Элитные группы в «массовом обществе» - Сергей Владимирович Волков

class="empty-line"/>

По итальянской политической элите сведения о происхождении имеются только для парламентариев, но, судя по некоторым данным, в целом она после Первой мировой войны напоминала германскую: по сравнению с довоенным временем среди министров доля дворян и крупных землевладельцев снизилась сразу вдвое – с 28,2 % и 8,5 % до 14 % и 3,6 %667. В дальнейшем, в 1922–1945 гг., среди 84 министров и членов секретариата правящей партии 11,9 % были военными, 27,4 % – профессионалами, но большинство – 60,7 % составляли профессиональные политики, вышедшие в основном из средних и низших социальных слоев668. Депутатский корпус Италии в конце XIX – начале XX вв. был (как и в Испании) достаточно стабильным, доля вновь избранных составляла 19–24 % – меньше, чем во Франции (в среднем 29 %) и США (36 %), но с 1904 г. не ниже 30 %, а в первые созывы после мировых войн, как и в ряде других стран) – даже свыше половины: в 1919 г. более 60 %, 1921 г. – 38 %, 1924 г. – 54 % (в Англии первые созывы после Первой и Второй мировых войн дали 48 % и 53 %, во Франции после Первой мировой войны – 52 %). В созыве 1946 г. было около 80 % новых депутатов, в 1948 г. более 50 %, затем 30–35 %, в 1976 г. – около 40 %, в 1979 г. – около 25 %. Доля депутатов трех и более созывов составляла в 1904 г. 60 %, в 1909 и 1913 гг. – порядка 40 %, в 1919 г. – 22 %, в 1921 г. – 25 %, в 1924 г. – 26 %, в 1946 г. – менее 5 %, в 1953 г. – более 25 %, в 1958–1979 гг. – порядка 35–40 %. При этом у левых партий доля впервые избранных депутатов была выше669.

Данные о происхождение итальянских парламентариев в 40—70-х гг. показывают, что доля выходцев из массовых элитных групп («высший» плюс «высший средний» классы), составлявшая в 1946 г. свыше половины, к концу 60-х – началу 70-х гг. упала до трети, то есть стала меньше, чем даже в Германии670:

В отличие от итальянского режима Муссолини политическая элита правивших в Испании и Португалии традиционалистских режимов Франко и Салазара имела в среднем более высокое происхождение. В обеих странах в конце XIX – начале XX в. даже состав депутатов парламентов был довольно элитарным и включал заметную долю аристократии. В Испании титулованная аристократия в конце XIX в. составляла 16,9 %, в т. ч. среди консерваторов 25,4 %, либералов 7,5 %, традиционалистов 43,6 %, демократов 21,4 %, независимых 12,5 %, неизвестной принадлежности – 6,2 %; из избранных в 1907–1914 гг. – 17 % среди консерваторов, 8 % – либералов, 14 % – правых, 4 % – регионалистов671; в Португалии среди депутатов Национальной Ассамблеи 1911 г. аристократия составляла 15 %, выходцы из «верхнего среднего» класса – 35 %, «низшего среднего» – 19 %, из мелкой городской буржуазии – 31 %672. Среди депутатов и сенаторов первых избранных после Франко в 1977 г. кортесов было 8,7 % предпринимателей, 7 % чиновников, 72 % профессионалов (в т. ч. лиц свободных профессий), 2,3 % служащих, 6,3 % партийных функционеров и 3,6 % лиц физического труда673.

Кабинеты министров правивших этими странами в 30-х – конце 60-х – начале 70-х гг. режимов более чем на 2/3 комплектовались не из политиков, а из военных и профессионалов (в т. ч. чиновников), которые в обеих странах традиционно были выходцами из массовых элитных групп. Из 119 испанских министров 1938–1975 гг. военными были 27,7 %, профессионалами 41,2 %, а политиками – только 31,1 %, а из 87 португальских министров 1932–1968 гг. – соответственно 26,4 %, 57,5 % и 16,1 %674. Причем в Испании и среди министров аристократия (как старая, получившая титулы до 1808 г., так и новая) занимала довольно заметное место, и в 20-х гг. даже большее, чем в конце XIX в., лишь с 30-х гг. ее доля резко снизилась; в 1874–1902 гг. аристократов в составе кабинетов было 19,7 %, в 1902–1923 гг. – 17,1 %, в 1925–1931 гг. – 36,1 %, в 1938–1975 гг. – 5,8 %, в 1975–1977 гг. – 3 % и в 1977–2002 гг. только 1,5 %675. Даже среди политиков, пришедших к власти в ходе португальской революции 1974 г. (из 703 офицеров-членов МФА), более половины принадлежали по происхождению к массовым элитным группам: 12 % происходили из землевладельцев и бизнесменов, 17 % – из офицеров, 22 % – из чиновников, 8 % – профессионалов, 6 % – из служащих, 8 % из лавочников, 5 % – из самозанятых, 5 % – из фермеров, 10 % – из рабочих и ремесленников, 7 % – из прочих676.

Греческая политическая элита еще с середины XIX в. в значительной мере носила наследственный характер: более трети были если не сыновьями, то родственниками политиков, при этом до четверти сами были военными. Эта тенденция была сломана только в 1967 г. при военном режиме, лидеры которого вышли в основном из средних слоев. Состав греческих министров выглядел следующим образом677:

Но после Второй мировой войны из политических семей выходила еще большая часть парламентариев: в 1946 г. таких было 35 %, в 1958 г. – 34, 6 %, в 1964 г. – 40 %, в 1974 г. – 44,8 %. При этом по партиям доля таких депутатов составляла от четверти до 2/3, и именно они существенно чаще избирались с первой попытки678.

Довольно интересные данные о происхождении парламентариев имеются и еще по некоторым европейским странам. В Нидерландах депутаты парламента до конца XIX в. происходили почти исключительно из двух (из шести, на которые делилось общество) категорий населения, в которые входили все массовые элитные группы, в т. ч. профессионалы, менеджеры крупных предприятий, старшие офицеры, преподаватели лицеев и вузов (вместе взятые эти категории составляли около 7 % всего населения в 1919 г. и 11 % в 1954 г.). Причем среди этих лиц до Первой мировой войны большинство было представлено традиционной элитой: старым и новым (созданным в 1813–1840 гг. из известных к тому времени семей городской олигархии) дворянством (все оно включалось в издававшуюся с 1803 г. «красную книгу») и городским патрициатом (с 1910 г. заносившимся в «синюю книгу»). Дворяне составляли четверть и более парламентариев в 1848–1888 гг. и не более 20 % в 1888–1917 гг., патрициат – порядка 40 % и треть после 1905 г. Всего традиционная элита составляла порядка 2/3 парламентариев до 1887 г. (в 1879–1882 гг. даже более 70 %) и доля ее опустилась ниже 50 % только в 1913 г. Всего же выходцы из элитных групп составляли среди парламентариев до 1888 г. 80–90 %, после – по 1918 г. их доля постепенно снижалась от 80 % до 50 %, и в 1918–1946 гг. – в эпоху торжества «массового общества» составляла 45–48 %. Но после Второй мировой войны снова начала расти и к концу 50-х гг. превысила половину: в 1946 г. она составила около 48 %, в 1948 г. около 45 %, в 1952 г. – 50 %, в 1956 г. – 49 %, в 1959 г. – 52 %, в 1963 г. – 58 %, в 1967 г. – 52 %679.

Противоположную картину представлял собой состав парламентариев Финляндии, имевшей до начала XX в. очень небольшую