Снесу крышу. Дорого (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс"

Бережнее нужно с нею быть. Как-нибудь объяснить, что да как, чтобы потом вены не резала от отчаяния. Она же такая впечатлительная, такая горячая…

От этого объяснения на душе у Паши наступал покой, и он чувствовал ответственность за влюбленную дурочку.

Но потом ему в голову приходило, что вела себя «влюбленная дурочка» совсем не как дурочка. А как бессердечная стерва.

А потом он вспоминал ее полный паники взгляд.

…А потом он махнул рукой на все мысли, потому что кирпичи между собой не стыковались. Как он их ни крутил.

И лег спать.

Утром решение высветилось прямо молнией в мозгу. Озарением.

Паша прямо сразу Елене Викторовне и позвонил. Та сначала посопротивлялась, потом согласилась, что в условиях проверки, учитывая степень вовлеченность Несветаевой во внутреннюю кухню «Паллады», так будет надежнее. И пообещала всё подготовить. В секрете от Дарьи.

Зато потом Поляков был вознагражден за свою инициативу в полной мере. Он выждал момент, когда проверяющий отправится на перекур и вызвал Дашу к себе. И сунул ей в руки допсоглашение, по которому испытательный срок признавался завершенным, и она переводилась на постоянную работу.

Дарья перечитала текст дважды. Потом подняла взгляд на Пашу и перечитала в третий.

— А… почему?.. — Она могла бы и не говорить ничего. У нее на лице и так было крупными буквами написано: «Что это было?» и «У тебя с головой всё нормально?».

— Вы, Дарья Владиславовна, показали себя как надежный, ответственный работник. Я хочу, чтобы вы не переживали о том, что завтра останетесь без работы, — щедро прокомментировал Кощей.

— Что, просто так? — не поверила Даша.

Конечно, хотелось бы не просто так. Эту ночь Поляков предпочел бы переспать с нею, а не с мыслями о ней. Но раз уж он решил рискнуть, то нужно играть «Хорошего парня» до конца. Иначе эксперимент потеряет смысл.

— Просто так, — заверил он.

— И что мне нужно сделать? — неуверенно уточнила девчонка.

— Я предлагаю расписаться, — остроумно пошутил Паша, но она посмотрела на него взглядом побитой собаки, и ему стало стыдно. — Подпись поставьте.

Подождав, пока она поставит подпись на обоих экземплярах, он тоже расписался и протянул листочки Дарье:

— Елене Викторовне отдайте.

— А она вообще в курсе? — с сомнением спросила помощница.

— Конечно. Она же их готовила, — добавил, чтобы не было двоякого толкования: — По моему распоряжению.

Дарья пошла к выходу. Потом остановилась, развернулась и сказала:

— Спасибо.

И пошла.

А после работы она согласилась на ужин.

Паша отвез ее до дома, проводил до квартиры, ну а там сам бог велел. К тому же Дарья не сопротивлялась.

Диван только у нее скрипел безбожно. Но экспериментировать Паша поостерегся. Ему хватило двух ночей воздержания. Поэтому он закрепил успех в традиционной миссионерской и отправился домой. Завтра предпраздничный день, потом майские праздники… Их можно будет провести в более комфортной обстановке его квартиры.

Если она не поедет навещать свою мать.

Глава 28. Дарья

Даша проводила начальника и направилась в посткоитальный душ. В целом события развивались по сценарию. В целом. Отдача в виде устройства на работу без испытательного срока была неожиданной. Поляков сдал ей один из важнейших рычагов давления без каких-либо условий. Или это была какая-то очень хитрая стратегия, недоступная скромному Дашину мозгу, или… Нет, всё же при близком рассмотрении на идиота Кощей был не похож. Не гений стратегической мысли, но вполне себе на уме расчетливый делец. Был убежден, что она кинется ему на шею расплачиваться за щедрый подарок? Или так глубоко запал, что был готов купить секс любыми доступными средствами?

Почему-то мысль о том, что Кощей мог так быстро и глубоко попасть на крючок, была Даше неприятна. Мачо с костью головного мозга и безответственный пустобрех были ей ближе и понятнее, чем влюбленный идиот, который смотрит щенячьими глазами.

Да нет. Павел Константинович не из этих. Не из чувствительных. Конституция у него не та. Даша вытерлась, надела свежее и вышла из ванной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Телефон. Набор. Два долгих гудка. Сброс.

Мама как обычно в своем репертуаре. Теперь будет обижаться недели две. А когда она обижается, у нее падает давление. И она даже до туалета не может дойти сама. Дарья всегда в такие моменты была рядом. Чтобы помочь дойти. Подать таблетку. В крайнем случае — вызвать скорую.

Как она теперь там?

Конечно, Даша должна была быть сейчас рядом с ней. И если бы не Николай Владимирович, она бы и была. После очередного возвращения она сказала, что больше так не может. Что хочет уйти. Подала заявление на увольнение. Он подписал. А потом Дарья две недели пыталась устроиться на работу. Но везде ей отказывали, причем с такими формулировками…

А потом ее нашел Николай Владимирович. Он умолял ее вернуться, говорил, что не может без нее. Что был не прав, отпустив. Что больше никогда не отпустит. Что теперь все будет по-другому.

Не в первый раз она уходила от своих жертв. Обычно оставляя им глубокое чувство вины за… ну, тут был большой выбор. Важно, что Даша уходила в слезах, соплях, хлопнув на прощание дверью. Половина говорила себе «И слава богу». Идеальный вариант. Кто-то начинал уговаривать встретиться, продолжить связь за пределами работы, в надежде, что она перебесится и упадет в объятия. Были те, кто звонил спустя несколько месяцев послу увольнения, и предлагали встретиться, намекая, что в обиде Несветаева не останется. Но никто из них не был и близко так искренен и настойчив в своих чувствах, как Николай Владимирович. Он похудел, ее глаза горели страстью, что на его привычно холодном лице смотрелись… убедительно. Он говорил, что любит. Что любит только ее.

И Даша сдалась.

Ей объяснялись в любви. Она просто никому не верила.

А Николаю Владимировичу поверила. Он называл ее своей маленькой девочкой. Дарил подарки и говорил хорошие слова. И Даша расслабилась.

Оказалось, что помимо хороших слов к любви начальника (а Несветаева вернулась на свою должность) прилагалась бешеная ревность, которая легко переходила в наказания. Ежемесячная командировка прошла в безумном миксе страстных признаний, удушающего секса и бесконечных наказаний за якобы мысли о других мужчинах. Он ее не отпустит.

А потом, когда они вернулись, Даша убедилась: да, не отпустит. Кадровичка призналась, что по распоряжению шефа созванивалась с организациями, в которых были вакансии, и предупреждала их о девушке с клептоманией.

И Несветаева поняла, что выбора у нее нет. Либо здесь быть игрушкой в руках безумца, или сбежать.

К сожалению, она не могла рассказать истинную причину своего отъезда матери. Слишком во многом пришлось бы признаться. И как бы это отразилось на здоровье мамы, еще не известно. Точнее, известно. Но плохо.

Поэтому мама так не нее обижается. И Даша хотела бы рассказать. Но не могла.

Нужно было дождаться, пока мама оттает.

И ждать зарплату на текущие нужды.

Чем бы ни было вызвано решение Полякова, оно развязывало Даше руки в отношении заначки. Поэтому теперь нужно убедиться, что зарплата точно будет, и можно перевести деньги маме.

Предпраздничный день обещал быть сокращенным. Если честно, то Даша жутко устала от бесконечной суеты, «подай-принеси-пошла вон», играми с Поляковым. С момента переезда она успела распробовать вкус свободы и одиночества, и теперь с нетерпением ожидала возможности закрыться на целых два дня. А потом рабочая пятница — и еще два дня отдыхать. И зарплата. Что может быть лучше?

Поэтому на работу Дарья примчалась вдохновленная и в прекрасном настроении. Ее очень радовала перспектива сидеть отдельно, в приемной. Пока, по новизне, Поляков не слишком понимает, насколько это угнетающе — когда с тобой в замкнутом пространстве постоянно находится чужой человек. Но скоро поймет и начнет раздражаться. А еще раньше начнет раздражаться сама Даша. Опять валерьянка, натянутые улыбки, мокрые ладони… Поэтому Несветаева активно подбрасывала дровишки в топку переезда. В общем, интриги, заговоры, злодейства… Обычный день. Без десяти четыре ушел проверяющий. Сегодня он был желчен и привередлив, докапывался до бумаг, Даша шмыгала туда-сюда по коридорам добросовестной мышью. Потом, поправив прическу перед зеркалом, ушла Елена Викторовна.