Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы - Джерри Койн

Была ли эволюция человека неизбежной?

Если наука может привести правдоподобные аргументы в пользу того, что естественная эволюция человека – или других существ с аналогичными умственными способностями – была неизбежна, это льет воду на мельницу теистической эволюции. В этом случае уже не обязательно говорить о возникновении нашего биологического вида в результате сверхъестественного вмешательства, – ведь человек или кто-то ему подобный непременно должен был появиться через достаточное эволюционное время. Тогда в результате чисто материалистического процесса появилось бы ровно то, что необходимо теистам: сложное разумное существо, способное познать Бога и поклоняться Ему. (Назовем такое существо «гуманоидом».) Биология остается натуралистической, но при этом выдает теистам желаемое. Поэтому важно понять, насколько серьезно наука поддерживает утверждение о неизбежности появления человека. В самом деле, если мы не можем показать неизбежность эволюции гуманоида, то попытка примирить теорию эволюции и христианство обречена на провал, потому что, если бы мы были конечной целью Божьего творения, наше появление было бы гарантировано либо Богом, либо природой.

Как может наука проверить, действительно ли естественная эволюция обязательно привела бы к возникновению вида, подобного нашему? Один из способов – считать, что в мире изначально существовала вполне пригодная, но пустующая экологическая ниша, и что эволюция со временем обязательно нашла бы способ ее заполнить. Но ученые совершенно не уверены, что ниши существуют до появления организмов, которые их заполняют. В конце концов, некоторые организмы создают для себя экологические ниши сами – за счет особенностей поведения, появившихся в ходе эволюции. Так что ниши эволюционируют вместе со своим видом. Классический пример – бобр. Получив в ходе эволюции способность валить деревья и строить с их помощью запруду, бобр создал для себя собственное обиталище и источник пищи – пруд с притопленной хаткой. До бобров такой ниши не существовало; предки этих животных создали ее самостоятельно, повлияв, таким образом, на дальнейшую эволюцию своего вида.

История жизни причудлива и извилиста, поэтому невозможно предсказать, какие существа возникнут в ходе эволюции. Кто мог предсказать, к примеру, что две группы птиц, одна в Новом Свете, а другая в Африке и Азии (колибри и нектарницы соответственно), независимо друг от друга приобретут способность зависать перед цветами и пить нектар при помощи длинных клювов и языков? И даже если мы отыщем что-нибудь похожее на пустые ниши, мы все равно не можем сказать, есть ли у тех или иных организмов нужные физиологические особенности или происходят ли в них нужные мутации, чтобы развить адаптивный образ жизни. К примеру, не существует травоядных змей, хотя имеется немало видов змей и живут они нередко среди травы и листьев. Можем ли мы с уверенностью утверждать, что эволюция, если подождать достаточно долго, неизбежно приведет к возникновению травоядных змей?

И все же во многих случаях живым существам приходится приспосабливаться к относительно неизменным внешним условиям, так что можно говорить о некоторых аспектах экологической ниши, или образа жизни, к которым животные и растения должны адаптироваться. Так, подвижные морские организмы непременно должны приобрести способность плавать и добывать в воде кислород. Самое убедительное доказательство существования таких пустых ниш – конвергентная эволюция, феномен, который часто используют как аргумент в пользу неизбежности появления человеческого вида.

Идея проста: биологические виды часто приспосабливаются к сходным внешним условиям, развивая схожие черты (схождение признаков). Ихтиозавры (древние морские рептилии), дельфины и рыбы эволюционировали в воде независимо друг от друга. Все они путем естественного отбора приобрели поразительно сходные обтекаемые формы. Сложные «камероподобные» глаза развились независимо как у позвоночных, так и у головоногих моллюсков. Арктические животные – белые медведи, полярные зайцы и совы – как правило, белые (либо становятся таковыми зимой), поскольку белый цвет на фоне снега и льда скрывает их от хищников или добычи. Подобная маскировка тоже развилась независимо.

Самый, возможно, поразительный пример конвергенции – сходство между некоторыми видами сумчатых млекопитающих Австралии и неродственных им плацентарных млекопитающих, живущих в совершенно других местах. Сумчатый летающий поссум выглядит и ведет себя в точности так же, как белка-летяга Нового Света. Сумчатые кроты с крохотными глазками и мощными роющими лапами – точные копии плацентарных кротов. Сумчатый тасманийский волк, окончательно истребленный в 1936 г., выглядел и охотился так же, как плацентарный волк.

Такое схождение признаков сообщает нам об эволюции нечто очень важное. Хотя бы некоторые экологические «ниши», то есть пригодные для обитания среды, действительно должны существовать заранее, именно они вызывают сходные эволюционные изменения в неродственных видах. То есть начиная с разных предков и работая с разными мутациями, естественный отбор может сформировать неродственных животных подобным образом – лишь бы изменения повышали шансы животного на выживание и продолжение рода. В море существовали ниши (вероятно, с обилием питательной морской добычи) для млекопитающих и рептилий, в результате чего дельфины и ихтиозавры приобрели обтекаемые формы. Животным в Арктике выжить легче, если зимой они будут белыми. И ниши для небольших всеядных млекопитающих, способных планировать с дерева на дерево, вероятно, тоже существовали.

Сходимость признаков – одна из самых впечатляющих функций эволюции, и при этом она встречается часто: сотни случаев, подтвержденных документально, приведены в книге палеонтолога Саймона Конуэя-Морриса «Решение жизни. Неизбежный человек в одинокой Вселенной». Но подзаголовок дает нам ключ к основному тезису этой книги: Саймон Конуэй-Моррис – набожный христианин, который считает, что эволюция неизбежно породила бы гуманоидов:

Вопреки распространенному мнению, эволюция нас не принижает. Я утверждаю, что что-то похожее на нас – эволюционная неизбежность, и существование человека подтверждает наше единство с остальным Творением.

Ему вторит Кеннет Миллер:

Но по мере того, как жизнь будет заново осваивать адаптационное пространство, можем ли мы быть уверены, что наша ниша останется незанятой? Я бы сказал, что мы можем быть почти уверены, что она будет непременно занята. Со временем эволюция породит разумное, сознающее себя, мыслящее существо, наделенное нервной системой, достаточно емкой, чтобы решать те же вопросы, что решали и мы, и способное открыть тот самый процесс, что породил и его, – процесс эволюции… Все, что мы знаем об эволюции, говорит о том, что рано или поздно такое существо обязательно займет эту нишу.

Однако мое собственное представление об эволюции иное. Мне представляется, что правильный ответ на вопрос «Неизбежна ли эволюция гуманоидов?» должен звучать так: «Мы этого не знаем, но вряд ли». На самом деле есть серьезные основания полагать, что эволюция гуманоидов не только не является неизбежной, но и априори маловероятна. Причина вот в чем: хотя сходимость в эволюции встречается нередко, существует не меньше примеров неудачной сходимости. Эти неудачи не производят особого впечатления просто потому, что речь идет о видах, которых нет. Возьмите ту же Австралию. Хотя между плацентарными млекопитающими и австралийскими сумчатыми наблюдается немало случаев конвергенции, есть много млекопитающих, которые развились в других местах, но не имеют аналогов среди сумчатых. Не существует, к примеру, сумчатой летучей мыши (то есть летающего сумчатого млекопитающего), жирафа или слона (крупных сумчатых млекопитающих с длинной шеей или носом, способных доставать ими листья с деревьев). Красноречивее всего то, что Австралия не произвела на свет никакого аналога приматов или любых других существ с интеллектом подобного уровня. Более того, в Австралии множество незаполненных ниш – и, следовательно, множество не случившегося сходства, включая и пресловутую «гуманоидную» нишу. Если развитый интеллект – такой предсказуемый результат эволюции, то почему он не развился в Австралии? Почему он возник только однажды – в Африке?

Это поднимает еще один вопрос. Мы узнаем конвергентную эволюцию по тому, что неродственные виды развивают у себя схожие свойства. Иными словами, у двух или более видов появляются одни те же признаки. Но сложный, сознающий себя разум – одиночка: он развился лишь раз, у предков человека. (Осьминоги и дельфины тоже умны, но им нечем раздумывать о собственном происхождении.) Напротив, глаза возникали независимо 40 раз, да и белая окраска арктических животных – не единичное явление.