Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы - Джерри Койн

Как мы видели в предыдущей главе, обычная реакция на такие вопросы – превратить неприятные факты эволюции в добродетели, как это делает католический богослов Джон Хот:

Идея о том, что за эволюцию жизни отвечают второстепенные причины [естественный отбор], а не прямое божественное вмешательство, даже усиливает, а не принижает доктрину божественного творческого начала. Разве Богу не делает честь, что мир – не просто пассивная глина в его руках, но изначально активный и самоподдерживающийся процесс, который развивается и самостоятельно порождает новую жизнь? Если Бог может творить вещи, которые делают себя сами, то разве это не лучше, чем божество-волшебник, который дергает за все ниточки, как полагают теологические «окказионалисты»?

Но ведь можно легко сформулировать и противоположный аргумент: что создание с нуля «лучше», поскольку позволяет избежать страданий, потерь и вымирания, присущих эволюции. Как можно взвесить ценность творческого начала в сравнении со страданием существ, способных чувствовать, включая и нескольких близких родственников современного человека, таких как вымершие неандертальцы?

Теистическая эволюция тоже пригодится для оправдания Бога. Ее можно использовать, как это делает богослов Франсиско Айала, чтобы снять с Бога груз обвинений, связанных с «естественным злом»:

Теория эволюции дала нам решение к оставшемуся компоненту проблемы зла. Как наводнения и засухи были необходимым следствием структуры физического мира, так хищники и паразиты, расстройства и болезни были следствием эволюции жизни. Они возникли не в результате плохого или злобного замысла: свойства организмов не были спланированы Творцом.

Здесь явственно попахивает предвзятостью, ведь наверняка Бог, будь он по-настоящему всемогущ, мог придумать мир, в физической структуре которого не было бы наводнений, засух и эволюционного страдания. И, разумеется, если адаптивными мутациями, которые привели к возникновению человека, мы обязаны Богу, то непонятно, почему его не обвиняют в неудачных мутациях, которые вызывают рак, генетические заболевания и рождение детей-калек. Если мутации придуманы Богом, нет никаких причин тому, чтобы подавляющее их большинство было вредными – хотя именно этого следует ожидать, если этот процесс исключительно естественен и в его рамках происходят случайные ошибки. Неудивительно, что у богословов, к примеру, у Алвина Плантинги, есть ответ и на это:

Но в любом мире, где есть искупление, будет и грех, и зло, и проистекающие из них страдание и боль. Более того, если лечение должно быть пропорционально болезни, в таком мире окажется очень много греха и очень много страданий и боли. Далее, в нем вполне могут найтись грех и страдание не только со стороны человеческих существ, но и, возможно, со стороны других существ тоже. В самом деле, некоторые из этих других существ, возможно, намного могущественнее людей, а иным из них – Сатане и его приспешникам, к примеру – может быть позволено играть какую-то роль в эволюции жизни на Земле, направляя ее в сторону хищничества, потерь и боли. (Кое-кто, возможно, пренебрежительно фыркнет в ответ на такое предположение; однако это ничего не изменит.)

Поразительно слышать подобное от уважаемого философа. Мы наблюдаем здесь не только предвзятость в отношении Бога, который заставляет животных искупать грехи людей, но и призвание другого источника зла – Сатаны. Нас просят поверить, к примеру, что генетически обусловленная лицевая опухоль, уничтожающая популяцию тасманийского дьявола, может быть вызвана сатанинскими манипуляциями в его хромосомах. Получается, что невинное сумчатое ужасно пострадало за грех примата. На мой взгляд, пренебрежительное фырканье – это правильная реакция на подобные фантазии (по крайней мере, до тех пор, пока Плантинга не предоставит нам доказательства существования Сатаны).

Людям религиозным не имеет смысла говорить, что эти ответы исключительно умозрительны потому, что мы не знаем, как Бог проявляет себя в эволюции. Если признать такое незнание, следует признать и то, что мы совершенно не представляем, имеет ли вообще Бог какое-то отношение к эволюции. Забавно, что те, кто претендует на точное знание природы Бога и его свершений, замолкают, как только речь заходит о его методах.

Главная проблема теистической эволюции, как и всех прочих попыток приспособить теологию к новым фактам, такова. Это просто метафизическое расширение физической теории, дополнение, нужда в котором обусловлена не данными, а эмоциональными потребностями верующих. Философ Энтони Грейлинг называет это «произвольной избыточностью»: космологические бирюльки, от которых отказался Лаплас, когда сказал Наполеону, что не нуждается в гипотезе Бога. И правда, подобные излишества можно найти только в эволюционной биологии – и иногда в космологии, – поскольку остальные науки не вступают в противоречие с верованиями людей. Если рассматривать науку шире, включив в нее медицину, то можно увидеть еще один пример произвольной избыточности, когда болезнь рассматривается как результат грешных мыслей или духовной ошибки. В последней главе мы увидим, что такая точка зрения заставила многих людей отказаться от научно обоснованной медицины и в результате пострадать.

Наконец, теистическая эволюция допускает обычную ошибку примиренчества: путает логическую возможность с вероятностью. Да, логически возможно, что Бог либо начал эволюционный процесс, создал первый организм, а затем отошел в сторону, чтобы наблюдать за происходящим, либо вмешивался в этот процесс время от времени, создавая новые организмы и мутации. Но судя по имеющейся у нас информации, это маловероятно. Процесс эволюции демонстрирует все признаки естественности, материалистичности, неуправляемости и отсутствия божественной поддержки. Для ученого теистическая эволюция лишена смысла, поскольку требует, чтобы одной частью мозга («эволюционной») вы принимали только то, что можно проверить и подтвердить доказательствами и здравым смыслом, а другой («теистической») – полагались на веру и принимали вещи либо ненужные, либо ничем не подтвержденные. Это нечестивый союз между наукой и религией, это теология, которая рядится в лабораторный халат. Мы поговорим о вреде этого провального брака в последней главе. Среди его последствий и непонимание публикой науки (многие считают, к примеру, что «теистическая эволюция» научна), и вера в то, что религия может дать ответы, ускользающие в настоящее время от науки (к примеру, почему законы природы допускают существование жизни?), и идея о существовании «иных способов познания», включая откровение, посредством которых можно познать истины о Вселенной. Это не просто академические вопросы, поскольку вполне реальные следствия из них могут быть весьма серьезными (и вредными): они влияют на мораль, медицину, политику, экологию и общее благополучие человека как биологического вида.

Глава 4

Вера наносит ответный удар

Работая пастором, я частенько приукрашивал столкновение между научным мировоззрением и позицией религии. Я говорил, что научные озарения не угрожают вере, потому что наука и религия представляют собой «разные способы познания» и не конфликтуют друг с другом, поскольку пытаются ответить на разные вопросы. Наука сосредоточена на том, «как» возник мир, а религия имеет дело с вопросом о том, «почему» мы здесь. Я был совершенно не прав. Не существует никаких разных способов познания. Есть только знание и незнание, и выбирать в этом мире приходится между ними.

Майк Аус

Неудача примиренчества заставила верующих сцепиться с наукой не только в соглашательском ключе. В одном из вариантов религия сама накинула на себя мантию науки и заявила, что некоторые наблюдаемые данные о природе лучше всего объясняются – или это объяснение вообще единственное – существованием Бога. Я называю эту стратегию «новой естественной теологией», поскольку она берет начало от более ранних усилий разглядеть в природе руку Господа. Еще один аргумент, связанный, впрочем, с первым, таков. Религия, подобно физике, философии и литературе, – это просто иной «способ познания» о Вселенной, который при помощи собственных уникальных методов вырабатывает достоверные истины. Некоторые даже утверждают, что именно религии мы обязаны существованием науки (в первую очередь физики), поскольку она якобы возникла как отрасль веры, обычно христианской.

Если ничего другого не остается, верующие находят способы очернить науку. Говорят, что наука – ненадежный метод познания мира (в конце концов, ее «истины» нередко пересматриваются), что она может быть использована во зло (читай: атомные бомбы и нацистская евгеника), а кроме того, она продвигает «сциентизм», то есть утверждает главенство естественных наук, вынуждая такие области, как история, литература и искусство, обретать наукообразность – или терять всякий смысл.