«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

— Черт, под самые бомбы… Ладно, поехали…

Машина рванула по набережной в сторону, откуда появлялись британцы и где из облаков выныривала вторая волна «бусинок».

«Тшва-тшва-тшва»… — шипели зенитные автоматы линкоров.

Через час двор госпиталя представлял собой пространство, запруженное санитарными машинами, людьми в белых халатах, людьми в бинтах, людьми без бинтов в крови, кто-то лежал, кто-то сидел прямо на земле, было несколько счастливчиков, которые приковыляли сами. Им нужны были только перевязки. Авианалет обошелся гарнизону в сотню с лишним раненых, из них половина тяжелых. Что на кораблях — пока неизвестно. Скоро придут шлюпки, и будет ясно. Англичане потеряли 7 самолетов из 26.

По запруженным людьми коридорам госпиталя Ройтер проталкивал лысоватого чернявого француза с растопыренной во все стороны щеткой усов. Он был в домашнем халате, поверх которого накинули пальто. Французский доктор глупо улыбался и раскланивался со всеми, с кем встречался взглядом, стараясь не поворачиваться ни к кому спиной. В спину ему сейчас упирался ствол пистолета Ройтера. После того как француз исчез за белыми дверями операционной, Ройтер понял, что почти двое суток не спал. Он рухнул на кресло и мгновенно погрузился в тяжелый сон, который постоянно пересекался с явью…

Сны подводника — это волшебная сказка. Неизвестно, кто еще на земле видит такие сны. Говорят, только заключенные в одиночных камерах. Яркие краски, четкие зримые образы, но в этот раз было все не так. В этот раз все было смешано, смазано. Вероника, штабс-медик, французский гинеколог, пикирующий «Бофорт» и гулко ухающие стволы «Шарнхорста», снова Вероника. Он же ни разу так и не видел ее с пузом. Отсутствовал четыре месяца. Образ Вероники как будто состоял из клубов дымовой завесы, она темнела, приобретала естественный цвет человеческой кожи, и внизу, под этим клубящимся существом, теплилось два маленьких комочка… Комочки посветлели, начали подниматься вверх, клубясь и редея, а затем превратившись в прозрачный пар, который рассеялся, поднимаясь выше и выше.

Пробуждение было мгновенным. Он все понял. Он видел то, что было сейчас за стенкой. Только что он потерял кого-то. Он это почувствовал. Это ощущение он очень хорошо знал. «Нет ее!» Да-да… именно так… Сейчас выйдет штабс-медик и скажет что-нибудь в духе «Мужайтесь, оберлейтенант!»…

Ройтера удивила звенящая тишина, царящая вокруг. Ему казалось, что он отключился на минуту, а прошло несколько часов. Дверь скрипнула. На пороге стоял французский доктор в халате, забрызганном кровью, и с окровавленными по локоть руками. Медленно он прошел мимо, глядя сквозь Ройтера. В общем, все было ясно. У нас потери. Предстояло лишь установить размер потерь.

Следом за ним вышел штабс-медик. «Мужайтесь, оберлейтенант…»

— У вас могла бы быть двойня… — вздохнул он. — Мы использовали все, глюкозу, кислород — бесполезно. Извините, оберлейтенант.

— Мать жива?

— Да. Ее жизнь вне опасности.

— Я должен ее видеть.

— Да, конечно… думаю, через час она придет в себя… Постарайтесь найти слова…

Постараться найти слова… Доктор их не нашел. Как их может найти он?

В палате пахло камфорным спиртом. Бледное лицо Вероники почти сливалось с белоснежным накрахмаленным покрывалом. Сиделка смахивала пот с ее лба, глотая слезы… Да… это их война, их, женщин… И на этой войне, оказывается, тоже бывают потери. За два с половиной года в экипаже Ройтера никто не был даже ранен, за исключением оглохшего акустика. Но тот оклемался. Акустиком, конечно, не будет, но наверняка сможет обходиться без слухового аппарата. А что сказать здесь?

Он потерял друга, но Шепке был сам себе командир, и никакой ответственности Ройтер за него не чувствовал. Скорее, наоборот, Шепке был старшим и «главным». А здесь совсем другое.

Он тронул за плечо сиделку. Она кивнула и быстро исчезла за ширму. Оттуда донеслись приглушенные всхлипывания.

Ройтер провел по щеке Вероники. Она, до сих пор лежавшая неподвижно, прижалась к его руке.

— Я все испортила, — прошептала она.

Ройтер положил ладонь ей на губы. «Молчи!»

— Я все испортила. Я — плохая немка… Ты вернулся, а я не смогла…

Ройтер отрицательно покачал головой.

— Ты смогла…

В глазах ее промелькнула искорка, от которой внутри зажглось бледное голубое пламя, чем-то похожее на пламя ацетиленовой горелки. Подобное пламя загоралось в нем, когда он был с Анной. Но больше — никогда и ни с кем.

— Ты чудо… — прошептала Вероника — она провела губами по его ладони. — Знаешь, ты, конечно, настоящий солдат, ты человек войны… Такими были солдаты Наполеона… И за тобой идет война… но это пепел…

* * *

Брестская эскадра вышла в море в 20 часов 45 минут, с часовым опозданием из-за очередного воздушного налета на порт. Видимо, британцы решили стереть город с лица земли. Повторный налет не произвел сколь-либо значительных разрушений в порту. Зато досталось Росканвелю — поселок на противоположном берегу залива — все, что не удавалось высыпать в порт из-за плотного зенитного огня и дымовой завесы, которую жгли не переставая уже вторые сутки, отправлялось туда. Ночь была безлунной, над водой висела дымка. Но командир «Силайона» не заметил противника отнюдь не по этой причине. Во время бомбежки он принял решение уйти с позиции, чтобы подзарядить аккумуляторы.

Не видел эскадры и патрульный самолет, который вернулся на базу из-за поломки бортового локатора. Другая машина, высланная в тот же квадрат двумя часами позже, врага, естественно, уже не застала. Семиузловым ходом эскадра уходила на восток. «Мессершмиты» Галланда роем неслись над проливом навстречу. На рассвете произошел контакт. Эскадра получила надежное воздушное прикрытие.

Около 11.00 два британских «Спитфайра», преследуя самолет противника, неожиданно вышли на группы крупных кораблей в проливе. Однако доклад об этом поступил позже, чем следовало бы. Английские штабы пришли в движение. «Томми» поняли, что их опередили. Они ринулись наверстывать упущенное. Против немецкой эскадры были посланы «Свордфиши». Их встретили. И встретили хорошо. Скорость Bf 110 едва ли не вдвое выше тихоходного английского биплана. Не достигнув ни одного попадания и понеся значительные потери, британцы ретировались. Первая неудача породила цепную реакцию паники в английском командовании. Последовали серии скоропалительных, часто взаимоисключающих приказов. Эскадру командора Пайзи, два лидера и четыре эсминца, проводившую учебные стрельбы в проливе, послали атаковать немецкие линкоры через минные поля. Чудом эсминцы не понесли потерь, но, выйдя на дистанцию торпедного выстрела, были накрыты мощным огнем с «Гнейзенау» и, лишившись эсминца «Вустер»,[99] вынуждены были отвернуть. Дуврские батареи, не имея точных координат целей, лупили по площадям, не жалея снарядов. Рыбой, которая в результате их усилий всплыла на поверхность кверху брюхом, можно было бы, наверное, кормить все население Лондона несколько недель. Но они не сумели повредить даже тральщик. В атаках на соединение участвовало три сотни британских самолетов, из которых на цель смогла выйти лишь десятая часть. За ночь 12–13 февраля британские летчики совершили более 740 самолето-вылетов. Без результатов. Из стартовавших 242 машин 188 вообще не обнаружили эскадры Цилиакса.[100] 15 бомбардировщиков были сбиты. И только 39 самолетов атаковали германские корабли, но не добились ни единого попадания. Вдобавок часть бомб была сброшена на возвращающиеся эсминцы Пайзи.

«Вице-адмирал Цилиакс преуспел там, где потерпел неудачу герцог Медина-Сидония…[101] Ничто более оскорбительное для гордости морской державы не происходило в наших водах с XVII века»…

«The Times»

Подсчет потерь окончательно утвердил победу в этом сражении за Кригсмарине. Даже если прибавить к ним две так и не начавшиеся жизни, баланс все равно оставался в пользу немцев.

Глава 25

ГРОМ ЛИТАВР

Женщина на подводной лодке — это была бы бессмыслица.

Иоахим Шепке. «Подводник сегодня»

Ш-ш-с-с-с! — воздух стал прорываться в цистерны главного балласта. Лодка качнулась и стала двигаться вверх в мутной зеленоватой взвеси, через которую с поверхности били яркие солнечные лучи. У-с-с-с-с! — шипение усиливалось, лодка ускоряла свое движение. В этих водах можно было ничего не бояться. Край непуганых идиотов. Ш-ш-ш-ш-ш-ш! Бах! Нос лодки ударился во что-то твердое, но это твердое очень легко поддалось и не задержало движения. Унтерхорст молниеносно открутил задрайку и выскочил на мостик. Вслед за ним последовали остальные. Картина, которую им предстояло увидеть, была достаточно неожиданная. Слева по борту кверху килем бултыхался корпус парусной яхты. Борт его от третьего до шестого шпангоута представлял собой огромную дыру с рваной бахромой по краям. Пила для прорезания сетей сделала свое черное дело, и это было просто какое-то чудо, что яхта не пошла на дно мгновенно, а еще с полминуты качалась на волнах, давая возможность удержаться двум насмерть перепуганным людям. Распластавшаяся по поверхности звездно-полосатая ткань чуть ли не линкорного флага не оставляла никаких сомнений — мы находимся в территориальных водах США, а эти двое несчастных — американцы. Ситуация была настолько глупой, что все, кто высыпал на мостик, начали громко хохотать. Действительно, лодка протаранила яхту. То, что два корабля встретились на такой огромной территории, какой является Карибское море, вообще штука редкая, так ведь еще лодка-то живет в трех измерениях, что вообще сводит эту вероятность к числу, столь близко находящемуся от нуля, что разница между этими величинами именно к нулю и стремится. Причем бесконечно.