Практика в преисподней - Ольга Райская

будущее. Это вс-с-се… Ус-с-стала… Отпус-с-сти…

— Et libera animam meam! — величественно произнес Фонтей, и призрачная Люцина растаяла. Надгробие заняло положенное место, скрыв останки женщины, а на стенах вновь вспыхнули факелы.

— Все еще хуже, чем я думал! — сказал Элазар, проходя мимо нас к выходу. Мы побрели за ним, ибо никаких дельных мыслей пока не было.

Единственное, что меня зацепило — рождение красного бесполого монстра. Уж не тот ли это верховный туррон, которого видела в своих астральных путешествиях? Интуиция подсказывала, что это он. А кто я такая, чтобы спорить с проведением.

* * *

Возвращались молча. Не знаю, о чем думали маги, а мне было искренне жаль Люцину Кавецкую. Наверное, очень страшно разочароваться в любви. В этом случае и винить некого. Сама обманулась, сама поверила, сама позволила запасть в душу, а значит, сама себя предала. Предательство, вообще, скверная штука, а уж по отношению к себе — просто преступление. А ребенок? Ведь она любила малышку все месяцы, что носила в себе. Даже когда родила любила… А смогла бы я разлюбить и принять тот факт, что мой ребенок монстр? На этот вопрос ответа не было.

Небо над студенческим городком по-прежнему скрывали серые тучи, полностью отражая мое внутреннее состояние. Я ощущала некую подавленность и отчасти даже безысходность. Гефы, как вирус, как зараза, от которой не придумали лекарств, проникали во все места, где не встречали достойного отпора. А там, притаившись, маскировались, прятались, видоизменялись… Любой человек мог оказаться под их влиянием. И как выяснить это? Как? Неужели, опасаться каждого и не доверять никому? От подобных мыслей становилось еще хуже.

— Выясни, что произошло с мужьями почивших дам! Если не ошибаюсь, с членами Совета Глоссером и Завадским, — отдал распоряжение Фонтей, как только портал закрылся за нашими спинами. — И пригласи ко мне Юлку, Глеба… и… Ладно, зови и Едемских. Они ребята толковые. Думать будем.

Кремер кивнул, прикоснулся к моему виску губами и исчез.

— А я? — спросила, пожалуй, рассчитывая на то, что меня хоть на час сейчас отпустят. Хотелось вытянуться и просто закрыть глаза. Усталость последних дней, ранение и постоянная психологическая напряженность давали о себе знать.

— А ты за мной! — не глядя на меня, Элазар направился к входным дверям университета.

Тяжко вздохнув, я поплелась следом. Оставаться с ним наедине почему-то было сложно. Чувствовала скованность, жуткое неудобство, хотя не находила ни одной видимой причины.

На лифте к апартаментам чародея поднимались в полной тишине. Я даже не смотрела на него, предпочитая изучать пол под ногами, а вот его взгляд чувствовала.

— Садись! — приказал он, как только мы оказались в кабинете.

Послушно направилась к ранее облюбованному диванчику и расположилась на самом краешке, как школьница, сложив руки на коленях. Да, что со мной происходит? Отчего я веду себя так… так… «Как дурра!» — подсказывало подсознание, и в глубине души я была полностью с ним согласна, хотя весьма грубая формулировка истины мне совершенно не нравилась.

— Поговорим? — вдруг спросил Фонтей и присел рядом.

— О чем? — получилось как-то испуганно.

— О нас, — спокойно произнес Элазар. — О тебе, обо мне и о том, что с тобой сегодня происходит.

— А что со мной происходит? — самой бы еще разобраться.

— Ты с утра сама не своя, словно Ксению Соколову подменили совершенно другим человеком, — он вздохнул и накрыл своей неожиданно горячей ладонью мою руку. Я вздрогнула и невольно подняла глаза, натолкнувшись на его серьезный взгляд. — Ты всегда меня восхищала своей рассудительностью, нестандартными решениями и способностью находить выход даже из самых безвыходных ситуаций. И всегда я чувствовал твою поддержку, симпатию. От тебя свет шел, тепло, Ксения. Всегда, но только не сегодня. Сегодня ты скрылась за стеной холодной отстраненности, через которую мне никак не удается пробиться. А самое страшное, знаешь что?

— Что? — на выдохе переспросила я.

— Чем больше пытаюсь пробиться, тем толще становится стена. Не могу объяснить это ничем, кроме банальной ревности, — подытожил Фонтей и все же отвел взгляд.

— Что? — снова выдохнула я. Теперь уже с ужасом. Неужели, он прав? Нет, он не может быть прав!

— Ксения, ты плоть от плоти моей. Осколок души, если хочешь. Я шел к тебе через века, ты — мой свет и смысл существования. А Юлия… Она, как теплый бриз, обдувающий уставшее тело, дающий спокойствие и уверенность. Я даже помыслить не мог, что со мной когда-нибудь подобное случится. Но, если ты считаешь, что я не достоин чувств, отношений…

Он замолчал, а я… Мне вдруг стало так стыдно. Я ведь действительно с самого утра только рычала на него, отмахивалась, как от кого-то ненужно. Ревность? Задумалась. Не я ли фактически силой заставила Элазара принять и поверить в свои чувства? И теперь, когда он последовал моему же совету, веду себя крайне иррационально. Но нет, это никакая не ревность. Я люблю Юлку, а дед стал мне близким и таким родным, как мама, отец. Даже ближе, потому что Фонтею я еще вчера могла доверить самые сокровенные мысли и не скрывала ничего. А сегодня? Что изменилось? Два дорогих мне человека нашли общий язык, решили дать шанс своим чувствам, построить отношения. Что в этом плохого?

Ответ оказался простым и до крайности банальным. Я — ханжа. Привыкла считать Элазара древним старцем, а он? Разве он старец? Ему и на вид сейчас больше 40-45 земных лет не дашь. Конечно, чародей не стал высоким качком, не налились огромные бицепсы и прочие положенные статусу мачо части анатомии, но выглядел импозантно и привлекательно даже для самого взыскательного женского взгляда. Проблема заключалась лишь в том, что я никак не могла принять ту пропасть лет, что разделяла Жавурину и моего родственника.

— Если ты считаешь, что отношения с Юлией помешают нашему с тобою общению, я постараюсь их пресечь, — с горечью и как-то хрипло произнес он.

Третье «что» не успело сорваться с языка. Я потеряла дар речи. Даже в самом страшном сне мне не хотелось бы быть причиной разрыва двух любящих людей.

— Прости меня, — я склонила к нему голову, а Элазар обнял за плечи и притянул к себе. — Веду себя, как ребенок, который дальше своего носа не видит. Люблю тебя и Юлку, желаю вам счастья и сама не понимаю своего поведения.

Щеки просто горели, а