Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что же, у тебя никакой обувки?
Екатерина вздохнула, опустила голову и ничего не ответила.
- Войди, дочь моя, не смущайся. Скрывать свою боль недостойно верующего, а если от твоих ног останутся следы в моих покоях, я сам уберу за тобой, и это будет лучшим днем в моей жизни.
Екатерина робко, с опаской переступила порог. Послушник поставил два стула друг против друга - для старца и для его гостьи. Отец Паисий долго устраивал свою больное тело на стуле, а женщина все стояла, никак не решаясь сесть. Послушник энергичным кивком хозяина показал ей на стул, и Екатерина подумала, что эти рыжие всегда с сумасшедшинкой. С ними лучше не связываться. Села на самый краешек, облегченно вздохнула, радуясь тому, что ноги получили небольшую передышку.
- Как тебя зовут, дочь моя?
- Екатерина. В селе иногда прибавляют - Маленькая.
- Маленькая - почему?
- В насмешку. Есть же еще одна Екатерина. Великая.
- Я вижу, народ у вас смешливый.
- Виноградников много. А там, где вино, там и смех,
- Уж это так.
Старческими, обесцвеченными, потерявшими зоркость при переписке святых книг глазами отец Паисий принялся внимательно и долго ее разглядывать. Он не любил толпу, она была ему противна. Он часто повторял, что бог не создавал толпы, он создал всего двух человек - Адама и Еву. Это уж потом они сами, расплодившись, стали расами, народами, государствами, толпами. Именно поэтому, говорил отец Паисий, если хочешь найти след божеского замысла, никогда не ищи его в толпе. Только в отдельно взятом человеке его еще удается найти, конечно, когда удается.
- Откуда ты родом, дочь моя?
- Из Околины. Село есть такое на Днестре, чуть выше Сорок.
- Бог ты мой, да оттуда ближе будет до Киева, чем до нас!
Екатерина благодарно улыбнулась - люди, хотя бы отдаленно слышавшие что-либо о ее родине, казались ей добрыми, умными и воспитанными.
- Раньше и вправду наши чаще ходили на богомолье в Печерскую лавру, но теперь война. Такое опустошение и безбожие кругом, что я с чего-то подумала - надо бы куда-нибудь подальше.
- Зачем дальше-то?
- Ну как же... Сказано ведь - ищите да обрящете.
- Воистину так, дочь моя, ищите да обрящете. Но, однако, сколько же ты к нам шла?
- Вчера исполнилось две недели.
- Две недели, и все пешочком? Не было попутных? Не попадались?
- Не полагается, идя на богомолье, ездить на попутных.
- Ну, это когда у человека есть силы, но если у него ноги изранены... Или стыдно было проситься в чужую телегу?
- Дважды, святой отец, поддалась искушению и напросилась.
- Не взяли?
- Один взял, подвез версты три, другой проехал мимо.
- Есть у тебя дети?
- Шестеро.
- Кто твой муж?
- У меня нет мужа.
- Погиб на войне или в миру затерялся?
- У меня его никогда не было.
- Но, дочь моя, шестеро ребятишек?!
- То сиротки, святой отец. Не знаю, как тут у вас, а у нас была страшная чума. В какие-то две недели скосила больше половины села. Моих близких всех бог прибрал. Я их похоронила, поплакала над их могилками, все ждала, когда и меня бог приберет, но время шло, а смерти нет и нет, хоть плачь. Когда мор совсем утих, я наконец поняла, что это была божеская милость, проявленная ко мне. В благодарность решила постричься в монашки. Пока искала монастырь, пока сговаривалась, оставшимся после чумы сироткам куда деваться? Известное дело - бедность к бедности пристает, сирота к сироте. Потом из монастыря меня уже стали звать, а куда мне девать сироток? Пошла советоваться с нашим священником, отцом Гэинэ. Выслушал он меня и сказал: "Дочь моя! Если хочешь истинно служить господу нашему, Иисусу Христу, расти этих малюток и никуда не ходи". Что делать! Кого усыновила, кого удочерила, благо от родителей остался домик на берегу Днестра. Место там красивое, но хлопотное - весной по две-три недели не спим.
- Отчего не спите?
- Воду караулим. Вдруг разольется река! Тогда хватай пожитки и беги наверх, просись к чужим людям, пока вода не стихнет и не войдет опять в русло. А так живем хорошо. Дружно живем.
- Чем же вы кормитесь?
- Известью.
- То есть как известью?!
- Отец покойный был хорошим каменщиком и к тому же умел обжигать известь. Я ему с малых лет помогала и при нем научилась этому ремеслу. Там, рядом с нашим домом, глубокие пещеры, и в тех пещерах у меня все свое - и камень, и печка для обжига. Натаскаю гнилых пней, возьму молот, а через два дня выхожу оттуда с готовой известью.
- Что же, твою известь хорошо покупают?
- Раньше она была нарасхват, но теперь, поскольку война... приходится самой ходить по селам. В два-три дня любой дом обмажу глиной и побелю. Руки, правда, страдают. Иной раз кажется - еще немного, и они у меня так же, как и ноги вот, начнут кровоточить. Ну да что же делать?
- Теперь, отправившись к нам, ребятишек на кого оставила?
- Сами остались. С Ружкой.
- Ружка - это кто?
- Собачка наша.
- Но, дочь моя... Оставить шестерых ребятишек на одну глупую собачку?
- Не говорите так, святой отец, потому что недолго и согрешить... Ружка у нас умница, она все понимает, одно только что словами выразить не может. Если хотите знать, и меня сюда на богомолье Ружка отправила...
Послушник вдруг захохотал молодым, здоровым смехом. Екатерина вздрогнула от неожиданности. Вот уж никак не думала, что это может быть смешно. Хотя, кто знает, может, и смешно. Потом ей стало стыдно за свою оплошность - лицо пошло пятнами, голова сникла. Господи, подумала она, и тут надо мной смеются. Так уж, видно, на роду написано.
- Не обращайте внимания, - сказал отец Паисий. - Он еще молод, и бог ему простит излишнюю смешливость, хотя, с другой стороны, дочь моя... Проведя почти всю жизнь по монастырям и скитам, приняв и исповедав великое множество народа, я, признаться, впервые встречаю христианку, которую домашняя собачка послала на богомолье...
- Я не то хотела сказать. Вернее, не так сказала.
- Скажи иначе. Мы охотно послушаем.
- Да, но... Я собиралась было об этом своему духовнику поведать.
- Так расскажи нам теперь, и пусть это будет твоей исповедью сим святым местам.
Некоторое время Екатерина смотрела на них поочередно - то на старца, то на молодого послушника.
- А разве для исповеди необязательно, чтобы в храме и чтобы наедине со священником?
Отец Паисий улыбнулся.
- Дочь моя, исповедаться можно всюду и везде, если только есть у тебя потребность в исповеди и ты нашел душу, готовую принять на себя твои грехи.
- Ну, если это у вас так... - сказала задумчиво Екатерина. Видно было, что она не совсем одобряет такой порядок вещей, ну да что делать. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят. Отдохнув немного, она начала издалека, как все крестьянки:
- Великий грех лежит на мне, святой отец... Этой весной, как только спала вода в Днестре, просыпаюсь я как-то от тяжелого духа. Ну прямо, извините, вонь какая-то стоит в доме. В сенцах, слышу, Ружка что-то грызет. Выхожу, вырываю у нее ту падалину и кидаю через забор, в помойную яму. До утра, однако, так и не смогла соснуть. Все кошмары какие-то накатывали, все похороны какие-то снились. Утром встаю сама не своя. Все валится из рук. Тяжелый дух так и стоит в доме. Вспомнила про Ружку и с чего-то подумала дай-ка посмотрю, что она там ночью приволокла и грызла. Заглядываю через забор и глазам своим не верю - рука человеческая от локтя до самых пальцев.
Отец Паисий, вздрогнув, осенил себя крестным знамением.
- О господи... Откуда собака могла ее утащить?
- С поля боя.
- Разве павших не хоронят?
- Хоронят, когда дето и легко землю копать, а если случится бой зимой, тогда, говорят, чуть засыплют сверху мерзлой землей... Весной талая вода вымывает из могил эти трупы, и они плывут по разлившимся рекам. Голодные волки вместе с одичавшими собаками выволакивают трупы из воды, растаскивают по лесам, рвут на части...
Послушник стал часто осенять себя крестным знамением, но старец продолжал оставаться в болезненной, окаменелой неподвижности.
- То-то, весной какой-то тяжелый дух докатывается даже до нас. Но, дочь моя, как я полагаю, то были турки!
- Ну так что же?
- Как что же?
- А вы знаете, святой отец, говорят, еще недавно турки взимали дань живой кровью. Из подвластных им православных земель они вывозили в плетеных корзинах тысячи мальчишек до двух лет. Сижу я так и думаю - а вдруг это наши братья, перекрещенные турками, наученные ими военному делу, пришли в наши края, пали в сражении, всю зиму пролежали захороненные кое-как, а потом, когда их стали волки растаскивать по лесам, захотели хотя бы одной рукой дотянуться до отчего дома... А я, дура, спросонья бросила ту руку в помойную яму. Если это в самом деле так, то, святой отец, прощения мне не будет!
- Господи, пусть милость твоя пребудет с нами, - произнес, перекрестившись, отец Паисий. Потом, после некоторого раздумья, спросил: Ты поведала об этом священнику?
- Долгие проводы Шукшина - Ион Друцэ - Русская классическая проза
- Одиночество пастыря - Ион Друцэ - Русская классическая проза
- Петровские дни - Евгений Салиас-де-Турнемир - Русская классическая проза
- Тяжёлые сны - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- Романтика в гробу - Роза Поланская - Русская классическая проза / Эротика
- Одинокий Григорий - Василий Брусянин - Русская классическая проза
- Тени не исчезают в полдень - Елизавета Бережная - Детектив / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Пока часы двенадцать бьют - Мари Сав - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Благодаря кому мы можем дышать - Дмитрий Сергеевич Кислинский - Боевая фантастика / Русская классическая проза / Социально-психологическая