Сердце Вербарии - Дмитрий Савчатов

медленным, полет ножа тягучим, словно резина. Клинок не преодолел и половины дистанции, как замер серым разводом.

— Как же тебя зовут, бесстрашный безумец? — Делио сменил позу и отхлебнул из бокала. — У тебя еще осталось немного времени, пока мне наскучит. Ну? Сам скажешь или попросить, чтобы подсказали?

Сейвен молчал и Делио лениво шевельнул пальцем. В тот же миг в виски точно вонзились два раскаленных сверла. По телу волной прокатилась трескучая боль. Но он молчал.

— Твое упорство похвально, но бессмысленно, поверь. Впрочем, какое мне дело до твоего имени. Дай ему тьмы, Айро, которую он так просит, — президент зевнул. — Дай ему тьмы.

* * *

Тишина — забавная штука. Тишина и мрак. Эти две вещи в шумном и ярком мире — как зрачки цветных глаз. Бездонные, всепоглощающие и значащие больше, чем кажется.

В темноте и молчании тело куда-то плыло, мерно покачиваясь на невидимых мыслях. Сейвен пошевелил кистью левой руки — зачерпнуть воды, но в ответ сухо зашуршало. На мгновение он замер и повторил жест уже решительней. И снова тихий шорох, точно он засыпан ворохом опавшей листвы. Вместе с догадкой отчетливо запахло терпким, густым лесом. Сейвен качнул головой и приподнялся на локтях — листва осыпалась с него мертвенной шелухой.

Он действительно лежал в лесу, под ворохом листьев, собранных граблями. Незатейливый садовый инструмент стоял тут же — прислоненный к стволу высокого дерева. Сейвен огляделся: поблизости никого не было. Сквозь изумрудные кроны поблескивало солнце. Щебетали птицы, в вышине гулял ветер. Там, над макушками деревьев, сиял ясный день, а здесь было холодно и сыро.

Сейвен взял в руки грабли и заново собрал кучу, которую ненароком разворошил. Едва он закончил, как до слуха донеслись звуки флейты. Сквозь тонкую мелодию пробивался голос — кто-то подпевал игре.

Трава и мох, гниющая листва мягко пружинили под ногами. Сейвен обнаружил, что идет босиком и что одет в белую робу. Лес редел, а музыка и голос звучали отчетливей. Он прибавил шаг и скорее выбрался на обширную поляну, сплошь поросшую сочной травой, как будто подстриженной и аккуратно причесанной. У противоположного края, в тени деревьев, ютилась избушка. Рядом горел костер, а возле — на бревне — сидел Крайтер и играл на флейте. Пела девочка в белой робе. Она сидела на траве, около ног внезапного музыканта, и старательно тянула песню на непонятном Сейвену языке.

Когда Сейвен подошел вплоть, Крайтер оборвал игру и кивком указал девочке на гостя. Та обернулась, торопливо поднялась и юркнула на бревно, под крылышко к флейтисту. Не дожидаясь приглашения, Сейвен уселся на другом бревне, напротив такой несходной пары. Их разделяли языки пламени весело потрескивающего костра.

— Не знал, что ты музыкант. Удивляешь.

— Да, балуюсь понемногу. Только никому не рассказывай, а то смеяться будут. Впрочем, тебе все равно никто не поверит, — Крайтер немного помолчал, в задумчивости пожевал губами и вдруг спросил: — Ты понимаешь, где мы?

— В лесу.

— В башке твоей дурьей, вот где. Когда ты уже научишься осознавать собственные сны? Это ведь так просто.

— Я сплю?

— Да нет, не спишь. Ты в отключке. Впрочем, мне это не мешает и тебе мешать тоже не должно.

— Ну, не знаю.

— А тебе и незачем знать. Для тебя покамест знания опасны. Но скоро все прояснится. Гораздо раньше, чем ты предполагаешь.

— А как ты здесь очутился?

Крайтер хохотнул:

— Пришел, — и серьезно добавил, — а теперь собираюсь уходить.

При этих словах девочка встревожено посмотрела на покровителя и крепко сжала его руку.

— Не бойся, Айро. Дядя Сейвен позаботится о тебе.

Он погладил ее по голове, поцеловал в темечко и назидательно обратился к Сейвену:

— Ты должен проводить Айро. Это в твоих интересах, поверь. Обузой она не станет. Просто проводи ее.

— Куда?

— К выходу.

— Из нас двоих, где выход, знаешь только ты.

— Да, и я не могу его тебе показать, поскольку… Поскольку не могу. Но он там же, где и вход.

— Так проводи ее сам.

— Этого я тоже сделать не могу, — с расстановкой произнес Крайтер. — По одной простой и очевидной причине. Проводить ее можешь только ты.

— Ну хорошо. Куда?

— Неважно, — он взял девочку на руки, посадил себе на колени и ласково просюсюкал: — Дядя Крайтер теперь должен уйти, милая. Но не надолго. Я вернусь к тебе, обязательно вернусь. Подождешь немножко, хорошо?

Девочка кивнула и с опаской, но все же посмотрела на Сейвена.

— Дядя Сейвен хороший. Некрасивый, но хороший. Пойди, поиграй пока в дом, а дядя Сейвен к тебе скоро придет.

Айро кивнула еще раз, но бойче, спрыгнула с коленей Крайтера и понеслась к избушке.

— Ты справишься, Сейв.

— Надеюсь. С детьми я еще не сталкивался.

— Ты справишься, — повторил он, как будто не услышав Сейвена. — Теперь иди. Она, наверно, уже заждалась.

Едва за Сейвеном закрылась дверь, как снаружи потемнело. Внезапно нагрянула буря, заслонившая сияющий мир, точно безмерная клякса. Шквалистый ветер молотил ставнями окон, швырял в стекло пригоршни дождя, и истово бился во входную дверь.

Айро спряталась под кроватью, и Сейвену никак не удавалось уговорить ее выбраться. Наконец он сдался и сам забрался под кровать. Девочка прижалась к нему, вся дрожа от страха. Ее теплое, прерывистое дыхание странным образом успокаивало Сейвена. «Я справлюсь».

Крышу избушки сорвало, и все утонуло во мраке.

Act 17

Во всей Гелионии тюрьма была одна, но такая, в какую без труда уместилось бы население целой Франдии. Попасть в нее мог каждый, а вот сбежать… Сбежать еще никому не удавалось. Тюрьма стояла в самом центре континентальной пустыни и побег из нее равнялся огню солнца и холоду звезд. Окруженное тысячью километров песка, это место видел в кошмарах всякий преступник Вербарии.

«Зыбучая башня» — так звалось это грандиозное строение-механизм. Сооружение действительно напоминало башню, но исключительно в те нарны, когда принимало новых постояльцев. В остальное время о существовании места напоминал лишь приземистый кратер, окруженный троицей исполинских свай. Тюрьма — это трехсотметровый, кряжистый бур, зарывающийся в песок. Когда такая громадина уходила под землю, толщина стен измерялась километрами…

Сколь долго его здесь держали, Сейвен не знал. Когда он очнулся в камере, то немало удивился, что еще жив. Его держали, нет — пытали в просторной одиночке. Яркий свет, монотонный голос из репродуктора, ледяной душ и звуковые атаки — было все, чтобы не дать ему уснуть. Раз за разом, как заклинивший бред, кто-то повторял: «Кто твой заказчик? Назови имена!» Из всех пыток эта стала для Сейвена