Дьявол носит «Прада» - Вайсбергер Лорен

В целях самозащиты я постоянно напоминала себе, что я нормальная, а они — нет, но постоянные разговоры о чрезмерной полноте сделали свое дело. Не прошло и пяти месяцев с тех пор, как я начала работать в «Подиуме», а образ моих мыслей стал настолько извращенным, что мне порой начинало казаться, что все эти замечания направлены исключительно против меня. Механизм был примерно таков: я, высокая, красивая, стройная ассистентка отдела моды, притворяюсь, что кажусь себе толстой, только для того, чтобы ты, коренастая кубышка-секретарша, поняла, какая ты жирная корова. При моих ста семидесяти девяти сантиметрах и шестидесяти килограммах (вес, утраченный во время дизентерии, благополучно вернулся обратно — впрочем, вероятно, ненадолго, если учесть, что за свой рабочий день я съедала одну тарелку супа и выкуривала несчетное количество сигарет) — так вот, при таком росте и весе я всегда считала себя стройнее многих девушек своего возраста. Кроме того, раньше я была выше девяти из десяти женщин, с которыми мне приходилось встречаться, и половины мужчин. И никогда до появления в этом дурдоме я не знала, каково это — чувствовать себя маленькой и толстой целый день, каждый день. Было так легко начать считать себя местным карликом-уродцем: коротконогим, неуклюжим, да еще в одежде шестого размера. И все разговоры о полноте, конечно же, велись для того, чтобы я никогда об этом не забывала.

— Доктор Айзенберг говорит, что «Зона» сработает, только если отказаться и от фруктов тоже, — вступила в разговор Джессика, снимая с вешалки юбку от Нарсисо Родригеса. Недавно состоялась ее помолвка с одним из самых молодых вице-президентов «Голдман и Сакс», и Джессика была крайне озабочена необходимостью соответствовать своей шикарной свадьбе. — И она права: со времени последней примерки я потеряла пять килограммов.

Я прощала ей, что она голодает до полусмерти, но я не могла простить, что она об этом рассказывает. Мне было плевать, что она называет имена известных врачей и сообщает о чудесах похудания, — от всего этого следовало держаться подальше.

Около часу офис и вправду забурлил: пришла пора обеда. Не то чтобы с этим связывались какие-то мысли о еде, но это было время приема гостей. Я лениво смотрела, как снуют туда-сюда стилисты, журналисты и просто друзья своих друзей, стремящиеся надышаться витающим в воздухе гламуром, который буквально исходил от дорогой одежды, красивых лиц и длинных — действительно очень длинных — ног.

Джеффи пришел ко мне, как только убедился, что и Миранда, и Эмили ушли на обед. В руках у него были две огромные сумки.

— Ну-ка, посмотри это. Для начала как будто неплохо.

Я вытряхнула содержимое одного из пакетов на пол у себя за столом и принялась его разбирать. Там были очень мягкие серые шерстяные брюки от Жозефа — длинные, узкие, с заниженной талией; коричневые замшевые брюки от Гуччи, которые могли превратить в супермодель самую заурядную девчонку; две пары выбеленных джинсов от Марка Джекобса, сшитых, казалось, специально на меня. Для верха было восемь или девять вариантов — от обтягивающей, в рубчик, водолазки от Кельвина Кляйна до прозрачной приталенной блузки от Донны Каран. Сногсшибательное многоцветное кимоно от Дианы фон Фюрстенберг соседствовало с темно-синим бархатным брючным костюмом от Тахари. Я тут же влюбилась в плиссированную юбку из денима — длиной по колено, она будет здорово смотреться с цветастым пиджаком от Катайон Адели.

— Это что… все мне? — спросила я, надеясь, что в моем голосе нет обиды, а есть только восторг.

— Да это пустяки. Кое-какие вещички, которые без дела пылятся в кладовой. Мы иногда что-нибудь используем для фотографий, но дизайнерам одежду никогда не возвращаем. Каждые несколько месяцев я навожу порядок в кладовой и выношу все это оттуда, вот я и подумал, что тебя это, может, заинтересует. У тебя ведь шестой размер, верно?

Я кивнула, все еще ничего не соображая.

— Да, повезло тебе. Тут почти у всех четвертый или еще меньше. Так что на твою долю хватит с лихвой.

Ну да.

— Здорово. Просто здорово, Джеффи! Я и высказать не могу, как тебе благодарна. Все эти вещи просто чудо!

— Посмотри вторую сумку, — сказал Джеффи, — ты ведь не наденешь этот бархатный костюм с задрипанной сумкой, которую повсюду таскаешь.

Из второй, еще более разбухшей сумки так и посыпались туфли, сумочки и пальто. Там были две пары сапожек от Джимми Чу — одни до середины икры, другие по колено, две пары босоножек от Маноло, классические черные «лодочки» от Прады и сиротливая пара мокасин от Тода, про которые Джеффи тут же сказал, что в офисе их носить нельзя. Я повесила через плечо бесформенную красную замшевую сумку и обратила внимание на две переплетающиеся буквы С на ее боку, но она была далеко не такой красивой, как шоколадного цвета кожаная сумка от Селин. Венцом всего этого великолепия стало длинное пальто прямого покроя с крупными пуговицами, на которых были видны инициалы Марка Джекобса.

— Ты шутишь, — мягко сказала я, поглаживая солнечные очки от Диора, которые он, по-видимому, положил не без умысла, — ты надо мной смеешься.

Ему явно польстило мое восхищение; он кивнул:

— Отблагодаришь меня тем, что будешь все это носить, идет? И никому не говори, что я снял для тебя сливки; дни, когда я выношу одежду из кладовой, здесь считаются самым большим праздником.

Тут в коридоре послышался голос Эмили, и Джеффи испарился. Я спрятала свою новую одежду под стол.

Вошла Эмили; она принесла из столовой свой обычный обед: фруктовое пюре и салат из латука с брокколи, сдобренный ароматным уксусом. Не положенной к такому салату смесью уксуса и оливкового масла — просто уксусом. Миранда вот-вот должна была приехать — только что звонил Юрий, — и у меня не оставалось моих семи драгоценных минут, чтобы слетать за супом. Вообще-то дело было даже не в этом: я просто не находила в себе сил на то, чтобы пробиться сквозь толпу трескунов, подвергнуться унизительному осмотру кассирши и потом спрашивать себя, не наношу ли я непоправимый ущерб своему здоровью, заглатывая обжигающе горячий (и очень жирный!) суп так быстро, что у меня ноет пищевод. Как-нибудь обойдусь, решила я. Ничего со мной не случится. Если верить моим здравомыслящим коллегам, это только укрепит мой дух. А кроме того, рассудила я, брюки стоимостью две тысячи долларов не будут смотреться так эффектно на девушке, которая не может справиться со своим аппетитом. Я вновь опустилась на стул и подумала, что вот теперь я вполне соответствую духу журнала «Подиум».

Глубины моего сна пронзила яростная трель сотового телефона, и я, даже еще не покинув их, заволновалась: а не она ли это? После того как я с космической скоростью и более или менее твердо установила, кто такая «она», где я нахожусь и какой сегодня день, пришло осознание того, что звонок в восемь утра в субботу не предвещает ничего доброго. В такой час никто из друзей не стал бы меня будить; да и родители, несколько лет встречая глухое сопротивление с моей стороны, нехотя примирились с тем, что до полудня их дочь на звонки не отвечает.

Примерно семь секунд я размышляла над этим и над тем, какой бы могла быть причина, по которой мне необязательно было бы отвечать на этот телефонный звонок, — но в памяти еще были свежи доводы Эмили, и я вытащила-таки руку из-под теплого одеяла. Я успела поднести к уху телефон до того, как звонивший нажал отбой.

— Алло? — Я осталась довольна тем, как прозвучал мой голос — бодро, вполне отчетливо; можно было подумать, что последние несколько часов я провела достаточно деятельно, а не дрыхла без задних ног, — такой глубокий и тяжелый сон наверняка свидетельствовал о том, что у меня проблемы со здоровьем.

— Доброе утро, малышка. Хорошо, что ты проснулась. Хотел сказать, что я сейчас на Третьей авеню, в районе Шестидесятых улиц, так что минут через десять подъеду, идет? — зарокотал в трубке голос отца. Я же переезжаю! Я же сегодня переезжаю! Я совсем забыла, что папа обещал мне помочь упаковать вещи и перевезти их на новую квартиру, которую мы сняли с Лили. Мы перевезем коробки с одеждой, дисками, фотографиями, пока настоящие грузчики будут сражаться с моей гигантской кроватью.