Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

умные!

— А они знают, что такое трындец? — ехидно прищурился Эрдруф.

— Я у них не спрашивал, — признался Ниэльм.

— Да наверняка не знают! — пренебрежительно хмыкнул Эрдруф. — Они хотят казаться умными и сильно чванятся, а на самом деле даже таких простых вещей не знают!

— Они умные! — негодовал Ниэльм. — Это ты — дурак!

Эрдруф прищурился уже не ехидно, а недобро.

— Если ты приехал из города, ты считаешь, что тебе всё можно? — прорычал он. — Изволь-ка разговаривать со мной повежливее, или я тебя вздую!

Ниэльм отказался разговаривать вежливо с этим, мягко говоря, неумным и дурно воспитанным господином, и Эрдруф стукнул его кулаком в живот. Это было очень больно, у Ниэльма вспыхнул перед глазами целый сноп искр.

— Ну что, каково? — усмехнулся Эрдруф. — Будешь ещё обзывать меня дураком?

— Буду, — сцепив зубы, прошипел Ниэльм. — Ты — дурак, самый настоящий!

И с этими словами он изловчился и двинул Эрдруфу ногой в... весьма чувствительное местечко. Эрдруф охнул и скрючился в три погибели. Ниэльм, сжимая кулаки, стоял с торжествующим видом, но слишком рано расслабился и потерял бдительность. Эрдруф совладал с болью раньше, чем он ожидал, и с рыком повалил Ниэльма на землю.

— Не трогай его! — кричал бегущий к ним Веренрульд.

Увидев, что старшего брата бьют, он бросился на помощь. Ниэльм оценил его благородный порыв, но практической пользы от его вступления в потасовку не было. Веренрульд своими маленькими слабыми ручонками цеплялся за большого и сильного Эрдруфа, пытаясь оттащить прочь от брата, но старший мальчик легко стряхнул его с себя и отпихнул в сторону.

— А ты не лезь, мелюзга!

Веренрульд упал, ушибся коленом и заплакал. А Эрдруф, усевшись на Ниэльма верхом и занося над ним свой увесистый кулак, грозно спросил:

— Ну что, готов испытать на своей шкуре, что такое трындец?!

Но ударить он не успел.

— Дети! Это ещё что такое? А ну, прекратите немедленно это безобразие! — послышался взволнованный возглас батюшки Тирлейфа.

Он вместе с Кагердом бежал к ним. Кагерд оттащил Эрдруфа, а батюшка помог подняться Ниэльму. Осматривая и отряхивая его, он обеспокоенно спрашивал:

— Сынок, ты цел?

— Да, батюшка, — ответил Ниэльм. — Верен коленку ушиб...

— Ох, священная пятка Махруд! — воскликнул отец, бросаясь к младшему сыну.

Он поднял его и тоже принялся отряхивать и дуть на ушибленное место. А дедуля Кагерд отчитывал Эрдруфа:

— Мой юный друг, это возмутительно! Что ты себе позволяешь! Разве так полагается вести себя гостеприимным хозяевам?

— А пусть сначала гости научатся себя вести, — не особенно вежливо буркнул Эрдруф. — А то ишь — возомнили о себе!

Появилась госпожа Бенеда. При виде родительницы Эрдруф мигом присмирел. А хозяйка усадьбы грозно спросила:

— Эрдруф, едри тебя в корень! Ты что тут творишь, шельмец?!

Она отвесила отпрыску увесистый подзатыльник, и Эрдруф заревел. Ещё пять минут назад дрался, как разъярённый драмаук, а теперь скулил, как дитё малое, размазывал слёзы и мотал сопли на кулак. Ниэльм был поражён этим контрастом, а ещё его словарный запас пополнился двумя новыми выражениями. Причём первое как наиболее загадочное заинтересовало Ниэльма гораздо сильнее. Он, вытерев слёзы, даже осмелился спросить:

— Госпожа Бенеда, а что значит «едри тебя в корень»?

Костоправка нахмурила свои густые чёрные брови с блёстками серебристых волосков.

— Цыц! — рыкнула она. — Нашёл, что спросить... Отвечай лучше, из-за чего вы тут возню устроили?

А батюшка Тирлейф воскликнул:

— Госпожа Бенеда! Разве можно бить детей?

Целительница глянула на него из-под угрюмых бровей.

— Ты, милок, своих деток воспитывай, а меня не учи. — И снова перевела суровый, испытующий взор на Ниэльма и Эрдруфа. — Ну так что, охламоны? Из-за чего пыль подняли?

Надо сказать, госпожа Бенеда была просто кладезем прелюбопытных выражений, и Ниэльм частенько слушал её, раскрыв рот. Как-то раз она сказала: «Какашка ты драмаука сушёная!» — когда сердилась на Эрдруфа за какую-то провинность. «Да они что там, в боках себе дыры пролёживают, вместо того чтоб работать?» — ругалась она на пастухов, которых наняла в помощь мужьям и сыновьям в огромном хозяйстве. Ниэльм так и представил себе дыры в боках, которые образуются от чрезмерного пристрастия к лежанию, и содрогнулся, решив для себя, что никогда не станет слишком долго валяться в постели. А сейчас они с Эрдруфом действительно круто повздорили — аж пыль столбом стояла, когда они дрались. «Пыль поднять» — тоже очень меткое выражение.   

— Матушка, Ниэльм обозвал меня дураком! — плаксиво пожаловался Эрдруф.

— Ну, если ты только из-за этого кулаки в ход пускаешь, то он не так уж и неправ, — хмыкнула Бенеда.

Ниэльм решился подать голос:

— Госпожа Бенеда, Эрдруф назвал глупыми моих матушку, батюшку и дедулю.

Костоправка нахмурилась и перевела вопрошающий взор на сына.

— Это правда?

— А потому что они там, в своём городе, простых слов не знают! — сквозь басовитый рёв воскликнул Эрдруф.

Бенеда отвесила ему ещё один воспитательный подзатыльник и скомандовала:

— А ну, пошёл в дом! За то, что гостей наших оскорбляешь, будешь сидеть там до ночи и к столу больше не выйдешь!

— Он сам первый начал обзываться! — выл Эрдруф.

— Пошёл, пошёл! — неласково подталкивала его родительница.

Батюшка Тирлейф, проводив эту парочку взглядом, огорчённо вздохнул. Ему кое-как удалось успокоить младшего сына, а старшему он сказал:

— Дитя моё, пойдём в комнату. Думаю, тебе тоже стоит посидеть и подумать над своим поведением. То, что ты вступился за нас, делает тебе честь, но всё же драться — это последнее дело. Всегда есть словесные средства в споре, а прибегать к насилию стоит только в крайнем случае, когда опасаешься за свою жизнь.

Вот эту-то сцену и видела Онирис в окно. Ниэльм мельком заметил там её силуэт, когда шёл с батюшкой и дедулей в дом: отец нёс на руках Веренрульда, а Кагерд вёл за руку Ниэльма. Если честно, Ниэльму тоже очень хотелось на руки, но он как старший уступил место малышу, который, сказать по справедливости, пострадал за него — его пихнули, и он ушиб колено, пытаясь вступиться за брата. Веренрульду уже настало время ложиться спать, и батюшка пошёл его укладывать.

— Спокойной ночи, Верен, — сказал ему Ниэльм. — Спасибо, что пытался помочь. Ты настоящий друг.

— Спокойной ночи, Ниэльм,