Типа я. Дневник суперкрутого воина - Ислам Иманалиевич Ханипаев

Я все время молчал и в мыслях составлял список людей, которые должны сгнить. Возглавляла этот список тетенька-психолог.

Она сказала:

– Мы были неправы, что влезли в твой дневник. Извини нас. Твоя мама бесконечно тебя любит. Поговорим чуть-чуть на любую интересную тебе тему? Можно про фильмы, игры, мультики. Между прочим, я, можно сказать, в теме, потому что мой младший сын твой ровесник. Какой твой любимый супергерой? Готова поспорить, что мой выбор будет круче.

Я вытащил из портфеля листок, на котором написал большими буквами черным фломастером: «ВЫ ПОТЕРЯЛИ ДОВЕРИЕ» – и показал ей. На одном сайте написано, что худшее, что может сделать школьный психолог, – это предать ученика и потерять его доверие. Так что я подготовился.

Она прочитала, посмотрела на меня и сказала:

– Я понимаю.

А я подумал: ну и пусть. Раз уж нам обсуждать больше нечего, я встал со стула и пошел к двери, а потом услышал:

– Когда я училась в школе, ко мне тоже приставали девочки, обзывали меня из-за этого, – она поднесла руку к волосам и оттянула их, чтобы я увидел ее уши. Одно ухо выглядело очень странно. Как будто кто-то отрезал кусочек ножницами. – Я такой родилась. Из-за этого одноклассники назвали меня эльфийкой. Вначале мне нравилось, потому что эльфы казались красивыми и интересными, но, когда мы ссорились и нужно было меня как-нибудь оскорбить, они начали называть меня гоблином. Так и закрепилось: «Саида-гоблин» – практически до одиннадцатого класса. И это произошло в один момент. Не помню из-за чего. Мы поссорились с подружкой на каком-то празднике, поругались, и она крикнула на весь класс: «Ты не эльфийка, а гоблин!» Весь класс, конечно, рассмеялся, я, конечно, заплакала и убежала домой. Со следующего дня и до конца одиннадцатого класса больше не было Саиды-эльфийки. Была только Саида-гоблин. Одно маленькое событие, которое изменило мою жизнь настолько, что я больше никогда в жизни не делала таких причесок, чтобы можно было разглядеть мою особенность. Возможно, из-за этого я и стала психологом. И с той моей одноклассницей мы по сей день не разговариваем, хоть даже и не помним причины нашей ссоры.

На этом ее рассказ и наши двадцать минут закончились. Она вытерла салфеткой покрасневшие глаза. А я сказал слова, которые услышал несколько дней назад:

– Вот так и бывает. Поспоришь с кем-то, время пройдет, ссора забудется, а обида останется, – и вышел из кабинета.

На улице перед школой меня ждала Суперкрутая команда.

– Ну чё? – спросил Расул.

– Взрослым нужно даже больше салфеток, чем мне, – сказал я, и мы пошли в обход школы.

Все это время я думал о том, что, как только я начал свое расследование, вокруг меня увеличилось количество плачущих взрослых. Все кому не лень хотят плакаться в мое плечо. Это, конечно, не очень хорошо, что взрослые тети и дяди плачут, но, с другой стороны, я почувствовал какое-то облегчение. Если ты писаешься в постель в семь лет, это плохо, но, когда ты узнаешь, что ваш сосед сверху, дедуля, тоже писается в постель и даже носит подгузники, все становится легче. И писаться уже не так стыдно. Я хотя бы подгузники не ношу, а дедушка Муртазали носит.

Мы подошли к тем самым воротам, за которыми стройка. В этом месте стояла дядина машина, пока он там типа искал папу (а наверное, даже не искал, просто прятался за углом). За воротами мы услышали абсолютно все звуки стройки: стук молотков, скрежет металла, всякие плохие слова. Это нас обрадовало, потому что там есть люди, а если там есть люди, то призрака, наверное, нет, и поэтому Расул сказал:

– Хорошо, что мы не ночью.

– А что ночью? – спросила Румина.

– Призрак! Монстр! Всякие звуки и крики! – объяснил Расул. – Так-то я не верю во все это, но откуда тогда берутся звуки? Все, кто остается в школе после уроков, слышат их.

– Призраков не бывает, – сказала Румина так уверенно, что мы все прямо выдохнули.

Я подумал: хорошо, что с нами есть Румина. В любой суперкоманде должен быть настоящий боец, и наш боец – это Румина. Так-то я тоже боец и даже сильнее нее, но в любой команде бывает боец, который бежит впереди всех и первый умирает. У нас это Румина.

– Самый главный идет в конце, – объявил я важное правило боевых походов и встал позади всех. Передо мной была Амина, потом Расул. Наш боец была впереди. Румина приоткрыла ворота и вошла, и мы за ней. Перед нами оказалась самая грязная площадка из всех, что я видел. На ней было все: и большие серые кирпичи, и железные трубы, и бетонные трубы, и станки, и железные длиннючие прутья, инструменты, целая гора нарезанных досок, целая гора из хлама, а впереди мы увидели огромную яму, в которой рабочие строили всякие бетонные штуки. Рабочих было человек пятнадцать. Мы решили посмотреть, что там происходит в яме, и пошли поближе. Перед нами прошел рабочий в каске и с сигаретой во рту. Он держал в руках какие-то большущие инструменты.

– Ищите папу, – тихо сказал я.

– А какой он? – тихо спросила Амина.

– Ну, как я, только на сорок лет старше.

– Хорошо.

– Эй, забери эту *ругательство*! – крикнул один из рабочих другому и бросил ему что-то вроде трубы угловой формы.

– Вы что тут делаете, а?! – крикнул другой рабочий, оказавшийся за нашей спиной. – А ну пошли отсюда, быстро! Паразиты!

– Я ищу своего папу! – сказал я.

– Иди ищи своего папу на улице! Быстро пошли отсюда, – сказал он и пригрозил нам пилой, которую держал в руке. Мы решили, что Суперкрутая команда (название временное) должна взять