Последний сад Англии - Джулия Келли

было полем, — принялся рассказывать мистер Джонстон, когда мы зашагали обратно по направлению к его дому. — И я надеюсь, когда-нибудь здесь повсюду будет произрастать множество разнообразных сортов растений. Конечно же, все это будет тщательным образом спланировано, — добавил он с улыбкой.

— Воплотить какую-либо фантазию силами природы — это одна из задач, стоящих перед садоводом, — сказала я.

— Совершенно верно, — согласился мистер Джонстон, — А еще есть мистер Годдард, которому в растениях интересна не столько их красота, сколько научный подход к разведению этой красоты.

— Вы судите меня слишком сурово, — добродушно запротестовал мистер Годдард. — Изучить какое-либо растение означает понять сами основы его красоты. Узнать, как скрестить две розы, чтобы создать розу более красивую и более выносливую, — это не просто открытие, это откровение.

Мистер Джонстон повернулся ко мне с заговорщическим видом:

— Вам бы попросить его показать вам его теплицы.

— Мистер Годдард был настолько добр, что уже приглашал меня на свою ферму Вистерия, — улыбнулась я.

Мистер Джонстон удивленно поднял брови:

— Это так?

— Мисс Смит взяла на себя труд согласиться с просьбой моей сестры включить в разработанный ею дизайн сада некоторые из моих роз, — сказал мистер Годдард.

— И ничуть мне это не затруднительно, — быстро проговорила я. Это было правдой. Мне нравилось быть в его обществе и нравилось то, как он, кажется, не умеет скрывать свое восхищение тем, что зачаровывает его.

А еще больше мне была по нраву его легкая манера общения. В своем отношении ко мне он не кидался из крайности в крайность — он и не обращался со мной так, словно я сделана из хрупкого костяного китайского фарфора, и не обращался со мной как с чудачкой, которая из прихоти примеривает на себя роль садовника.

Что подумал об этой словесной перепалке между нами мистер Джонстон или же не обратил на нее внимания, мне было не понятно. Вместо этого он просто попросил:

— Расскажите мне о своих планах относительно Хайбери Хаус.

Я вкратце описала, какие там почвы, и он улыбнулся, когда я упомянула зеркальный пруд.

— А что с зелеными садовыми насаждениями? — спросил он.

— Посадки свободные и естественные, как если бы сад этот возник ниоткуда полностью сформированный, — сказала я, взволнованно теребя в пальцах широкие листья гортензии. — В Хайбери все зеленые комнаты будут характеризоваться повторением растений, применяемых для создания бордюров, однако мне бы не хотелось, чтобы из-за этого складывалось общее ощущение чрезмерного официоза. К примеру, я собираюсь высадить вот такую же гортензию виллозу в саду поэта либо окантовать по краям водный садик, хотя для нее, возможно, там будет маловато тени. И тогда бог знает, что под ней может навырастать?

— Несомненно, повылазят там сорняки, им лишь дай им почву получше, — улыбнулся мистер Джонстон.

Вдали у дома какой-то человек замахал руками, пытаясь привлечь внимание мистера Джонстона.

— Прошу меня простить, но, как видно, я там им срочно нужен, — сказал мистер Джонстон. — Пожалуйста, не стесняйтесь — можете бродить и гулять везде, где захотите. Знаю, что оставляю вас в хороших руках — он с ухмылкой взглянул на мистера Годдарда. — Но когда соберетесь уезжать, надеюсь, вы не забудете разыскать меня, чтобы попрощаться.

— Я очень счастлива, что вы привезли меня сюда, — сказала я, когда владелец поместья Хидкот бодро пошагал прочь.

— Это мне следует быть вам благодарным, мисс Смит, — сказал Мистер Годдард, беря меня за руку.

Я засмеялась:

— За что же вы должны меня благодарить? Я ничего не сделала.

— За то, что вы дали мне то, чего я желал.

У меня перехватило дыхание, когда наши взгляды встретились, такого напряжения во взгляде его синих-синих глаз раньше я не никогда видела:

— Что же это?

— Время, проведенное с вами.

— Мистер Годдард…

Он накрыл мою руку своей, осторожно и нежно сжав:

— Я лишь хотел, чтобы вы знали. Ничего более. А теперь, пойдем обратно к дому?

Эмма

— Мам, я это знаю, — говорила Эмма. Свой мобильник она сжала в руке так крепко, что суставам пальцев стало больно.

— Ничего не понимаю. Ты что-нибудь сделала не так? — ее мать переспрашивала одно и то же третий раз за десять минут

— Эйлин, — отец сказал это таким тоном, каким говорил всегда, когда ее мать принималась возмущаться особенно неистово.

— Вакансию заморозили. Такое случается постоянно, — пыталась объяснить Эмма, сворачивая на Бридж Стрит и пересекая по мосту Тач-Брук, которая из-за недавних обильных весенних дождей превратилась из неширокой речки в полноводный поток

— Эмма, ты расстроилась? — спросил папа.

Расстроилась ли она? Уж точно была задета ее гордость — этого отрицать она не могла. Также она не могла игнорировать, что велик был соблазн уйти работать на организацию, а не на себя: безопасность, пособия, регулярно выплачиваемая зарплата, отгулы на праздники. Сейчас у нее не было ничего из вышеперечисленного, но зато у нее была Turning Back Thyme — ее компания, ее команда.

— Эмма? — забеспокоился ее папа, заждавшийся ее ответа.

Она поправила сползавшую с плеча свою холщовую сумку, набитую продуктами.

— Я думаю, — сказала она.

— Я могла бы позвонить Бетани, — не унималась мать. — Хоть она теперь высоко летает и у нее имеет большие связи, но мы с ней выросли в одном квартале в районе Кройдон, и она об этом еще не забыла. Муж ее кузины играет, вроде бы, в гольф с исполнительным директором Королевского общества ботанического наследия.

— Мам, не надо, спасибо. Это не поможет, если у них не выделено бюджета на ту вакансию. Ко всему прочему, работу над заказом в Хайбери я завершу совсем не скоро, не раньше чем через несколько месяцев, — ответила Эмма. А про то, чтобы взвалить на себя