Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Матюшкин Федорович

И еще один случай, хорошо иллюстрирующий производственную и творческую обстановку тех первых лет. Летом 1950 года готовили один из опытов. Работали, не учитывая времени. Готовили и собирали аппаратуру. Ближе к полуночи, закончив наконец работу с измерительным узлом, Д. А. Балашов подошел к усердно чем-то занятому Борису Николаевичу Леденеву. Тот был занят веревками, создавая изделие, которое никак не вписывалось во взрывную тематику. На вопрос: «Что это вы вьете?» он встал со стула и несколько задумался. А потом, выставив перед собой свое «рукоделие», с доброй и несколько ироничной интонацией ответил: «Это?.. Я разрабатываю новый вариант подпруги для лошадей».

Как оказалось на следующий день, когда проводился опыт с большой моделью, этими «лошадьми» стали сам Леденев и Сергей Покровский. С помощью собственноручно сплетенной подпруги оба исследователя доставили заряд весом 150 килограммов к месту проведения опыта. Веревки они перекинули через шею на плечи, а петли на концах просунули на ручки носилок. Еще один исследователь, Балашов, был подручным, время от времени, через каждые 10–20 метров, подставляя под носилки обычную табуретку под команду: «А ну-ка, добрейший, дай Сергею возможность не упасть!» О нескольких подобных эпизодах, которые явно выходили за рамки так называемых штатных ситуаций, мне рассказывал также С. Б. Кормер.

Но справедливости ради надо сказать, что по архивным документам, с первых дней существования объекта прослеживается достаточно жесткий подход руководства КБ-11 к вопросам контроля безопасности и охраны труда.

При первых испытаниях строили погребки для хранения взрывчатых веществ. Проект предусматривал для подъезда к ним бетонную дорогу. Когда ее сделали, П. М Зернов сам сел за управление автокаром, пригласил строителей и, проехав по ней, заявил, что такая дорога для взрывчатых веществ не подойдет. Дорога была переделана. Вспоминают, что крепко доставалось от него тем, кто пренебрегал правилами работы с взрывчатым веществом[57]. Для стиля П. М. Зернова характерно было глубокое понимание связи проблемы безопасности на производстве с общей культурой, порядком на рабочем месте. Для молодого сотрудника высказывания и замечания высшего руководителя имеют огромное значение, часто запоминаются на всю жизнь. В. И. Жучихин рассказывал о разносе, устроенном ему директором вроде бы по пустяку. При посещении лаборатории Зернов обратил внимание на гору окурков в пепельнице на рабочем столе. Переход в разговоре от дружеского и участливого тона был резким и оттого особенно обидным. «Что это у тебя? Ты где находишься — в лаборатории или в кабаке?» Далее был ликбез по вопросу деградации личности, от пустяков к более серьезным упущениям, которые приводят к беде. «С тех пор всю жизнь у меня и на рабочем столе, и в ящиках стола, и во всех углах лаборатории постоянно поддерживались порядок и чистота. Правило соблюдения порядка во всем было перенесено и на подготовку и проведение эксперимента, что способствовало почти полному отсутствию отрицательных результатов, которые у нас назывались „нулями“».

Второй серьезный нагоняй, по воспоминаниям Виктора Ивановича, он получил от Зернова за… удачно проведенный первый взрывной эксперимент с натурным зарядом. И все потому, что, как выразился Павел Михайлович, «все было сделано на живую нитку: кабели подключались скрутками, поддерживались разными подвязочками, подпорочками…». «С этого разговора, — считал Жучихин, — и началась у нас не только разработка мероприятий по культуре постановки опыта, но и разработка автоматизированных систем управления подрывом и систем блокировки взрывного устройства с работой осциллографов и затворов фотоаппаратов»[58].

Осознавая уникальность, необычность и серьезность задач, возложенных на КБ-11, директор был строг и требователен в вопросах соблюдения техники безопасности. Его фраза: «Береги себя — сбережешь дело» стала крылатой среди сотрудников.

Надо было вводить в действие казематы для проведения экспериментов с взрывчатыми веществами. Комиссию по их приему в эксплуатацию возглавил Ю. Б. Харитон. Ясно, что дел у него и без этого хватало, однако главный конструктор КБ-11 считал, очевидно, невозможным передоверить контроль кому бы то ни было. Следует отметить, что данным вопросам Юлий Борисович уделял огромное внимание. Можно смело сказать, что была создана школа Ю. Б. Харитона по технике безопасности. Основывалась она на требовании высочайшего овладения профессиональными знаниями. Многие подчеркивали его требование: знать о явлении в десять раз больше, чем это необходимо для проведения конкретного эксперимента. Не случайно, что впоследствии в обиходе употреблялась единица измерения безопасности «один Харитон». Например, проверка специальных помещений проводилась не по документации, а методом «прямого воздействия». Иначе говоря, подрывали заряды взрывчатых веществ весом до 160 килограммов на расстоянии от 10 до 20 метров от лобовой стенки казематов. Зафиксирован только один случай, когда, несмотря на подобную проверку, каземат не выдержал во время проведения научного эксперимента. К счастью, все обошлось легким ранением одного из лаборантов.

При высоких требованиях к обеспечению безопасности сотрудников в ходе опытов, учитывая непредсказуемость «поведения» различных веществ, с которыми работали ученые и производственники КБ-11, руководство ядерного центра делало в основном ставку на строжайший самоконтроль и личную ответственность сотрудников.

Центральную комиссию по допуску сотрудников к взрывным работам и работе с взрывчатыми материалами возглавлял первый заместитель главного конструктора КБ-11 К. И. Щелкин. Он же, и только лично, давал разрешение на проведение экспериментальных работ на спецплощадках. Инструкции по технике безопасности утверждались Ю. Б. Харитоном и К. И. Щелкиным. Каждый сотрудник, допущенный к опасным работам, проходил ежемесячный инструктаж. Требования комиссии по проверке знаний правил техники безопасности были настолько высоки, что большинство научных работников не осиливало сдачу экзамена с первого захода. Определенным барьером являлось то, что многие инструкции имели высокий гриф секретности и в силу этого не доводились до сведения всех исполнителей работ, прежде всего до рабочих и мастеров, которые знали о свойствах веществ, с которыми работали, лишь понаслышке.

Первые получившие разрешение на проведение взрывных опытов специалисты — асы своего дела, К. И. Щелкин, Л. В. Альтшулер, Д. М. Тарасов, хотя их профессионализм не вызывал никаких сомнений, обязаны были следовать жесточайшим условиям проведения эксперимента. Все, в том числе военизированная охрана, должны были быть заблаговременно удалены…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});