Ночь лунного страха - Ирина Арбенина

Лопухин печально усмехнулся… Интерпол поспел вовремя!

Он вернулся к раненому.

Климов лежал, закрыв глаза, смертельно бледный: потеря крови была уже очень большой. При звуке шагов он все-таки с усилием открыл глаза.

— Я ведь врач, — прошептал он. — И понимаю, что случилось… Мне остался час, не больше.

Никита молчал. Разуверять было бессмысленно.

— Сделайте еще один укол. Боль мешает мне говорить… А я хочу вам кое-что рассказать. Мне это нужно. Понимаете?

Лопухин кивнул.

— Недаром существует обычай исповедоваться перед смертью… — прошептал Климов. — Человек, видно, не может уйти, не открыв кому-нибудь душу.

Священника здесь нет… Остаетесь вы. Хотя это бред, конечно: исповедоваться врагу… Но и вся моя жизнь сплошной бред. Пусть таким же будет и ее конец. Вы выслушаете меня?

Никита снова молча кивнул. Он вскрыл еще одну ампулу и сделал Климову укол.

— Недавно мне опять снился тот день в Грозном, — хрипя, стал рассказывать раненый. — В тот раз в наш военно-полевой госпиталь доставили сто пятьдесят человек. Это был рекорд… Рекорд, который, проживи я дольше, преследовал бы меня своими кошмарными картинами всю оставшуюся жизнь. Понимаете… Стоит лишь едва потерять над собой контроль… Заснуть, например… И тут же начинается…

Но прежде я всегда в таких случаях заставлял себя проснуться — я и во сне стараюсь управлять собой.

Подняться, выпить таблетку. Транквилизаторы действуют на меня хорошо… Лучше, когда снится туманная прохладная река на рассвете, с ивами и серебристыми всплесками рыбешек. Та, на которую меня брал с собой рыбачить отец. Но она, увы, давно уже мне не снится. Вместо нее вдруг снова является парень с прочерченной синей жирной чертой на побритой голове — ему предстоит операция на головном мозге…

Потом тот, у которого вместо лица глубокая впадина с дрожащим окровавленным глазным яблоком. Он живой — ему по кусочкам собирают лицо. Вернее, то, что лишь условно можно назвать лицом. Потом идут еще ранения… Одно тяжелее другого. И наконец это: повреждение сосудов шеи — голова держится неизвестно на чем. Ранение трахеи — дырка в горле, края которой бьются при вдохе и выдохе… Перебитая сонная артерия. Тогда, в госпитале, я впервые подумал о том, что потом с помощью дьявола Кубоцкого стало реальностью.

— Дьявола?

— О, да… Не сомневаюсь, он встретился мне в жизни именно для того, чтобы проверить меня искушением. Хотя на пустом месте, конечно, ничего не бывает.

Знаете, в детстве — лет двенадцать мне было — я как-то порезал ногу, наступив на осколок бутылки возле реки, когда купался. Очень сильно порезал.

Кровь хлещет… И я чуть не упал в обморок, пока смотрел, как отец перетягивает мне ногу бинтом. Он заметил, как я побледнел, но ничего не сказал. Тем более не высмеял: «слабак» и все такое… Хотя он-то в мужчинах слабости не признавал совершенно. Нет, ничего он мне тогда не сказал. Он вообще никогда не грешил многословием: расти таким, будь сяким, сынок… Но все, оказывается, заметил. На следующий день отец принес мне анатомический атлас. Я открыл — и тут же захлопнул. Атлас был цветной — хорошее немецкое издание: каждая почка — в разрезе и с подробностями… А потом любопытство взяло верх.

Я снова открыл его и стал рассматривать. И вот что я тогда понял…

— Да?

— Знаете, иногда делаешь такие открытия, которые.., ну, на всю жизнь. Это было из такого ряда. Я понял, что человек устроен интересно, сложно, но не загадочно! Понимаете, о чем я? Что человек — это позвоночный столб, вены и артерии; срамной, поясничный и шейный нервы… Ну и так далее… Сложнейшая, но, в общем-то, поддающаяся изучению система, которая и регулирует то, что люди именуют «жизнью». Понимаете? Надо только хорошенько эту систему изучить.

— И что же?

— После школы я поступил в медицинский… А знаете, где это мое детское открытие подтвердилось в полной мере?

— Где?

— В военно-полевом госпитале. Мы работали там по восемнадцать часов в сутки и делали невероятные вещи… Однажды под утро я вышел покурить. И, глядя на мглистый зловещий чеченский рассвет, вдруг понял, что могу все. Собрать, разобрать. То есть мы не боги, конечно… Но можем почти все. Знаете, я много раз видел, как люди обвиняют врачей чуть ли не в садизме: мол, как это можно с миленькой улыбочкой сообщать о необходимости сложнейшей полостной операции, как будто речь идет о том, что придется булочку проглотить?! Мол, в их поведении есть что-то садистское…

— А что — нет?

— Нет… Это как раз то, о чем я вам толкую. Всего лишь ощущение власти. Сознание, что человека можно собрать и разобрать. Видите ли, я родился….

Впрочем, вы уже догадались, где… Здесь, в этом поселке. Странно, я ведь никогда никому раньше не называл места своего рождения. Что толку? Его все равно не найдешь ни на одной карте. Даже точкой не обозначено. Моя мать из тех, кого принято называть «малый народ». Очень малый народ. — Он хрипло засмеялся. — Отец заезжий русский. Я его не знаю…

Приехал покалымить. Переспал с местной, с туземкой, и уехал. Я, видите ли, полукровка. С одной стороны, это неплохо. Ведь полукровки бывают очень красивы и талантливы. Все это правда. Но слишком далекая кровь — это… В общем, считается, что люди, в которых соединилась кровь слишком разных рас, испытывают странный внутренний разлад. Понимаете, какой-нибудь бледнокожий северянин и, скажем, чернокожая… Когда смешивается такая разная кровь, много вероятностей, что смесь получится гремучей…

Ну вот.., я жил в этом поселке… Мать, как и полагается типичному представителю малого народа, не выдержавшего столкновения с цивилизацией, пила по-черному. Огненная вода! Здешний бич. Все туземцы повально хронические алкоголики. По сути, я был никому не нужен. Спал с собаками, питался рыбными объедками. Потом… Вы верите в зигзаги?

— В зигзаги?

— Да, в резкие, невероятные зигзаги судьбы…

Моя жизнь вся сплошь из таких резких и необъяснимых поворотов. Представьте, меня вдруг пожалел и приютил заезжий геолог. Более того, когда срок его экспедиции закончился, он увез меня с собой в город.

Я считаю его отцом. Он умер, когда я уже был студентом. Потом был диплом, служба, война. А потом опять зигзаг… Все поменялось. Я познакомился со шведкой из миссии Красного Креста. Очень быстро поженились — и я уехал вместе с женой. Лорен занималась воистину «милосердием без границ». В это входило и спонсирование моей стажировки в центре трансплантации. Я начал работать… И все было о'кей!

Я был в начале головокружительной карьеры, вершиной которой могла бы стать уникальная операция по трансплантации, профессионально я был готов к ней.

Мой руководитель, хирург мирового класса, считал, что я подаю огромные надежды. А потом….

— Снова зигзаг?

— Точно! Вы все-таки верите в зигзаги? Я совершил ошибку, практически служебное преступление…

Без умысла. Но это было квалифицировано как этическая ошибка. Мне удалось избежать приговора, суд не смог доказать моей вины. Но ни в одно серьезное место на работу меня уже не брали. Потеря репутации! Со шведкой мы к тому времени уже расстались.

И вот с таким своим прошлым и настоящим, со своими опытом, знаниями, квалификацией я вернулся в Россию… Прямо в самое кипенье криминальных страстей. А на войне как на войне, сами понимаете…

Думаю, когда мы встретились с «дядей Костей», еще ничего ни у него, ни у меня не было в голове определенного. Но это, знаете, как если бы в химической колбе вдруг, по воле случая, собрались все необходимые ингредиенты. И тогда достаточно мелочи, например нужной температуры — и реакция начнется… Неизбежно!

Однажды я признался Кубоцкому, какое я потерпел крушение и как роковым образом не осуществилась моя мечта об уникальной операции. И вот в какой-то день нашего знакомства, наших разговоров, когда мы немало уже знали друг о друге, Кубоцкого осенило. План был фантастичен, но не неисполним.

Для меня это означало, что я могу заработать сумму, которая на годы вперед обеспечит мое будущее.

Знаете ли, когда в детстве ночуешь вместе с собаками, это накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь.

Панически боишься, что снова вернешься на дно.

Для «дяди Кости» это означало разом решить все проблемы и конфликт с отцом Дэзи, его другом и партнером. И более того — встать у руля и стать наконец первым, а не, как всегда, «вечным вторым»…

Мне надлежало лишь исполнить часть плана.

А потом я вдруг подумал… А почему бы и мне не встать у руля? Главным и единственным.

Он закрыл глаза и прошептал:

— Страшный, пронзительный звон стоит в ушах.

Вы знаете, что, по верованиям моего народа, звон в ушах означает, что человека окликает покойник?

— Нет… Никогда о таком не слышал.

— Понимаете? Он зовет меня. Отец этой девочки…

— Как вам все-таки удалось все это осуществить?