Неистребимый майор - Иван Исаков

— Если вы не хотите оставить меня в недоумении, прошу разъяснить следующее. Если дуэль, удар подсвечником и кинжал ревнивого черкеса отпали, что же мне тогда грозило?

— Убийство! Самое тривиальное убийство на улице или в переулке, якобы совершенное грабителями, которые ходили бы за вами по пятам до первого удобного случая. В Константинополе это случается чаще, чем упоминается в дипломатической хронике. Все зависит от суммы, израсходованной на молчание полиции…

Если вы не хотите забыть вашего мнимого родственника, то запомните его афоризм, широко известный в дипломатическом мире: «В Турции политика и интрига так неразрывно связаны между собой, что превратились почти в идентичные понятия». Здесь существует традиция, если не сказать — порядок, по которому европейские посольства нанимают гребцов-арнаутов[33] на парадные каики, служащие для воскресных прогулок по Босфору. Картинно разряженные бездельники существуют для выполнения самых грязных и опасных интриг. Это они похищают почту, ведут слежку, спаивают, а когда нужно, то и убирают с пути нежелательных лиц. А чтобы исключить сговор между гребцами различных посольств, их вербуют из деревень, находящихся в смертельной кровной вражде. Таким образом, за франки, фунты стерлингов и доллары они продолжают борьбу, начатую их отцами в Албании. Это широко известно всем, кроме… приезжих из России мичманов.

— Благодарю вас. Теперь я знаю больше, чем мне положено по чину и по должности. Запомню надолго. И клянусь вам, что всю жизнь как огня буду бояться дипломатического поприща.

— Да, пожалуй, с вашим характером и вашими взглядами на жизнь из вас дипломата не выйдет. Дай вам бог не разочароваться в своей службе так, как это случилось при соприкосновении с нашей работой.

— Не бойтесь этого. Я знаю темные стороны морской, военной службы у нас, в России. Но все же она протекает на виду у народа и вместе с народом в виде его лучших сынов…

Когда Щербачев двинулся к трапу, на шканцах появились офицеры и боцман.

Катер красиво развернулся и через две-три минуты исчез в сутолоке пароходов, паромов, буксиров, каиков и фелюг Босфорского рейда.

С этим катером навсегда уходили многие иллюзии романтически настроенного юноши. Однако именно эта потеря была одной из тех, совокупность которых неизбежно привела к тому, что контр-адмирал А. В. Немитц осенью 1917 года стал первым красным адмиралом.

Последние часы

Евгения Петрова настолько хорошо знают и любят у нас и за рубежом, что было бы нескромностью с моей стороны пытаться нарисовать портрет этого обаятельного человека, писателя, коммуниста и участника Великой Отечественной войны.

Если я все же рискнул предложить свои воспоминания о нем, это можно оправдать только тем, что мне пришлось несколько последних часов жизни Евгения Петровича пробыть рядом с ним и видеть его в центре трагических событий, волновавших в те дни всех советских людей.

Речь идет о судьбе Севастополя и лидера «Ташкент», на котором Петров участвовал в прорыве блокады на пути из Новороссийска в Крым и обратно.

Неизбежность и обязательность цензуры во время одного из наиболее тяжелых периодов войны была естественной. Но, делая свое дело, цензура закрыла от советских читателей плотной завесой многие мысли и чувства писателя о виденном и пережитом в июньские дни 1942 года. Та же цензура схоронила виденное и пережитое спутниками Петрова, которые находились вместе с ним на лидере «Ташкент», в Севастополе, в Новороссийске, Краснодаре и, наконец, при перелете в Москву, который оказался для Евгения Петровича роковым.

Только в самые последние годы в литературе мемуарного и исторического характера появились некоторые отрывочные упоминания о событиях тех дней, которые в свое время были известны только немногим свидетелям[34].

После первой зимней кампании мы твердо знали, что гитлеровский план так называемого «блицкрига» полностью провалился. Еще большим открытием, особенно неожиданным не столько для советских войск, сколько для немецких полчищ, увлеченных на восток, явился разгром их главной ударной группировки под Москвой.

Оказалось, что вермахт, прославившийся сравнительно легкими победами на Западе, умеет не только отступать по плану, но и беспорядочно бегать на сотни километров, чтобы избежать массового пленения. При этом Геббельсовы ссылки на мороз и на общность судеб гитлеровских дивизий и наполеоновской армии не вызывали доверия даже в глухих немецких деревнях.

И все же, несмотря на историческую победу и вызванный ею подъем, к началу кампании 1942 года тревожные мысли беспокоили многих из тех, кто знал обстановку.

Враг был еще очень силен. И поскольку ему необходимо было спасать не только военный престиж Гитлера и германского генерального штаба, но и политическое лицо всей системы фашистского рейха, фюрерами всех рангов были приняты чрезвычайные меры по формированию новых дивизий. Были выжаты соки из сателлитов и мобилизована вся индустрия покоренной Европы, с расчетом, что успех следующего броска на Восток поможет восстановить репутацию вермахта и не только ободрит растерявшихся союзников Гитлера, но и устранит сомнения выжидавших соседей (Турция, Швеция) и осторожность политических союзников (Япония, Испания).

И хотя наш народ напрягал все силы в тылу, бойцы самоотверженно дрались на фронте, а партизаны — за линией фронта, хотя генеральный штаб, готовясь к новому активному отпору, учитывал опыт первого года войны, — у Советской Армии все еще не было необходимого преимущества в силах и средствах ни на земле, ни в воздухе, ни на море.

Нужно ли напоминать, что именно в этот критический период союзники СССР действовали наименее эффективно, ограничиваясь посулами и восторгами по поводу стойкости нашего народа и армии.

Беспримерный героизм защитников Одессы и еще большая стойкость гарнизона Севастополя задержали продвижение правого фланга южной группы германских войск, наступавших вдоль побережья Черного моря. И несмотря на то, что были сорваны все сроки выхода армии захватчиков к Волге и Кавказу, для защитников Северо-Кавказского направления весна начиналась очень неблагоприятно. Воспользовавшись ошибками командования Крымского фронта, немцам удалось 8 мая внезапным ударом прорвать наши боевые порядки на Керченском полуострове и к концу месяца захватить Керчь.

Теперь Крым был в руках армии Манштейна, и, помимо угрозы возможного форсирования пролива для высадки на Таманском берегу, значительно ухудшилось положение гарнизона СОР (Севастопольского оборонительного района).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});