Буря на Эльбе - Мириам Георг

class="p1">– Михель, дорогой, ты не мог бы на минутку снять пижаму, – перебила она сына, который продолжал взволнованно лепетать.

Михель послушно выскользнул из пижамы. Увидев его живот, Зильта зажала рот руками, чтобы сдержать крик.

– Откуда взялись эти синяки? – спросила она в ужасе.

Из-за загипсованных ног Михель двигался с трудом, поэтому Зильта осторожно повернула его, чтобы осмотреть спину. Спина и плечи тоже были покрыты синяками, некоторые уже посветлели, другие были темными и явно свежими.

Зильта стиснула зубы.

– Спасибо, Михель. А теперь давай наденем пижаму обратно, а то ты замерзнешь, – пробормотала она, чувствуя, как от злости темнеет в глазах. Ясно одно: эти травмы не от падения из окна. Она замерла в оцепенении, пытаясь понять, что только что увидела.

Михель тем временем взволнованно объяснял, что должен вести себя хорошо, тогда ему разрешат посмотреть на медвежат, выставленных в зале на столе. Зильта сразу вышла из оцепенения.

– Думаю, сегодня ты вел себя хорошо. Я принесу тебе медведя! – твердо сказала она, и у Михеля загорелись глаза.

Зильта резко отдернула занавеску, подошла к столу и взяла медведя, сидящего за роялем.

– Простите, но игрушки нельзя трогать… – запротестовала медсестра, но Зильта бросила на нее такой сердитый взгляд, что та ошарашенно замолчала.

– Я отнесу медведя мальчику, которого прячут за занавеской. В конце концов, игрушки предназначены для всех детей, не так ли? – резко проговорила Зильта.

Во взгляде медсестры промелькнула неуверенность.

– Да, – нерешительно произнесла она. – Но они очень дорогие… а этот мальчик, он…

Зильта не дала ей закончить.

– Этот мальчик – такой же ребенок, как и все остальные, – холодно ответила она, положила медвежонка на грудь Михелю, после чего вернулась к медсестре, схватила за руку и оттащила в сторону.

– Я немедленно хочу знать, почему у мальчика все тело в синяках и ссадинах!

Медсестра уставилась на нее широко раскрытыми глазами.

– Таким его привезли к нам. Руководитель приюта сказал, что мальчик отличается необузданностью и частенько дерется с другими детьми. Его приходится наказывать.

Зильта стиснула зубы так сильно, что у нее свело челюсть. Медсестра наклонилась вперед и прошептала:

– Знаете, это все болезнь. Детки с монгольской идиотией не могут держать себя в руках. Необходимо обращаться с ними строго, иначе они садятся на шею.

– Что за жестокое обращение! – ахнула Зильта.

Брови медсестры сошлись вместе.

– Нет, что вы! – потрясенно возразила она. – Такие меры необходимы, уверяю вас. У приюта, где мальчик живет, отличная репутация. У нас тоже были с ним сложности, он не слушается, кричит, капризничает. Неудивительно, что в приюте его лупят тростью. Мальчик не дает нам покоя, несмотря на сломанные ноги. Мне страшно представить, каким он станет, когда сможет ходить. – Она поморщилась. – Наверное, придется его забинтовать… Представляете, что будет, если остальные дети его увидят? Он ведь такой уродливый… Отвратительно, скажите? Страшно представить, что скажут остальные родители… Они ведь не знают, что это не заразно. – Она покачала головой, даже не замечая, какой эффект произвели ее слова на Зильту. – Я должна вернуться, мне нужно разливать чай. С вашей стороны очень по-христиански беспокоиться о мальчике. Но будьте уверены, с ним все в порядке. Он происходит из богатой семьи. – Медсестра тихо вздохнула. – Всего несколько лет назад таких, как он, утопили бы в реке после рождения. Мальчику очень повезло, – пробормотала она и ушла.

Когда четверть часа спустя Зильта встала, чтобы вернуться к Альфреду, который ее уже заждался, плюшевый медвежонок сидел на прикроватной тумбочке Михеля. Михель не понимал, почему мать, которая только что приехала, снова бросает его. Он плакал и кричал, метался по кровати и никак не мог успокоиться.

– Не волнуйтесь. – Медсестра пыталась удержать его. – Мальчик все время зовет свою мать. Это вполне нормально.

Зильта сглотнула.

– Михель, – сказала она, подойдя к кровати и взяв сына за руку. – Мне нужно идти. Но если ты будешь себя хорошо вести, я вернусь завтра и принесу книгу!

Михель посмотрел на нее сквозь слезы. Глаза за маленькими очками казались огромными.

– Сказки? – тихо спросил он, шмыгая носом.

Зильта с трудом сдержалась, чтобы не заплакать. Но если за последние несколько лет она чему-то и научилась, так это быть сильной ради своих детей. Михелю ее слезы не помогут. Она тихо кивнула.

– Да, сказки, – заверила она сына. – И я почитаю ее тебе!

Михель неохотно кивнул.

– Завтра? – испуганно воскликнул он, когда Зильта отдернула занавеску.

Зильта повернулась к нему и снова изобразила самую лучезарную улыбку, какую только смогла выдавить из себя.

– Завтра, Михель. Я обещаю!

Агнес тихонько напевала себе под нос, делая запись в домовой книге. Поставив точку после очередного имени, она закончила песенку трелью. Герта подняла глаза от овощей, которые чистила, и улыбнулась.

– Да ты в хорошем настроении?

Агнес кивнула:

– У меня прекрасное предчувствие насчет этой женщины!

Она и в самом деле находилась в хорошем настроении. Спина не болела, а в такие дни она чувствовала себя заново родившейся. Кроме того, она только что наняла прачку. Прачке полагалось семьдесят талеров в год и еще десять – на Рождество. Обе стороны остались довольны. Теперь герру Карстену оставалось только уладить бумажные вопросы. Конечно, последнее слово остается за хозяевами, но когда дело касалось простой прачки, Герте доверяли и прислушивались к ее мнению.

Она была уверена, что эта девушка станет хорошей помощницей. Семейство Хагенбек дали ей отличные рекомендации – они сократили число слуг. С такими рекомендациями легко устроиться, но возможность работать в такой семье, как Карстены, выпадала не каждый день. Агнес понравилось, с каким благоговейным взглядом девушка осматривала дом. Агнес почувствовала прилив гордости. Все слуги были счастливы работать в этом доме. Конечно, когда Китти была еще жива и сама заправляла хозяйством, все было совсем по-другому. У Агнес сердце уходило в пятки, когда старуха просовывала свой длинный кривой нос в дверь кухни. Можно подумать, слугам было не обойтись без ее указующего перста. Все здесь отличались трудолюбием. Все, кроме Клары. При мысли о ней у Агнес на лбу образовалась крутая складка. Интересно, чем она занималась на прежнем месте? Агнес никогда не видела девицы ленивее и злее. Со дня приезда Клара не уставала рассказывать о сказочном замке Олькертов, постоянно ворчала, что дом Карстенов недостаточно хорош, а утварь – недостаточно современна. И даже осмелилась придираться к Гертиной готовке! Клара со всей серьезностью сказала кухарке, что ее мать недавно начала добавлять в бульон «Магги» и что Герта тоже должна попробовать, тогда это будет намного вкуснее. Вкуснее! Агнес закипала от злости, стоило ей об этом вспомнить. Герта была лучшим