Человек в черном - Уилки Коллинз

своей надежды, и из-за чего? Из-за женского каприза!

С нашей точки зрения такое расположение надо поддерживать. Я попытался сделать это, принимая вину на себя и извиняясь, что, быть может, совершенно против воли, я виноват в неприятности, которую он испытал.

Он взглянул на меня в совершенном недоумении. Я задал ему тот же вопрос, что и Винтерфильду.

– Говорили вы мистрис Ромейн, что познакомились с Винтерфильд ом через меня?..

Он не дал мне закончить.

– Да, я сказал это мистрис Ромейн, – перебил он меня. – Но что же из этого?

– Извините меня, если я напомню вам, что мистрис Ромейн разделяет предубеждение, общее для всех протестантов, – сказал я. – Я боюсь, что знакомство с мистером Винтерфильдом не могло быть для нее приятным, ибо он друг католического священника.

Он чуть было не рассердился на меня за то же самое объяснение, которое показалось столь естественным Винтерфильду.

– Пустяки, – закричал он. – Моя жена слишком благовоспитанная женщина, чтобы выказать таким образом свои предубеждения. Вероятно, сама личность Винтерфильда внушила ей необъяснимую антипатию или…

Он остановился и задумчиво повернулся к окну. Вероятно, в его душу закралось неопределенное подозрение, которое он только что заметил и еще был не в состоянии объяснить. Я, со своей стороны, постарался поддержать новое направление мыслей.

– Какая же тут может быть еще причина? – спросил я.

Он резко обернулся ко мне.

– Я не знаю. А вы?

Я решился вежливо заметить ему.

– Дорогой сэр! Коли вы не можете найти другой причины, то как же мне знать ее? Вероятно, поводом послужила внезапная антипатия, как вы сами говорите. Это бывает между незнакомыми. Ведь мистрис Ромейн и мистер Винтерфильд не были знакомы прежде?

Его глаза засверкали внезапным мрачным блеском. Новая мысль запала в его душу.

– Они встретились, как незнакомые, – произнес он.

Снова замолчал и отвернулся к окну. Я чувствовал, что, продолжая далее разговор на эту тему, рискую потерять его доверие, которое приобрел. Кроме того, я имел свои причины заговорить о Пенрозе. Случилось так, что я только что получил от него письмо, где он рассказывает о своем теперешнем месте и в постскриптуме просит передать поклон другу и патрону, у которого он занимался.

Я дал Ромейну письмо. Он пробежал его и вдруг изменился в лице. Одно только имя Пенроза, казалось, рассеяло мрачные мысли и подозрения, овладевшие им перед тем.

– Вы не знаете, как я скучаю о моем милом друге, – сказал он грустно.

– Почему бы вам не написать ему? – предложил я. – Он был бы рад получить известие от вас.

– Я не знаю, куда писать.

– Разве я не послал вам его адрес с письмом?

– Нет.

– Позвольте в таком случае исправить мою забывчивость.

Я написал адрес и ушел.

Подходя к двери, я заметил на столике книги о католической религии, которые Пенроз оставил Ромейну. Одна из них была открыта и возле нее лежал карандаш. Я счел это добрым знаком, но не сказал ничего.

При прощании Ромейн пожал мне руку.

– Вы были очень добры, отец Бенвель, – сказал он, – я буду рад снова видеть вас.

Не говорите об этом в кружках, это может повредить мне, но – знаете ли? – мне, право, стало жаль его. Он пожертвовал ради своей женитьбы всем, но женитьба принесла ему одно только разочарование. Она довела его до того, что он стал любезен со мной. Конечно, когда придет время, я отправлю Пенроза. Но предвидите ли вы так же, как я, что по возвращении «милого друга» к своим прежним обязанностям, дело обращения пойдет более скорыми шагами, а ревность жены-протестантки еще более увеличит фальшивое положение, в которое она поставила Винтерфильда своим двусмысленным приемом! В ответ на это вы можете указать мне на более темную сторону проекта. У Ромейна может родиться наследник; и мать его, имея за собою общественное мнение, может, в случае какого-либо колебания, получить удостоверение в естественном праве мальчика наследовать отцу.

Но потерпите, почтенные сотоварищи! Пока нам еще не угрожает подобное бедствие. И если бы даже такое событие случилось, то не забудьте, что Ромейн получил большое наследство. Венж имеет определенную стоимость. Если в акте, которым это владение возвратится в обладание церкви, взамен него будет предложена сумма, равная его стоимости, как вы думаете, решилась ли бы церковь отказать новообращенному в принятии от него чека? Вы знаете, что нет… и я знаю это.

На следующий день я пошел справиться о здоровье мистрис Эйрикорт. Известия были благоприятные. Через три дня я снова наведался. Известия были еще более благоприятные. Мне также сообщили, что мистрис Ромейн вернулась в Тен-Акр-Лодж.

Многими из успехов своей жизни я обязан тем, что не спешу. Я и теперь не спешил. Иногда представляются удобные случаи – а их стоит подождать.

Позвольте мне привести в подтверждение этого пример.

Человек, любящий спешить, на моем месте заговорил бы о женитьбе Ромейна на мисс Эйрикорт в первое свидание с Винтерфильдом, чем возбудил бы его подозрение, заставил бы его остерегаться и сам не добился бы никаких существенных результатов. Я во всякое время могу открыть Ромейну, что жена его гостила у Винтерфильда в Девоншире, и, несмотря на это, встретила своего бывшего знакомого, будто видела его в первый раз. А между тем я даю Пенрозу возможность расширить брешь между мужем и женой.

Я надеюсь, вам теперь ясно, что я воздерживаюсь от действия не вследствие нерадения или недостатка мужества.

Теперь я могу продолжить.

Через несколько дней я решил снова побывать у мистрис Эйрикорт. На этот раз, отдавая карточку, я велел спросить, не может ли больная принять меня. Признаться ли в своей слабости? Она знает все, что мне нужно знать, и между тем уже два раза провела меня. После этого унижения я уже не мог отступить – это черта моего воинственного характера как духовного лица.

Меня пригласили войти.

Две комнаты ради удобства помещения были соединены в одну. Горничная тихонько катала мистрис Эйрикорт в кресле на колесиках взад и вперед, в комнате находились еще двое джентльменов – гостей. Несмотря на румяна, небрежно накинутые кружева и широкую одежду, она представляла печальное зрелище. Телом она походила на мертвеца, но ум ее составлял совершенную противоположность с телом, он был так же жив и впечатлителен, как всегда.

– Отец Бенвель! Очень рада видеть вас и весьма благодарна за вашу любезность. Я совершенно здорова, хотя доктор не хочет признавать этого. Не смешно ли, что меня катают, как ребенка. Я по природе своей человеческой должна двигаться. Доктор не позволяет мне выезжать, вот