Знойные ветры юга ч.1 - Дмитрий Чайка

приветствует!

Жители, которых все еще трясло от пережитого ужаса, разбрелись по своим домам, а Халид повернулся к Стефану, который стоял неподалеку.

— Мы уходим в Ирак. Халиф повелел нам взять Хиру[28]. Ты пойдешь с нами или останешься здесь?

— Пойду, — пожал плечами Стефан. — Мне не добраться до Медины самостоятельно. С тобой, Халид, мне как-то спокойнее. Ну, почти всегда… Да и брата моего тут все равно нет. Может быть, он на севере?

— Да, мы пройдем через земли бану Тамим, — кивнул Халид. — Я разошлю гонцов и, если он там, мы его найдем.

— Скажи, почему вы решили напасть на персов? — полюбопытствовал Стефан.

— Сам халиф дал мне такой приказ, — пожал плечами Халид. — Я сегодня пообещал воинам, что со мной пойдут только добровольцы.

— И сколько же у тебя осталось людей? — полюбопытствовал Стефан.

— Две тысячи человек, — спокойно ответил Халид. — Остальные отправятся домой. Удивлен, что ты тоже решил пойти с нами! Ты настоящий храбрец! Вот никогда бы не подумал!

— Мне послышалось? — ошеломленно спросил Стефан, до которого, наконец, дошло, куда он только что вляпался. — Ты что, хочешь с двумя тысячами бойцов напасть на войско шахиншаха Ездигерда?

— Это же мои лучшие воины! — пояснил полководец. — Ну, и халиф прислал мне подкрепление. Сам Аль-Каака ибн Амр ат-Тамими прибыл вчера.

— Отлично! А сколько воинов он привел с собой? — оживился Стефан, перед которым забрезжила робкая надежда дожить до старости.

— Нисколько, — недоумевающе посмотрел на него Халид. — А зачем? Это же аль-Каака! Светлейший халиф Абу-Бакр ас-Сиддик как-то раз сказал о нем: «Войско, в котором есть подобный ему, непобедимо». Успокойся, все будет хорошо! Ты просто не знаешь этого парня, он настоящий зверь[29].

— Сигурд! — простонал Стефан, и с мученическим видом поднял очи к небесам. — Прости меня, дружище! Ведь я всегда считал, что ты самый ненормальный человек на свете! Как же я ошибался! Да по сравнению с ними ты сама осторожность! Ведь у этих ребят и вовсе мозги набекрень!

Глава 17

Март 633 года. Александрия.

Вацлав сошел на твердую землю, слегка покачиваясь с непривычки. Неждан и Яромир сошли следом за ним, как и Коста, который с любопытством оглядывался вокруг. Они были в пути без малого месяц. Купеческий кораблик пробирался вдоль берега, зайдя попутно на острова Хиос и Родос, а потом в Кесарию Палестинскую. Там Вацлав встретился с Ицхаком и познакомил его с Костой, который плыл с ним в Египет, к новому месту службы. Им еще вести вместе дела, они должны знать друг друга. От Стефана новостей больше не было. Он был где-то в Аравии, а там бушевала война, отголоски которой чувствовались даже в Палестине. Уже не раз и не два в погоне за своими врагами к южным городам имперской провинции подходили отряды мусульман на верблюдах и конях, грабили посады и уходили в свои пески. Проконсул Тигран скрипел зубами, но ничего сделать не мог. У него попросту не было сил, чтобы перекрыть всю границу. Кесария не впечатлила Вацлава вовсе. Обычный городок со следами недавней войны и легким намеком на былое великолепие. Невысокие стены и ленивая стража со скверным оружием вызвали у него понимающую усмешку. Здесь стояли лимитанты, пограничные части, на содержание которых никогда не хватало денег. Они получали в разы меньше, чем красавцы схоларии, охранявшие императорский выезд. И служил в этих частях, как правило, всякий сброд, плохо обученный и вооруженный. В Кесарии они пробыли два дня, и снова сели на опостылевший корабль. Три дня, и они у цели. Эта убогая лоханка едва плелась.

В пору расцвета, при императоре Траяне, в Александрии жило полмиллиона человек. Но вот только расцвет ее давно миновал. Сейчас здесь жила едва ли десятая часть от прежнего числа жителей, и все равно этот город был одним из крупнейших в мире. Грандиозный маяк, построенный первыми Птолемеями, изумлял своими размерами непривычных людей. И даже огромная статуя Посейдона, которая венчала его, все еще была на своем месте. Никому и в голову не пришло покуситься на нее. Александрия явно знавала лучшие времена, ведь она пережила и взятие города императором Аврелианом, срывшим городские стены, и религиозные столкновения, в результате которых был разгромлен огромный иудейский квартал и Серапеум, мировой центр учености, и грандиозный пожар 536 года. Персидская оккупация довершила несчастья великого города. Александрия съежилась, а ее новые стены отсекли восточные кварталы, которые теперь по большей части представляли собой руины, застарелые пепелища и убогие лачуги бедняков. Вся крупная торговля Империи постепенно уходила в Константинополь, а столица Египта понемногу превращалась в сонное захолустье, чьи гавани мелели и затягивались илом. Лишь центральные улицы, что были шириной в сотню шагов, все еще изумляли приезжих. А вот общественные здания вдоль них были в довольно жалком состоянии. Город, в котором во времена Адриана и Марка Аврелия насчитывалось пятьдесят тысяч жилых строений и полторы тысячи бань, теперь был бледной тенью самого себя. Он так и продолжит чахнуть, мучимый постоянными землетрясениями, пока Наполеон не увидит на его месте селение, вмещавшее в своих жалких стенах шесть тысяч человек.

— Дыра, конечно, редкостная! — со знанием дела вынес свой приговор Коста. — Но работать можно. Мы покажем местной деревенщине, как надо зарабатывать деньги.

Вацлав посмотрел на него насмешливо, хмыкнул, но ничего не сказал. Самонадеянность этого юнца его забавляла. Купеческие семьи вели здесь дела по десять-пятнадцать поколений, а то и дольше. Чему он сможет научить тех, кто родился с абаком[30] в руке?

— Надо занести местному префекту, — со знанием дела сказал Коста. — Он тут еще и патриарх по совместительству[31], поэтому берет за двоих.

— Тебе когда-нибудь язык вырвут за такие слова, — усмехнулся Вацлав. — Смотри, владыка Кир скор на расправу. Кстати, а чего тут ваши жрецы не поделили, можешь объяснить? Из-за чего они тут режут друг друга?

— Ну, понимаешь, — начал Коста. — Местные монофизиты верят, что человеческая природа Христа растворилась в его божественной сущности, а это великая ересь.

— А на самом деле как? — Вацлав не на шутку заинтересовался.

— А на самом деле, — с умным видом объяснил Коста, — во Христе одна божественная энергия, но две сущности, человеческая и божественная[32].