Скверные девчонки. Книга 2 - Рози Томас

— Да. Спасибо тебе. Ей будет полезно приехать ко мне в Италию, — добавила она. — Она сможет выучить язык. — Они улыбнулись друг другу, разделяя общую гордость дочерью.

«Я ее мать, а Александр ее отец. Эта истина так проста».

А потом опять, в который раз, наступило время уезжать. Александр стоял, обняв Лили за плечи, но она рванулась и подбежала к матери. Джулия обняла ее и отпустила. Щемящая тоска болью отозвалась в ее груди. Она вспомнила собственную мать, и смутное намерение в этот момент вылилось в твердое решение.

— Когда ты уезжаешь? — спросил Александр.

— Почти сразу же. Заеду только к Бетти по одному делу.

И вот она опять в пути, уносится прочь от квадратного фасада Леди-Хилла.

— Будьте все счастливы, — пожелала она им на прощание.

— Я скоро приеду к тебе! — крикнула ей вслед Лили, затем по-итальянски добавила: — Счастливого пути!

Джулия улыбалась, заворачивая за угол под оголенными ветвями тисовых деревьев. «Счастливого пути». Должно быть, девочка вычитала это в какой-нибудь книге.

Александр и Лили стояли, глядя вслед уносящемуся автомобилю, пока он не скрылся из вида. А затем вернулись в дом через каменную арку.

— Ты будешь скучать по ней? — неожиданно спросила Лили.

— Я и прежде скучал по ней, — ответил Александр. — И кажется, буду скучать всегда. Я не встречал человека, похожего на твою мать, Лили. Второй такой нет.

Вернон сидел в своей обычной позе в кресле перед экраном телевизора. Он улыбнулся Джулии и тут же переключил внимание на любимую передачу. Ей показалось, что он даже не сообразил, кто она.

Единственным местом для беседы с Бетти была кухня. Джулия присела к столу, на который Бетти поставила для нее чашку чая. Бетти вытирала кухонную доску. Уже порядком стершаяся поверхность ярко блестела.

— И охота тебе жить с этими иностранцами? — спросила Бетти.

— Это я буду иностранкой, — поправила ее Джулия.

— Мне будет тоскливо без Лили.

Джулия почувствовала себя виноватой. За время каникул Лили они только один раз навестили Бетти и то мимоходом. Но в голосе Бетти не было обиды. Она продолжала методично вытирать доску, время от времени поглядывая поверх короткой оконной занавески на дома через дорогу.

— Я попрошу Александра привозить ее к тебе почаще.

— Но это смешно, чтобы мужчина воспитывал молоденькую девушку.

— Клэр будет помогать ему.

Но Бетти покачала головой с таким видом, как будто и не надеялась, что кто-нибудь может понять подобную странность.

— Я хочу кое о чем спросить тебя, — начала Джулия. — И уже давно собиралась сделать это. Я хочу попытаться найти мою мать.

Бетти даже не повернула головы. Джулия не была уверена, что она расслышала ее слова, так как продолжала в том же темпе тереть доску.

— Всякий раз, когда я расстаюсь с Лили, я думаю о ней, — продолжала Джулия, зная, что ей следует делать теперь, когда она уже начала говорить. — Я хотела бы знать, что чувствовала моя мать, когда бросила меня. Пытаюсь представить, что она чувствует сейчас. Я тебе уже говорила это, помнишь? Просто хочу знать. Особенно мне нужно знать это теперь… когда Лили уехала жить к своему отцу. Это не значит, что я не считаю тебя своей матерью. Ты моя мать и всегда ею останешься.

Она не упомянула о своих юношеских мечтах, которые одолевали ее, о случившейся трагедии, о праздновании Рождества в аристократическом семействе в атмосфере Викторианской эпохи, которое четко запечатлелось в памяти брошенной маленькой девочки. Все это прошло, но сильное инстинктивное притяжение, которое она чувствовала к незнакомой женщине, осталось. И с каждым днем становилась все сильнее.

Бетти не шевельнулась. Джулия поднялась, подошла к ней и обняла за талию.

— Ну пожалуйста, — тихо попросила она. — Ведь ты же должна что-нибудь знать.

Бетти резко повернулась и вышла из комнаты. Джулия в растерянности ждала. Из соседней комнаты неслись какофонические звуки программы Вернона. И тут она услышала шаги Бетти.

— Слишком громко, папочка, — сказала она. Звук слегка уменьшился. Бетти вернулась на кухню с плоской коробкой типа старомодных ящиков для бумаг. Джулия никогда не видела ее раньше. Вероятно, она много лет пролежала среди прочих семейных реликвий в буфете. Бетти отперла этот ящик и протянула Джулии тщательно сложенный лист бумаги.

— Вот все, что у меня есть. Тебя привезли к нам из агентства приемных детей, когда тебе было шесть недель. Я тебе говорила об этом. Мы никогда не знали твоей настоящей матери. Да и не хотели знать. Ты была нашей дочерью с того дня, как попала в наш дом.

Джулия развернула бумагу. Это было свидетельство о рождении. Свидетельство о ее рождении. Дата рождения и имя — Джулия Смит, приемная дочь Элизабет и Вернона Смит. Свидетельство было выдано на ребенка, родившегося в тот же день, что и она. Ее имя было Валери Холл, а имя ее матери — Маргарет Энн Холл. В графе сведений об отце был прочерк, бумага заверена в регистрационной конторе в Эссексе.

— Мы назвали тебя Джулией, — сказала Бетти. — Мы решили, что Валери несколько… ну, ты понимаешь, о чем я.

Руки Джулии дрожали, и пожелтевший лист бумаги слегка шелестел. Валери Холл была никто, но перед ней было имя ее матери. Маргарет Энн Холл, Колчестер. Эссекс. Из Колчестера, тридцать три года назад.

Бетти прервала ее мысли.

— Маловероятно, чтобы она все еще была там. Она могла даже не вернуться туда. Девушки, попадавшие в беду в те времена, обычно уезжали из дома, чтобы родить ребенка. Чаще всего подальше от тех мест, где они жили. Чтобы избежать людских пересудов.

«Бедное покинутое дитя». Думала ли об этом Маргарет?

— Это распространенное имя, — сказала Джулия. И сколько Холлов в стране? Сколько женщин с именем Маргарет Энн, которые произвели на свет незаконнорожденных дочерей в домах Колчестера?

Джулия тщательно сложила бумагу.

— Можно мне оставить ее у себя? — спросила она.

Бетти кивнула.

Джулия понимала, что ее шансы найти Маргарет Энн Холл были невероятно малы. Но у нее было имя. Это все же ниточка.

Она спрятала свидетельство во внутренний карман сумки. Подошла к Бетти и поцеловала ее.

— Спасибо. Уже это много, по крайней мере можно составить какое-то представление.

Какой же была ее мать? Была ли Маргарет Холл высокой и темноволосой? Худощавой или полной? На эти вопросы не было ответа. Джулия осталась на чашку чая с сандвичем, которую выпила, сидя у телевизора. Прежде чем уйти, она пыталась убедить Бетти:

— Если я подыщу поблизости подходящий дом, вы с Верноном приедете погостить?

— Вряд ли, — ответила Бетти без раздумий. — Не думаю, чтобы твоему отцу это понравилось.

Через некоторое время Джулия вернулась в замок Монтебелле.

Уже другое ветхое такси марки «фиат» доставило ее к воротам монастыря, и она прошла через них во внутренний двор. Было холодно, и под навесом на террасе не было ни кресел, ни кроватей, но все остальное сохранилось в прежнем виде.

Джулия еще раньше написала матери-настоятельнице, и сестра Мария от Ангелов и все остальные тепло приветствовали ее, но не выразили никакого удивления. Джулия подумала, что они не удивились бы, даже если бы она приехала без предупреждения. Их спокойствие ничем нельзя было поколебать, а для притворства они были слишком заняты.

Она сказала матери-настоятельнице, что постарается найти себе жилище в Монтебелле. Но они уверили ее, что рады отдать в ее распоряжение прежнюю белую комнату на любой срок. Джулия поднялась по выщербленным каменным ступеням, а затем пошла вдоль по длинному коридору, минуя Святое Семейство в освещенной нише. Уже другие дети, но с такими же широко открытыми глазами робко приблизились к ней, а затем поспешно убежали.

В маленькой комнатке на кровати было то же заштопанное покрывало, а за окном с опущенными жалюзи — только мрачные краски зимы.

Джулия распаковала вещи и развесила на крючки. В Лондоне, готовясь к этой поездке, она избавилась почти от всех своих нарядов, а также цепочек и браслетов — от груды украшений, переполнявших ее туалетные столики и шкатулки, скопившиеся за годы ее взрослой жизни.

Единственную вещь, которую она оставила, была шкатулка Джорджа Трессидера, в которой лежали два кольца — обручальное и подаренное при помолвке, прикрытые свидетельством о рождении Валери Холл. Избавившись от своих сокровищ, Джулия рассмеялась. Это кружило голову больше, чем шампанское, а чувство легкости, возникшее при этом, было ни с чем не сравнимо.

После первого обеда в трапезной, где она опять сидела между креслами на колесах, Джулия вышла в сад. Было темно, и она шла на ощупь, пока глаза не привыкли к темноте. Воздух был непривычно промозглый и сырой, но спокойный, и откуда-то снизу доносился однообразный шум моря, терпеливо перекатывавшего свою невидимую в темноте серебристо-желтую бахрому.