Кольцо зла - Андрей Посняков

Накрывшись покрывалом – и в самом деле было довольно прохладно, но ничего, терпимо, Иван с наслаждением вытянулся на чистой простыне. Мысли его помимо всего прочего вернулись к хозяйке дома. Наверное, только наши русские женщины на это способны – приютить, обогреть, накормить неизвестно откуда взявшегося бродягу – на что-то большее внешний вид Раничева сейчас явно не тянул, да и вообще необходимо было поскорее изменить имидж – ночью его пальто и шляпа еще сходили за приличные, но вот днем их явно одевать было нельзя. Да и подстричься, обязательно подстричься – в сорок девятом году длинные волосы носили разве что священники и монахи или там знаменитые дирижеры, художники и прочие богемные личности. Ни тем ни другим Иван не был… А кем был – над этим следовало подумать, и хорошо подумать, хватит импровизаций – то, что сошло с доброй и простой женщиной, вряд ли прокатит с кем-нибудь поискушенней. Итак он, Иван Петрович Иванов – не стоило оставаться под своей фамилией, по профессии… гм… историк. Ну да, историк, вынужденный уехать в деревню из-за «ленинградского дела» – аресты как раз прокатывались по всей партийной верхушке города на Неве, да и не только по верхушке – простых людей тоже, как всегда, не жалели. Вот услыхал, что в городе время от времени появляются кое-какие раритеты, решил узнать, может, что прикупить для коллекции? Да-да, именно таким вот полусумасшедшим коллекционером, любителем старины, и нужно представиться, вернее – пусть так о нем потом думают бандиты, на след которых нужно обязательно выйти через ту же Надежду. Вряд ли подруга Викентия ничего не знает о его друзьях! Историк, так… Не самая плохая маскировка, за бывалого урку он перед знающими людьми все равно не проканает.

Утром Раничева разбудил Генька. В серой школьной гимнастерке, подпоясанной широким ремнем с ярко начищенной пряжкой, с полыхавшим огнем на груди пионерским галстуком алого шелка, Генька заглянул в дверь и, вежливо пожелав доброго утра, осведомился, проснулся ли «дядя Иван», присовокупив, что, ежели проснулся, так тогда «мама Надя» ждет его к чаю.

– Сейчас спущусь, – подмигнув мальчику, улыбнулся Иван. – Это что, твой, что ли? – Он кивнул на фотоаппарат в коричневом кожаном футляре, висевший на гвоздике у самой двери.

– Мой, – с гордостью отозвался Генька. – «ФЭД», не что-нибудь!

– А я думал – трофейная «Лейка»! Ну «ФЭД» ничуть не хуже.

Мальчик улыбнулся:

– Еще бы! Еле у мамы Нади выпросил. Так спуститесь к чаю?

– Обязательно!

Генька загрохотал ботинками по узким ступенькам лестницы.

Расчесав волосы найденной в столе расческой, Раничев спустился к столу – Генька уже поел и, убегая в школу, махнул на прощание рукой.

Надя хлопотала у плиты в темно-бордовом креповом платье, в туфлях-лодочках и наброшенной на плечах шали. Иван краем глаза углядел в смежной комнате приоткрытый шкаф, в котором аккуратно, на вешалках, висели несколько летних крепдешиновых платьев и мужская бостоновая пара солидного темно-синего цвета.

– Красивое у вас платье, – похвалил Иван.

Надежда усмехнулась, поправив на руке часики, и кивнула на стол:

– Кушайте! Чем богаты, тем и рады.

Иван не отказался, попил чаю с ситником.

– Я сейчас ухожу, – надев пальто, произнесла Надя. – Там, на веранде, керогаз и бритвенный прибор – помазок, лезвие… Думаю, вам пригодится.

– Спасибо, – от души поблагодарил Раничев.

После ухода хозяйки он вымыл голову и тщательно выскоблил щеки и подбородок, стараясь как можно меньше походить на себя самого. Может статься, его здесь до сих пор искали по старым летним делам. Так… Отыскав наверху ножницы, Иван кое-как обкарнался – не Бог весь что, но пока сойдет. Тем более что шататься по городу он сегодня не собирался, по крайней мере, в первой половине дня. Для начала нужно было решить финансовую проблему – навестить оставленный еще летом тайник. Кое-что оттуда, конечно, наверняка выгребли – но пара перстней должна была остаться – Иван помнил, что специально запрятал их чуть в стороне.

Поймав на площади перед Осоавиахимом попутный грузовик, Раничев безо всяких приключений добрался до пионерского лагеря лесхимзавода и, махнув шоферу, спустился к реке. Вот и приметная береза, кусты, овражек… И словно бы чья-то синяя тень шарахнулась вдруг в сторону и тут же исчезла неизвестно куда. Какой-то мужик, даже как-то смутно знакомый, наверное, из работников пионерлагеря… Раничев затаился. Кажется, ушел… И черт с ним!

Оглядевшись по сторонам, Иван нагнулся и поворошил руками холодную глинистую землю… Ага! Есть!

Фиг! Никакой это не перстень! Пионерский значок – с серпом и молотом и тремя лепестками пламени, с золотистой, по белому, надписью – «Всегда готов!». Вот блин… Да нет, не может быть, чтобы уж совсем ничего не осталось… Но вот же оно! Золотое кольцо с красивым голубым камнем… И – совсем рядом сверток. Что-то завернутое в газету «Пионерская правда». Деньги! Новые, образца тысяча девятьсот сорок седьмого года… Раничев торопливо пересчитал – три тысячи! Вот это подарок!

Добравшись до города на попутной подводе, Раничев продал перстень цыганам за две тысячи рублей. Конечно, колечко-то стоило как минимум в два раза дороже, да только вот не в ломбард же его нести. Цыгане оказались ушлыми – все вполне хорошо понимали. Ну, две тысячи – тоже деньги.

Для начала Иван купил в потребкооперации красивый полушерстяной костюм, светло-серый, в полосочку, за четыреста тридцать рублей пятьдесят копеек, белую сорочку и бордовый, в темную горошину, галстук. Не забыл и про ботинки, пальто, шляпу – прихватив все, направился в баню, где с остервенением попарился, помылся и, посетив парикмахерскую, подстригся под бокс, приобретя вид этакого гарвардского профессора-сноба.

После бани – уже вечерело – Раничев вовсе не направился сразу домой, в мансарду, а долгое время шатался по промтоварным магазинам, прицениваясь к различного вида товарам:

– Девушка, у вас крепдешиновые платья есть?

– К сожалению, нет, все разобрали.

– А сам креп-де-шин?

– Зайдите завтра.

– Ну, тогда покажите мне во-он тот костюм за полторы тысячи. Это чистая шерсть?

– Чистая…

Иван не просто приценивался – запоминал – осознал вдруг, что нужно срочно менять имидж. Нет, сумасшедший доходяга историк никуда не годился – не проканает с этакими хитрецами.

Уже было темно, когда Раничев вошел в дом – Надежда встретила его на крыльце, видно, выглядывала в окно. На веранде сильно пахло сигаретным дымом… Ну-ну…

Ранчиев вошел в прихожую, разделся, аккуратно повесив на вешалку только что купленное пальто, и, повернувшись к умывальнику, начал мыть руки…

– А ну, фраерок, повернись-ка! – послышался позади чей-то насмешливый голос.

– Подожди, – не оборачиваясь, отозвался Иван. – Вот, вымою руки и потолкуем.

Он тщательно вытерся полотенцем и наконец повернулся, увидев перед собой… фиксатого молодого парня! Того самого! Теперь бы только не спугнуть, только бы не спугнуть…

– А я вас еще с утра ждал, – войдя в комнату, Раничев, не выказывая никакого удивления, уселся за стол, вокруг которого уже сидели двое – Худой и Толстомордый, с тонкими усиками. Фиксатый парень, нехорошо улыбаясь, маячил сзади.

– Слушай, друг, – обернулся к нему Иван. – Ты бы, не в службу, а в дружбу заглянул ко мне в пальто, там, в левом кармане, коньяк – принес бы.

– Принеси, Егоза, – кивнул усатый и жестко посмотрел на Раничева. – Ну и зачем ты хотел нас видеть?

Иван деланно расхохотался:

– Будто сами не знаете.

– Силыч, а клифт-то у него ничего, фартовый.

– Заткнись, Егоза. Коньяк нашел?

– Да вот он.

– Так ставь на стол и не маячь. Надежда, может, сготовишь чего-нибудь? – Усатый повернулся к хозяйке дома, вовсе не выглядевшей теперь такой уж бесхитростной простушкой. Наоборот, чем-то она напоминала знаменитую воровскую мадам из малины в Марьиной роще, с блеском показанную в фильме «Место встречи изменить нельзя». Правда, конечно, не такую грозную.

– Холодец будете, Николай Силыч? – высунулась из кухни Надежда.

– Давай, – кивнул Силыч, похоже, он тут был за главного. – Только не сейчас, позже. Пока посидим, потолкуем, – бандит вновь выпялился на Ивана. – Так говоришь, ждал ты нас?

– Конечно, – Раничев усмехнулся. – Мне Викентий много чего обещал.

– Обещал он, – зло прищурился Худой. – Меньше б языком молол, может, и жив был бы.

– Ну зачем ты так, Кощей? – с укором произнесла хозяйка. – Знаешь же, что мы…

– И в самом деле, помолчи, Кощеюшка, – Николай Силыч кивнул головой.

– Ты ждешь, Лизавета, от друга привета… – внезапно запел висевший на стене репродуктор – черная клеенчатая тарелка.

– О! – обрадовалась Надежда. – Никак, свет дали.

– Так ты тут ей лепил, будто колхозник? – никак не отцеплялся Силыч.

Иван пожал плечами:

– Мало ли что я лепил! Надежда ваша, не знаю, как по батюшке…