок и собрался поменять позицию. Он уже приметил подходящий выступ, как вдруг услышал характерный звук – словно в воздух подбрасывают металлическую болванку. Батяня еще со времен Афганской кампании хорошо знал, что это. Наемники начали стрелять из «М6» – пакистанского 60-миллиметрового миномета. Чисто инстинктивно десантник вжался в грунт. Над его головой разорвалась мина, похожая на уменьшенную в несколько раз авиационную бомбу. Град осколков просвистел над головой. Минометчик, как предположил Батяня, стрелял из-за небольшого утеса, почти вслепую, на слух. Где-то недалеко разорвалась еще одна мина.

Батяня выбрал момент и постарался достать минометчика из своего подствольника, но его граната «разбила» только макушку утеса.

«Пора сваливать», – десантник пополз к заранее выбранному скальному выступу.

Над ним еще раз ухнуло – было ощущение, словно железные когти вспороли форму и кожу на спине. Благодаря адреналину боли он не почувствовал. Батяня засунул «мини-узи» за пояс и переполз на новое место.

Наемники выпустили еще две мины по тому месту, где только что находился русский десантник. Подождав минуты три, пакистанцы показались из-за своих укрытий. Неожиданно для них, уже с другой позиции, Батяня открыл огонь. Двое автоматчиков в белых чалмах остались лежать на горной тропе, остальным пришлось снова залечь за камни. Лавров не стал ждать, когда над ним разорвутся очередные мины, а пополз наверх, чтобы спрятаться за какой-нибудь камень побольше. Спина у Батяни была уже вся мокрая от крови. Тут оглушительный взрыв расколол скальный выступ, из-за которого он минуту назад вел огонь. Острая каменная крошка поднялась высоко в воздух и со звуком дождя осыпалась на склон горы.

Еще несколько раз Батяня менял позицию, опережая наемников. Однако минометчик тоже сменил тактику. Он старался по наводке наблюдателей накрывать подходящие для укрытия места рядом с горной тропой, где мог залечь русский десантник. И все равно каждый раз, когда пакистанские наемники пытались продвинуться вверх, их останавливали автоматные выстрелы.

36

Вечерело. Тени гор заметно удлинились.

– Ветер утих, – сказал Мустафа-Шурави, – значит, полет не отменят.

Полевой командир вывел отряд на плоскогорье, куда по графику должен был прибыть вертолет.

– Восемнадцать ноль-ноль, – капитан Столяров глянул на часы. – Должны уже быть здесь.

Он посмотрел в небо. Оно было чистое – даже облаков не было видно. Только длиннохвостые орлы парили высоко над горами, выискивая себе добычу.

Все с тревогой прислушивались к горам. Время от времени там слышались раскаты грома – это было эхо от взрывов.

«Держись, майор Лавров», – мысленно говорил каждый. Все прекрасно понимали, что положение у него безвыходное, поэтому молили Бога помочь ему.

– Я ухожу к Батяне на выручку, – не выдержал капитан Столяров. – Группу мы привели на место, ее спокойно заберут, а я ему подсоблю.

– Нет, – Мустафа-Шурави поднял руку, чтобы тот остановился. – Вертушка не пришла. Если она еще задержится, а наемники прорвутся сюда, нам придется сдерживать их, пока не прилетят наши.

– Но ведь там Батяня! – От злобы капитан Столяров до боли в руке сжал автомат. – Надо что-то делать!

Об этом же самом думал и Милош. Была бы его воля, он еще тогда, на горной тропе, остался бы с русским десантником. Однако за такое самоуправство его никто не похвалил бы, а, наоборот, могли бы и под суд отдать. Ведь жизнь разведчика считается ценнее жизни солдата.