Сердце пяти миров (СИ) - Андреевич София

Прэйир хотел ее. Запах Шерберы, ощущение нежной и одновременно грубой кожи под руками, мысли о том, как сожмется она вокруг него, когда он окажется в ней, заставили его плоть болезненно отвердеть. Но она была не готова; она была напугана, суха и напряжена так сильно, что тело казалось сведенным судорогой.

Он знал только один способ подготовить ее быстро.

Прэйир просунул руки под ее бедра и подхватил ладонями, чуть приподняв, и когда Шербера ахнула и открыла глаза, не понимая, что происходит, не стал утруждать себя пояснениями и просто сделал то, что собирался.

Удерживая ее одной рукой, другой он раздвинул ярко-пламенные завитки, раскрывая ее для языка, который последовал за пальцами в сильном и долгом движении снизу вверх.

Шербера вскрикнула и дернулась так, что он едва ее не уронил.

— Что ты делаешь?

— Мать Инифри! — Прэйир зарычал, продолжая удерживать ее, не позволяя ей вырваться. — Просто позволь мне. Ты хочешь, чтобы я тебя разорвал?

Ее тело задрожало в его руках, но Шербера перестала вырываться и замотала головой.

— Нет.

— Тогда не вырывайся.

Он снова коснулся ее языком, сильным и длинным движением прошелся снизу вверх, надавливая, задерживаясь у чувствительного комочка, который вскоре набух и отяжелел под его ласками.

И снова. И снова. И снова.

Дыхание Шерберы участилось, и бедра не осознаваемо для нее сжались и подались вперед, ему навстречу. Запах ее возбуждения заставлял Прэйира скрипеть зубами от желания, но ему нужно было сначала увлажнить ее, чтобы она смогла принять его.

Проклятье, она слишком маленькая. Он просто порвет ее.

Он зарычал от злости и досады, но не прекратил безжалостно ласкать ее языком, пока Шербера не выгнулась в его руках и не застонала так, что он едва не потерял остатки разума. Ее тело задрожало в долгой судороге освобождения, и Прэйир почувствовал на губах вкус ее удовольствия.

Она была влажной теперь и скользкой, и возбужденной, но этого было мало. И пусть его собственная мука становилась почти невыносимой с каждым мигом, если он порвет ее, они оба этого никогда не забудут.

Еще раз, помоги ему Инифри.

Его язык снова скользнул в нее, и Шербера всхлипнула, открываясь Прэйиру уже сама, разводя ноги шире, чтобы он смог войти глубже, и он снова довел ее до экстаза, заставив тяжело и долго стонать, пока ее тело содрогалось в его руках. Теперь ее вход был таким скользким от соков, что блестел в свете факела. Теперь она была готова.

Прэйир опустил обессилевшую Шерберу на шухир, наклонился к ней, взяв свою болезненно твердую плоть в руку, и осторожно вошел в нее, продвигаясь внутрь так осторожно, как только мог.

Медленно.

Очень медленно.

Она была такая тугая, что Прэйир не удержался и застонал, и стиснул зубы, чувствуя, что желание двинуться вперед одним мощным рывком вот-вот пересилит осторожность.

— Прэйир. — Голос Шерберы звучал еле слышно.

— Расслабься и позволь своему телу принять меня, — процедил он, не в силах заставить себя разжать зубы.

Прэйир видел, что ей больно: зеленые глаза стали темными из-за расширившихся зрачков, лицо побелело, над верхней губой выступил пот. Маленькая рука протянулась и сжала его руку, которой он уперся в шухир рядом с ней, и Шербера кивнула и попробовала сделать, как он сказал.

— Мне уже… не больно, — прошептала она через мгновение.

— Ты лжешь, — зло сказал он, не принимая ее смелости.

Прэйир немного отодвинулся, давая ей передышку, а потом снова толкнулся. Она была такая узкая, что он подумал, что еще мгновение — и просто изольется в нее, даже не войдя полностью.

— Я не лгу. Я…

— Замолчи же, акрай! — зарычал он.

Шербера замолчала и выдохнула, и он почувствовал, как при следующей попытке ее тело принимает его чуть глубже. И снова отступил, и снова двинулся вперед, и в какой-то момент ее бедра сделали движение ему навстречу — легкое, почти незаметное, но достаточное для того, чтобы сказать о том, что ей не больно, лучше, чем это сделали слова.

Прэйир прижал ее своим телом к шухиру, и Шербера застонала, когда он полностью вошел в нее, растягивая до предела и наполняя собой. Обхватив рукой бедро Шерберы, он приподнял ее ногу, раскрывая ее сильнее, и задвигался жесткими и резкими толчками, закрыв глаза, потому что просто не мог видеть сейчас ее лица.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Пожалуйста. Пожалуйста!

Ей больно, проклятье!

Он попытался отстраниться, сжимая зубы в мучительно болезненной попытке обрести хоть какое-то подобие контроля, но Шербера вдруг ухватилась за его плечи, умоляя его не останавливаться, впиваясь короткими ногтями в его кожу, и наслаждение снова охватило его, и мир вокруг стал таять, и вскоре в нем остались только темнота.

Ее запах.

Ее короткие частые стоны.

Его сердце, бьющееся в груди тупыми толчками так тяжело, что было трудно дышать.

С последним быстрым толчком Прэйир излился. Почти сразу же Шербера пришла к своему собственному освобождению в его руках, выгибаясь и выдыхая воздух хриплыми выдохами, в которых он так четко услышал свое имя.

Золотистое сияние охватило их в тот же миг. Ослепило его на несколько долгих мгновений, оплело нитями магии, проткнуло навылет золотыми стрелами, вынуждая зашипеть сквозь зубы от неожиданно острой боли, к которой он оказался не готов.

— Сейчас все пройдет, Прэй. — Мягкая ладонь коснулась его лица, утешая, помогая принять их связь, голос звучал нежно, пальцы скользили по его щеке ласково. — Все пройдет, я обещаю…

Все пройдет, сын, я обещаю.

Ты не видел, как она смотрела на меня. Ты не видел ее глаза, отец…

Я знаю, как они смотрят, я знаю, сын, ведь мой отец тоже однажды заставил меня через это пройти. Такова доля воина — не знать жалости, не иметь сердца, быть твердым рукой и мечом, чтобы однажды те, кого мы любим, смогли положиться на нас.

Она снится мне, отец. Как долго еще я буду видеть ее во сне?

— Мы закончили, женщина, — сказал Прэйир, смахивая руку Шерберы со своей щеки и поднимаясь, пока прошлое снова не овладело им, не ухватило его и не утащило за собой туда, куда он не хотел возвращаться. — Помойся, одевайся и иди к фрейле. Ночь для нас обоих будет долгой.

Глава 23

Олдин подал ей чашу с каким-то противным на вкус отваром, Шербера выпила — и в голове стало легко и гулко, как в рассохшейся бочке. Тэррик уложил ее на ложе и попросил вытянуть в сторону руку, а после вонзил ей в локоть длинную тонкую иглу, и Шербера заснула странным сном, который был и не сном вовсе, а какой-то неведомой ей доселе явью, и в ней мелькали тени, слышались голоса, ощущались прикосновения, но не было чувств, которым она могла бы дать имя… Странная, странная явь, беспокойная и безымянная, хоть и не пугающая.

Она почувствовала удар, услышала хруст, а потом голоса стали закручиваться вокруг нее и превратились в яму, и она упала в нее, раскинув руки и радостно крича.

Когда Шербера открыла глаза, все было кончено. Ее руки были завернуты в лубки и обмотаны повязками, и казались большими, как клешни прибрежных крабов. Ее тело прижималось к телу Прэйира — теплое, твердое, сильное — теперь она могла дать имена этим ощущениям, а значит, она уже не спала.

Прэйир почувствовал, как она зашевелилась — твердое тело стало еще тверже, напряглось, — и его грудь завибрировала под ее ухом, когда он сказал:

— Ты проснулась, женщина.

Шербера подняла голову, моргая тяжелыми веками, края которых жгло, будто после бессонной ночи. Предметы вокруг расплывались, но главное она разглядела: пустыня, палатки вокруг, снующие туда-сюда воины…

— Сколько?

— Почти три дня.

И он, как и обещал, был с ней.

Нет, не так. Она, как он и обещал, была с ним.

Шербера пробыла в беспамятстве три дня — все три дня оставшегося пути до города, что становился все ближе с каждым шагом, который проделывали по пустыне люди Тэррика, пока, наконец, кто-то из воинов, идущих впереди, не крикнул, срывая голос, что впереди показались стены.