Белый отряд - Артур Конан Дойл

Гладкая, твердая, подметенная ветром дорога впереди них ныряла в лощинку, снова поднималась по косогору на той стороне и исчезала среди стройных сосен. Далеко впереди, между темных стволов быстрые вспышки показывали путь, по которому продолжал двигаться отряд. К северу тянулись леса, а к югу между двумя холмами чуть виднелось холодное сверкание моря и белое пятно паруса на далекой линии горизонта. Навстречу путникам какой-то всадник поднимался по склону, усердно понукая коня хлыстом и шпорами, — так человек спешит к определенной цели. По мере того, как чалая лошадь приближалась, Аллейн все яснее видел, что она покрыта пылью и бока у нее в клочьях пены, словно она проскакала много миль. У всадника было угрюмое лицо, жестко очерченный рот и сухой взгляд, на боку у него звякал тяжелый меч, а через луку седла был перекинут какой-то предмет, завернутый в белый холст.

— Посланец короля! — рявкнул он, подъезжая к ним. — Посланец короля! Освободите дорогу для слуги короля.

— Не кричите так громко, приятель, — заметил маленький рыцарь, повертывая своего коня и ставя его поперек дороги. — Я сам был слугою короля тридцать лет и больше, но не считал нужным кричать об этом на мирной проезжей дороге.

— Я еду по его приказу, — ответил всадник, — и везу его собственность. Ты загородил мне путь на свою погибель.

— Однако я знавал и врагов короля, уверявших, что они действуют его именем, — заметил сэр Найджел. — Дьявол может таиться и под светлыми ризами. Мы должны получить знак или доказательство, что ты действительно выполняешь возложенное на тебя поручение.

— Тогда я вынужден применить силу! — воскликнул незнакомец, выставив вперед плечо и кладя руку на эфес меча. — Я не позволю, чтобы меня задерживал всякий бродяга, когда я служу королю.

— Если вы джентльмен и имеете герб, я буду очень рад продолжить с вами это объяснение. Если же нет, — у меня есть трое весьма достойных оруженосцев, и каждый из них готов заняться этим делом и поспорить с вами самым почетным образом.

Незнакомец гневно окинул взглядом всю группу, но рука соскользнула с эфеса.

— Вы хотите получить доказательство? — сказал он. — Вот глядите, если оно вам так уж необходимо. — С этими словами он развернул холст, в который был завернут лежавший на луке предмет, и они с ужасом увидели недавно отрубленную человеческую ногу. — Клянусь божьим зубом, — продолжал всадник с грубым смешком, — вы хотели знать, принадлежу ли я к знати, — да, так оно и есть, ибо я состою офицером при дворе главного лесничего в Линдхерсте. Эту воровскую ногу следует повесить в Милтоне, а другая уже висит в Брокенхерсте, чтобы все люди знали, какая участь ждет слишком большого любителя паштета из оленины.

— Фу! — воскликнул сэр Найджел. — Переезжайте-ка на другую сторону дороги, давайте расстанемся поскорее. Мы поедем рысью, друзья, напрямик через эту веселую долину, ибо, клянусь пресвятой девой, глоток свежего божьего воздуха очень приятен после такого зрелища. Мы надеялись поймать сокола, а в наши силки попала черная ворона! Ma foi! Однако существуют люди, чье сердце жестче, чем шкура кабана. Что до меня, то я играю в военную игру с тех пор, как у меня на подбородке выросли волосы, и я видел, как за один день десять тысяч храбрецов полегли на поле брани, но, клянусь моим создателем, я никогда не выполнял работы мясника.

— А все-таки, милорд, — сказал Эдриксон, — как приходилось слышать от людей, такой дьявольской работы было и во Франции многовато.

— Слишком много, слишком, — отозвался сэр Найджел. — Однако я всегда замечал, что на поле боя впереди идут обычно те, кто считает недостойным обидеть пленного, клянусь апостолом, а не те, кто, пробивая брешь в крепостной стене, жаждет прежде всего разграбить город, и не лодыри, не мошенники, которые валят толпой по уже расчищенной для них дороге. Но что это там между деревьями?

— Это часовня пресвятой Девы, — ответил Терлейк, — и слепой нищий, живущий подаяниями тех, кто приходит ей поклониться.

— Часовня! — воскликнул рыцарь. — Тогда давайте помолимся. — Сняв берет и сложив руки, он запел пронзительным голосом: — Benedictus dominus Deus meus, qui docet manus meas ad proelium, et digitos meos ad bellum.[66]

Странной фигурой казался своим оруженосцам этот маленький человечек на высоком коне: его взор был возведен к небу, а лысина поблескивала в лучах зимнего солнца.

— Это возвышенная молитва, — сказал он, снова надевая берет, — меня научил ей сам благородный Чандос. А как живешь ты, отец? Мне кажется, я должен пожалеть тебя, ведь я сам подобен человеку, глядящему сквозь окно с роговой пластиной, тогда как соседи смотрят сквозь чистый кристалл. И все-таки, клянусь апостолом, существует еще огромное расстояние между тем, кто смотрит через такое окно, и совершенно незрячим.

— Увы, достойный сэр! — воскликнул слепой старик. — Я не вижу благословенной небесной лазури вот уже два десятка лет, с тех пор, как вспышка молнии лишила меня зрения.

— Ты слеп ко многому, что хорошо и справедливо, — заметил сэр Лоринг, — но также избавлен от созерцания многих горестей и низостей. Только что наши глаза были оскорблены зрелищем, которое тебя бы не затронуло. Но, клянусь апостолом, нам пора, не то наш отряд подумает, что он уже потерял своего командира в каком-нибудь поединке. Брось старику мой кошелек, Эдриксон, и поехали.

Аллейн, задержавшись позади остальных, вспомнил совет леди Лоринг и ограничился одним пенни, а нищий, бормоча благословения, опустил монету в свою котомку. Затем, пришпорив коня, молодой оруженосец изо всех сил помчался вслед своим товарищам и нагнал их в том месте, где лес переходит в вересковые заросли и по обе стороны извилистой дороги с глубокими колеями разбросаны хижины деревни Хордл. Отряд уже выходил из нее; но когда рыцарь и оруженосцы нагнали своих, они услышали пронзительные крики и взрывы басовитого хохота в рядах лучников. Еще мгновение — и они поравнялись с последним рядом; там каждый шел, отворотившись от соседа, и ухмылялся. Сбоку от колонны шагал огромный рыжий лучник, вытянув руку, и, видимо, убеждал и уговаривал бежавшую за ним по пятам морщинистую старушонку, которая низвергала потоки брани, сопровождая их ударами палкой; она лупила рыжего детину изо всех сил, хотя могла с таким же успехом лупить дерево в лесу: результат был бы тот же.

— Я надеюсь, Эйлвард, — сказал, подъезжая, сэр Найджел, — что вы никакой силы к этой женщине не применяли? Если бы это случилось, виновника вздернули бы на первом же дереве, будь он хоть самым отменным лучником на свете.

— Нет, достойный лорд, — ответил Эйлвард с ухмылкой, — тут к мужчине применяется сила. Он из Хордла, а это его мать, которая вышла приветствовать его.