Север и Юг - Софья Валерьевна Ролдугина

всё – и детский плач, и причитания старого торговца тканями, и даже надрывный рёв оставшегося снаружи тхарга. Стало жарко, как в печке, и душно. Фог, втиснувшись между сундуком и чешуйчатым боком своего ящера, подтянула колени к лицу и уткнулась в них лбом.

«А если полог сорвёт, я смогу укрыть людей морт? Или хотя бы себя?»

В горле очень скоро запершило, и Фог скрутило приступом мучительного сухого кашля. Она слепо зашарила руками по седельным сумкам, чтобы найти флягу с водой, когда плеча вдруг коснулись прохладные пальцы, и в щёку ткнулась пробка меха.

– Выпей! Тут подкислённая вода, хорошо будет, удушье пройдёт, – прокричал Иаллам ей в лицо. И, словно угадав мысли Фог, продолжил: – Да не бойся, не отравлю, ты мне нужна! Без киморта никак!

Дождавшись перерыва между приступами, она открутила пробку и прильнула к горлышку. Вода имела фруктовый вкус и на прикосновения морт откликалась вяло. Никаких опасных зелий, известных ей, Фог не нашла и сделала глоток, второй…

А Иаллам, гибко втиснувшись между ней и тхаргом, крепко обхватил её рукой за талию, прижал губы к самому уху и чётко произнёс:

– Югиль-Далар отправил вас всех на смерть. В Дабуре эпидемия. Впускают-то каждого, надеются на лекарство извне или на чудесное спасение, но не выпускают никого. Половина этого каравана – авантюристы, которые хотят нажиться на богатствах дабурских мертвецов. Другая половина – дураки, которые что-то слышали, да не поверили и сами хотят посмотреть. Я должен проникнуть в город, разузнать о болезни всё и отправить информацию конклаву южных городов. И уже конклав решит, жить Дабуру или сгореть в огне, от греха подальше… Ты поможешь мне потом выбраться из города здоровым, киморт? Я заплачу, чем хочешь – информацией, деньгами! Ты поможешь?

Фог молчала. Вода казалась ей невозможно кислой.

В мыслях было одно:

«Эпидемия. Всё-таки именно эпидемия».

– Не могу обещать, – сказала Фог наконец. Иаллам точно в камень превратился. – Я должна знать больше. Некоторые болезни трудно одолеть даже с помощью морт… Но я постараюсь.

Иаллам затрясся от беззвучного смеха, щекоча дыханием шею.

– «Постарается» она… Учитель объяснял тебе, что лекарь не должен говорить «постараюсь» – только «сделаю» и «справлюсь»?

– А я не лекарь, – откликнулась Фогарта, чувствуя, что сознание начинает уплывать – от жары, от нехватки воздуха, от жажды – и от страха перед неизвестной опасностью в Дабуре. – И я правда не могу обещать. Расскажи мне больше об эпидемии. Когда она началась? Как протекает болезнь? И…

– Позже, всё позже, – едва слышно пообещал Иаллам и отстранился. – Сейчас не то место и не то время. Югиль-Далар ведь закон нарушает тем, что караван в заражённый город ведёт. Если в конклаве об этом прознают, то его живьём в масле сварят. И я не шучу, киморт. Узнает он, что мы сговорились – и натравит свою охрану, ему-то всё одно – терять нечего. А нам без каравана по пустыне идти ох, как нелегко будет… Всё позже. Когда покажутся стены Дабура, я расскажу тебе то, что знаю.

После этого Иаллам ушёл – точнее, отполз в тот край загона, где были его телохранитель и тхарг.

А садхам не утихал до самого рассвета. К концу бури убежище стало похоже на бархан – столько песка нанесло вокруг. От духоты звенело в голове не только у северянки-Фог, но и у южан, кажется, давно привыкших тяготам жизни в пустыне. Но, к счастью, в ту ночь не погиб никто, кроме двух тхаргов, которых не успели загнать в убежище перед тем, как садхам обрушился на караван.

Югиль-Далар арх Югиль оценил запасы воды и пищи, поглядел на измученных бессонной ночью путешественников – и решил отложить переход до следующего утра. Довольны этим были все, кроме, разве что, почтенного арх Салама:

– Дурной караванщик, – жаловался он Фогарте за трапезой, вяло выскребая кашу из деревянной миски. – Прежде я ходил с другим, но он пропал куда-то. Галиль-Шири арх Акдам звали этого достойнейшего человека. Честный был, брал за переход недорого, речи вёл медовые, точно птица ачир… Слыхали ли вы птицу ачир, о ясноокая госпожа? Нет? А я слыхал однажды, на базаре в Кашиме – вот воистину, чего там только не увидишь, чего не услышишь… А о чём я говорил? Ах, да, Галиль-Шири арх Акдам, да будут года его неисчислимы, а богатства – необъятны. Упомянутый Галиль-Шири водил караваны только ночью, по холодной поре…

– Вот и сгинул он небось, твой Галиль-Шири, недостойный даже припасть к стопе моего господина, – пробасил вдруг один из охранников каравана, которого Фог считала прежде отчего-то глухонемым – ведь он всегда молчал, а на приветствия даже и кивком не откликался. – Ночью ни садхама издалека не увидишь, ни пустынных тварей, ни злых чудес.

– Ночью зло прячется во мраке, а днём – в сиянии песков, – сердито откликнулся арх Салам, не прибавив даже «почтенный» или «уважаемый». – Но по ночам хотя бы не так жарко. Да и плату твой хозяин берёт непомерную.

Охранник загоготал:

– А ты в следующий раз тогда один иди! В следующий раз, да! – и, шлёпнув черпаком в свою миску изрядную порцию каши, неторопливо направился к повозке, где отдыхали прочие слуги.

Габри-Алир арх Салам горестно заломил тонкие бровки и начал причитать – правда, уже вполголоса, осторожно поглядывая то на жён с детьми, то на охранников – какой, мол, грубый человек Югиль-Далар и слуги у него грубые. Фог благоразумно помалкивала, делая вид, что увлечена трапезой, и размышляла между делом.

«Значит, и охранники, скорее всего, знают, что