Вторая гробница - Филипп Ванденберг

Говард сразу заметил: что-то произошло. Казалось, будто Сара его ждала. Она с ходу встретила его словами:

– Хорошо, что ты приехал, Говард. Нам нужно срочно поговорить.

– Да, срочно, – ответил Картер, пока они поднимались по лестнице в комнату Сары. Говарду столько нужно было рассказать ей! О том, что их тайну знает Спинк, о письме лорда к его отцу. Но прежде чем он успел начать, Сара заговорила сама.

– Говард, – неуверенно произнесла она, – ты знаешь, что я тебя очень люблю.

– Да, мисс Джонс, – послушно ответил Картер.

– И потому, что я тебя люблю, – продолжила она, – я должна сказать тебе правду… Даже если этим причиню большую боль.

Говард смотрел на Сару округлившимися глазами. Он не имел ни малейшего понятия, о чем она собирается говорить.

– Причинить боль? – пролепетал он. – Что это значит, мисс Джонс?

– Ты должен поверить, что то, о чем я сейчас скажу, причинит мне такую же боль. Время, которое мы провели вместе, было самым счастливым в моей жизни. Мне будет недоставать этого.

Постепенно Говард начал понимать, что хочет сказать Сара, и взволнованно вскрикнул:

– Вы говорите, будто все это уже в прошлом, мисс Джонс, будто все уже закончилось!

Тут он заметил, как черты ее лица, обычно излучавшие теплоту и привлекательность, стали необычно строгими. Даже когда она по-дружески положила руку ему на плечо, в этом жесте не чувствовалось той нежности, которая была раньше.

– Мне кажется, – тихо и сдержанно сказала она, – что предложение лорда Амхерста – это шанс всей твоей жизни. Ты уедешь из Сваффхема и однажды вернешься сюда знаменитым исследователем, а на твоем родном доме на Спорл-роуд будет висеть табличка: «Здесь родился Говард Картер, знаменитый исследователь». А я буду проходить мимо и немного гордиться, немного грустить…

– Но я не поеду в Египет, мисс Джонс! – перебил ее Говард.

– Поедешь! – упрямо возразила Сара.

– Нет! Тысячу раз нет! – рассерженно крикнул Говард. – Я останусь здесь. Я же люблю вас, мисс Джонс!

– Я знаю, Говард, я тебя тоже люблю. Но любовь не длится вечно, особенно в таких неблагоприятных обстоятельствах. Придет время, и морщины изменят мое лицо, а мои груди, которые сегодня так возбуждают, станут вялыми и обвисшими. А ты будешь оглядываться на девочек твоего возраста. Нет, Говард, мы должны понять, что будущее для нас – неодолимый враг.

– Из-за чего такая внезапная перемена? Что с вами случилось, мисс Джонс? Я вас чем-то обидел?

Сара Джонс обхватила голову Говарда руками. Так она делала много раз, и ему это нравилось. Но сейчас все было по-другому. Картер просто не мог поверить в то, что она говорила.

– Говард, – внятно произнесла она, – я выйду замуж за Чемберса. Так будет лучше для нас всех.

Говард вырвался из ее объятий.

– Нет! – закричал он. – Это неправда! Скажите, что это неправда!

– Нет, Говард, это правда!

– Но вы же совсем не любите этого Чемберса!

Сара покачала головой.

– В наши дни большинство людей женятся вообще без любви. И странным образом такие браки становятся самыми продолжительными.

Для Говарда мир перестал существовать. Зачем она это сделала? Неужели их отношения были для нее простым времяпрепровождением? Желанная смена повседневного однообразия?

– Что я могу сделать, чтобы переубедить вас? – умоляюще спросил Говард.

– Ничего, – коротко ответила Сара. – Это мое окончательное решение.

Холодная непоколебимость, с которой она встретила его, шокировала Говарда. Что с ней произошло? Это больше была не та Сара, не та женщина, которую он боготворил.

Сара смотрела в окно на улицу. Вдруг она развернулась. Говард подумал, что она плачет, но он ошибся. Ее красивое лицо было отталкивающе строгим, он едва мог узнать ее. Картера меньше испугали ее слова, чем это выражение лица.

– Сара? – беспомощно произнес он. Говард был уверен в искренности и убедительности своих слов.

Сара не слушала, она просто не реагировала. И тут Говард понял, что это конец.

Говард вернулся в Дидлингтон-холл в отчаянии. Он был зол и не владел собой. В голове была лишь одна мысль: прочь отсюда, где ему каждая тропинка, каждое дерево, каждый куст – все напоминало о Саре Джонс. Стояло лето. И еще до недавнего времени чарующе пахли луга, красиво пели птицы и солнце светило ярче, чем в прежние времена. Но вдруг в один момент весь этот радостный мир исчез, и в душе Картера распространилась невыносимая боль. Что ему оставалось? Говард мог жаловаться лишь на неизменность. В Дидлингтон-холл тем временем пришел ответ от Сэмюеля Картера. Отец Говарда совсем не был в восторге от планов лорда Амхерста, но, как он писал, ему не хотелось стоять на пути своего сына к счастью, если таковое наступит благодаря этой исследовательской поездке в Египет.

Амхерст не сомневался, что Говард согласится при таких условиях. На следующее утро лорд попросил леди Маргарет пригласить молодого Картера в библиотеку для разговора.

– Мистер Картер, время поджимает, – без обиняков начал лорд, – какое решение вы приняли?

Леди Маргарет была менее уверена, чем ее муж, в том, что Говард Картер согласится, и добавила:

– Говард, вы молоды, и перед вами открыт весь мир. Было бы глупо, если бы вы отвергли это предложение.

Говарду казалось, что однажды он уже слышал эти слова. Наконец он веско произнес:

– Миледи, милорд, я принимаю ваше предложение и надеюсь, что вы не разочаруетесь в моей работе.

Для лорда и леди Амхерст не осталось незамеченным то, что Говард витал в своих мыслях. Казалось, что происходящее вообще ничего не значит для него, а ведь сейчас решалась его судьба.

– Вам следует немедленно собирать вещи! – взволнованно воскликнула леди Маргарет, будто это ее отправляли в Египет.

– Альберт принесет вам чемодан для морских путешествий. Мистер Ньюберри уже готов к поездке. О, как я вам завидую!

– Корабль отчаливает послезавтра, мистер Картер, – так же взволнованно добавил лорд. – Вы должны будете завтра сесть на дневной поезд.

После того как леди Маргарет ушла, лорд отвел Говарда в сторону и сказал:

– Я благодарен вам за такое решение, мистер Картер. А что касается клада, то я предложу вам с Ньюберри по пять процентов от общей его стоимости в том случае, если вы добьетесь успеха. Но… Я прошу вас о чрезвычайной сдержанности. В Египте по закону запрещено вывозить оригинальные археологические находки. Но что значат эти египетские законы! Там есть лишь один закон – деньги. Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Картер?

Говард рассеянно кивнул.

– Я уверен, что вы меня не разочаруете.

– Совершенно верно, милорд.

Внезапная вынужденная спешка пошла Картеру на пользу. Она немного помогла забыть о страданиях. Он поднялся в свою комнату под крышу, где Альберт уже приготовил чемодан – коричнево-грязное чудовище, которое, как выдавало множество наклеек, уже побывало в разных уголках мира. Когда Картер открыл его, оттуда ударил незнакомый запах. Говард вздохнул. «Так, – думал он, – должно быть, пахнет в Индии. А в Египте, вероятно, тоже свой неповторимый запах».

До сего времени Египет был далекой чужой страной для Картера, просто желтым пятном на глобусе в библиотеке его светлости. Хотя Говард уже долгое время имел дело с культурой этой страны, он и представить не мог, что ему суждено будет туда когда-нибудь поехать. Даже его отец за всю долгую жизнь никогда не ездил дальше Брайтона. Неудивительно, что он был не в восторге, когда его младший сын собрался ехать в дальние страны.

Чемодан был слишком велик для скромных пожитков Картера, но тут появилась леди Маргарет с узлом одежды. Она считала, что у исследователя должен быть подходящий костюм для тропиков: шлем, льняные брюки и обтянутая войлоком фляга, чтобы освежаться во время сильной жары.

После того как леди Маргарет все уложила, она огляделась в пустой комнате. Тут ее взгляд упал на рисунок на стене. Говард в спешке не заметил его. Теперь он снял и разорвал рисунок в клочья.

Леди Маргарет наблюдала за происходящим с улыбкой. Наконец она вопросительно взглянула на Говарда.

Но тот поджал губы, словно опасаясь сказать что-нибудь лишнее. Однако затем он едва слышно произнес:

– Кончено!

Обычно в полдень на вокзале Сваффхема, темном здании из обожженного кирпича, не было ни единой живой души. В зале ожидания, со стен которого осыпалась штукатурка, царила тишина. В утренние и вечерние часы здесь находили убежище рабочие с красильной фабрики и бродяги.

Но в этот день все было иначе. Стрелки вокзальных часов показывали одиннадцать часов сорок минут, и мистер Киллрой, начальник вокзала, продавец открыток, стрелочник и кондуктор в одном лице, в ожидании поправил погоны своей голубой униформы и зажал под мышкой красный ручной семафор: с минуты на минуту должен был прийти дневной поезд.

Он посмотрел в зарешеченное окно своего кабинета и удивился: на перроне стояла целая толпа народа. Окрыленный увиденным, Киллрой повел себя так солидно, будто он был начальником всего восточного отделения английской железной дороги.