Волшебный горшочек Гийядина - Светлана Багдерина

– Вот только не надо шантажа, – ворчливо буркнул Масдай, вздохнул, и неспешно возобновил свой путь в никуда, пока на его спине стюард Абуджалиль устраивал для пассажиров нерадостный банкет.

Светлое пятно там, где минуту назад были лишь молочно-белые тучи тумана, первым заметил Масдай.

– Солнце!!! – восторженно провозгласил он. Люди подскочили и нетерпеливо закрутили головами в поисках заявленного светила.

– Где солнце?..

– Где солнце?..

– Где?..

– Где?..

– Вон!!! – презрев вызубренное в детстве правило не тыкать пальцами ни в людей, ни в астрономические объекты, Иванушка выбросил руку в указующем жесте. – Вон там!!!

Товарищи его, все как один, дернули головами туда, куда указывал палец, убедились, что с каждой секундой то, что поначалу можно было принять за дефект в тумане или зрении, становится всё светлее и светлее, и нестройный, но полный брызжущего через край энтузиазма хор из девяти голосов грянул громовое:

– Ура!!!

– Хвала премудрому Сулейману!!!

– Хель и преисподняя!!!

– Говорил же я – прорвемся!!!

– Ура, ура, ура, ура!!!..

Под эту веселую какофонию довольный донельзя Масдай и вылетел из белесой мути на яркий свет, золотое солнце, голубое небо…

Через которое, если приглядеться, еле заметно просвечивали серые клубы тумана.

И под которым ослепительным океаном бликов и блеска сияли золотые крыши и улицы безлюдного города.

– Ур-р-р-р…ра… – растерянно оборвался вырвавшийся по инерции последний крик, словно воздух из проколотого мячика вышел, но на смену ему в то же мгновенье пришел другой.

– Король!!!..

Ни уточнить у Селима, где именно он увидел короля, ни подготовиться к достойной встрече его тысячелетнего величества волшебники не успели. В мгновение ока небо над их головами и вокруг будто раскололось, развалилось со страшным грохотом на куски, обнажая бездонный чернильно-черный провал там, где секунду назад был вполне лазурный, хоть и немного сомнительного качества, небосклон, и из перевернутой вверх тормашками бездны на не успевших даже испугаться людей в тот же миг хлынули стеклянные молнии.

Весь мир вокруг них вдруг замер, моментально потеряв свет, краски и звуки – словно они заглядывали в полумрак тесной лавки сквозь пыльную, засиженную мухами витрину, и внезапно сами каким-то кошмарным капризом мирозданья оказались внутри мутного старого стекла…

Сенька попыталась крикнуть, шевельнуть руками, ногами, да хоть пальцами, упасть, чтобы скатиться на застывшую метрах в двух под ними плоскую крышу и разбить сковавшее их стекло, если уж ничего другое не срабатывало – но и это ее последнее отчаянное усилие оказалось тщетным. С таким же успехом каменная статуя могла попробовать согнать с головы назойливого голубя или сходить на базар за самострелом…

Но они могли дышать. Могли открывать и закрывать глаза. Могли думать.

Они были живы.

А это значит, они могли надеяться, что когда-нибудь наступит подходящий час, или минута, или пусть даже секунда, которая, как удар топора, решит всё и сразу в их так внезапно и бесславно заканчивающейся одиссее, уронив чашу весов привередливой судьбы в одну ли сторону, или в другую. Всего лишь одна секунда, не прийти которая просто не имела сейчас никакого морального права!

Вот если бы еще она об этом знала…

Но выбора не было. Им, бессильным, потерянным, проигравшим в один миг всё, что имели и что могли иметь, других вариантов не оставалось. Надо было просто набраться терпения, затаиться, подобно закрученной пружине капкана, и ждать, ждать, ждать…

Серафима мысленно усмехнулась: не исключено, что до конца жизни для них, групповой скульптурной композиции на тему «Не ждали», это станет единственным занятием.

Что, с другой стороны, тоже имеет свои положительные стороны.

Большой опыт.

Обширная практика.

Прорва времени, чтобы отточить навыки.

Усовершенствовать технику.

Стать профессионалами.

Может, они даже научатся медитации и телепатии, что бы такое это ни было, откроют по третьему глазу, а, лучше, по второму рту, и станут за спиной короля показывать ему язык и издавать неприличные звуки. А еще можно будет, пока тот выйдет из помещения… можно будет… можно будет…

Но толком начать изобретать пакость, которую могли бы подстроить девять истуканов самому могучему в Сулеймании и ее метафизических окрестностях магу,[65] царевна не успела.

Из-за их спин легко, как ласточка, вынырнул громадный черный ифрит с горящими неистовством глазами под низким лбом, украшенным парой рогов, и завис в воздухе, облокотившись на Масдая. Окинув сжигающим взглядом людей на недвижимо повисшем ковре, он нашел того, кого искал, издевательски оскалился, потянул к нему изукрашенную кольцами и браслетами когтистую лапищу…

Но неожиданно ладонь размером с пару телег остановилась в сантиметре от шеи Агафона, а безобразную черную рожу расколола широкая алая, как ломоть арбуза, ухмылка.

– Нет, я не буду отрывать тебе голову… – услышали они возникающие прямо в голове вкрадчивые слова, пульсирующие едва сдерживаемым нетерпением, ненавистью и… безумием?..

– …Пока не буду, – елейным голоском, каким можно было смазывать направляющие гильотины, нежно мурлыкал у них в умах ифрит. – Ты воображаешь себя магом, правда, мальчик? Ты думаешь, что ты всесилен и везуч? Ну так мы сыграем с тобой в одну игру, малыш. На твоих спутников. Унизь меня еще раз. Выставь дураком. Лиши всех подданных одним ударом. Покажи, какой ты орел, когда твой противник готов к схватке и смотрит тебе в глаза, молокосос. Ну! Ну же!!! Ты, ничтожество!!! Смотри мне в глаза!!! Смотри в глаза своему повелителю, ты, земляной червяк, слизень, жалкая жаба, зарвавшийся щенок!!! Я тебе приказываю!!!..

Голос короля сорвался на визг и пресекся, будто лопнула струна, и Агафон с отчаянием почувствовал, что даже если бы от этого зависела его собственная жизнь и жизнь его друзей, то отвести глаз от жуткой, оскаленной, перекошенной безумием и гневом морды сулейманского чудища он теперь бы не смог никогда.

– Смотришь? – ласково и проникновенно, словно не было пару секунд назад истеричного всплеска, подался к нему всем телом и проворковал на ухо король. – Смотри, смотри… Сейчас мы отправимся домой… в тень… под родные, гостеприимные своды… оскверненные тобой… туда, где покой и тишина… Но ты потерпи… много времени это не займет… минута полета – и мы там… Но пока мы летим, ты должен подумать… хорошенько подумать… кого первого ты поставишь на кон в нашей игре… и не забудь вообразить, что его… или ее… будет ждать… когда ты проиграешь… Я надеюсь, у тебя богатое воображение… мальчик…

С этими словами ифрит подхватил на плечо беспомощно замерший, словно одеревеневший ковер и черной кометой-предвестницей близкого конца света устремился к невидимому отсюда куполу дворца.

Проскользнув в полутемный зал сквозь расступившуюся перед ними крышу, ифрит опустился на пол, бережно положил, чтобы не уронить покрытые стеклянной оболочкой фигуры, ковер, и взмахнул руками под аккомпанемент быстрой череды заклинаний.

Отверстие в крыше закрылось, словно веревкой затянули горловину мешка, и интерьер преобразился из каменно-железного в уже знакомый магам ослепительный беломраморный, сияющий немыслимой роскошью и богатством. Повинуясь вальяжному жесту ифрита, колонны, ковры, столики, этажерки и статуи поспешно раздвинулись, образуя широкий пустой круг, сияющий девственной белизной гладких мраморных плит.

Тело ифрита пошло рябью, и на его месте пленники увидели холеного аристократа в пурпурном халате и белой, с алым пером, чалме.

– Для состязания я надену это обличье, – белозубо улыбнулся Агафону король. – А ты будешь меняться? Превратишься в седобородого старика? Юную деву? Ужасное чудище? Впрочем, мне всё равно. Всё это… – перед глазами изумленных людей стремительной чередой промелькнуло с два десятка образов и фигур – жутких, нелепых, прекрасных, героических, смешных, – лишь обертка. Главное, мой мальчик, это то, что сидит у тебя внутри. Но еще главнее – готов ли ты умереть за то, чего желаешь больше всего на Белом Свете. И… убивать ради этого других. Ну так как? Ты готов?

Король остановился рядом с волшебником, чуть склонил голову и пытливо заглянул ему в глаза.

– Молчишь… Ты не из разговорчивых, мальчик, да? Или просто не хочешь? Презираешь меня? Ненавидишь? Хочешь вывести из себя? – король встрепенулся, округлил черные очи, вскинул брови, словно в высшей степени изумления, и мягко проворковал: – Ах, да… Я вспомнил… Ты… просто не можешь. Ты не можешь разорвать заклинание, наложенное на тебя каким-то старым пнем, так? Ай-яй-яй… А хочешь, я верну тебе речь? Что ты мне скажешь тогда? Что я негодяй, мерзавец и… какие бранные слова ты еще знаешь? Или родители запрещают тебе ругаться? Или… может, ты попытаешься пустить в ход свой дар?..