Шопоголик и брачные узы - Софи Кинселла

Люк никогда не говорил так. Обычно, стоит мне завести разговор о жизни и смерти — что, прямо скажем, случается редко, — он либо отмахивается, либо обращает все в шутку. И никогда Люк не признавался, что сомневается в смысле своей жизни. Как я хочу подбодрить его — но боюсь, что брякну что-нибудь не то и только добью его.

И вот он снова молча смотрит в окно.

— О чем ты думаешь? — кидаю я пробный шар.

— Не знаю, — после паузы отвечает Люк. — Просто в такие моменты на все смотришь иначе.

Наши глаза встречаются, и на миг возникает чувство, будто я вижу его потаенную суть — то, что обычно скрыто от меня. Люк сейчас мягче, тише — и полон сомнений, как любой другой.

Потом Люк моргает — и будто закрывается крышка объектива. Снова в норме. Деловой. Уверенный в себе.

— Как бы там ни было, я рад, что между нами с Майклом все уладилось, — произносит он и отхлебывает воды из захваченной в дорогу бутылки.

— И я рада.

— Наконец он согласился с моим мнением. Реклама, которую мы получим благодаря фонду, принесет колоссальную пользу компании. Не имеет значения, что благотворительностью занимается моя мать.

— Да, — нехотя бормочу я, — пожалуй.

У меня мет ни малейшего желания беседовать о матери Люка, так что я снова раскрываю книгу клятв.

— А вот послушай, для Вихреподобного Романа: «Мы повстречались час назад, но я уже знаю, что буду любить тебя вечно…»

На Центральном вокзале столпотворение. Люк идет в зал ожидания, а я направляюсь к киоску, чтобы купить леденцов. Прохожу мимо стенда с газетами — и застываю. Погодите. Это еще что?

Я возвращаюсь назад и таращусь на «Нью-Йорк таймс». Прямо наверху, там, где шапки главных тем, — маленькая фотография Элинор.

Хватаю газету и быстро отыскиваю нужную страницу.

Вот и заголовок: «КАК ПОБОРОТЬ УСТАЛОСТЬ МИЛОСЕРДИЯ». И фотография: Элинор, с тщательно выверенной улыбкой, стоит на ступенях какого-то большого здания и протягивает чек мужчине в костюме. Я озадаченно пробегаю глазами текст под заголовком: «Элинор Шерман с боем преодолела апатию, чтобы достать деньги на дело, в которое она верит».

Разве вручать чек на снимке должен был не Люк?

Быстро просматриваю статью — ищу хоть какое-нибудь упоминание о «Брендон Комыони-кейшнс». О Люке. Но вот добираюсь до конца страницы — а его имя так и не появляется ни разу. Будто он здесь и ни при чем.

После всего, что он для нее сделал. Как она могла с ним так поступить?

— Что это?

Я подскакиваю, услышав голос Люка. На миг возникает желание спрятать бомбу под пальто. Но это бессмысленно, верно? Рано или поздно он все равно узнает.

— Люк… — Я колеблюсь, а потом разворачиваю газету так, чтобы он видел.

— Это мама? — Вид у Люка изумленный. — Она мне ничего не говорила. Дай взглянуть.

— Люк… Там нет ни слова о тебе. Или о компании.

С содроганием смотрю, как он шарит глазами по странице, как на лице его проступает ошеломление. День и без того выдался слишком тяжелый — не хватало только узнать, что через тебя перешагнула собственная мать.

— Она тебе хоть говорила, что дала интервью?

Люк не отвечает. Он вытаскивает мобильник, набирает номер и ждет несколько секунд. И огорченно вскрикивает:

— Забыл! Она же в Швейцарии.

Я и сама забыла. Элинор опять поехала «проведать друзей» перед свадьбой, На этот раз на целых два месяца — значит, проделает все по полной программе. Интервью она, видимо, дала перед отъездом.

Я пытаюсь взять Люка за руку — он не реагирует. Один бог знает, о чем он думает.

— Люк… может, есть какое-то объяснение…

— Забудем.

— Но…

— Просто забудем. — От голоса Люка я вздрагиваю. — У нас был долгий, трудный день. Поехали домой.

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ РЕБЕККИ БЛУМВУД

Я, РЕБЕККА ДЖЕЙН БЛУМВУД, сим выражаю свою последнюю волю.

ПЕРВОЕ. Сим я отменяю все прежние волеизъявления и завещания, мной сделанные.

ВТОРОЕ, (а) Я отдаю и завещаю СЬЮЗАН КЛИФ-СТЮАРТ мою коллекцию обуви, все мои джинсы, мою дубленку, всю мою косметику, за исключением помады «Шанель», красную сумочку от Кейт Спейд*, мое серебряное кольцо с лунным камнем и картину с двумя слонами.

(б) Я отдаю и завещаю моей матери ДЖЕЙН БЛУМВУД все остальные мои сумочки, помаду «Шанель», все мои драгоценности, белое ватное одеяло из «Берниз», вафельный халат, замшевые подушки, венецианскую вазу, коллекцию десертных ложечек и наручные часы от «Тиффани»**.

(в) Я отдаю и завещаю моему отцу ГРЭХЕМУ БЛУМВУДУ мои шахматы, все компакт-диски с классической музыкой, которые он дарил мне на Рождество, сумку для пикников от Билла Амберга, титановую настольную лампу и незаконченную рукопись моей книги «Руководство по управлению личными финансами», все права на которую переходят к нему.

(г) Я отдаю и завещаю моему другу ДЭННИ КОВИТЦУ все мои старые номера британского «Вог»***, маникюрный набор, хлопчатобумажную куртку и соковыжималку.

(д) Я отдаю и завещаю моей подруге ЭРИН ГЕЙЛЕР мой кашемировый джемпер, вечернее платье от Донны Каран, все мои платья от Бетси Джонсон и заколки от Луи Вуиттона.

ТРЕТЬЕ. Я завещаю все свое оставшееся имущество, в чем бы оно ни состояло, кроме одежды, найденной в дорожных сумках на дне гардероба****, ЛЮКУ ДЖЕЙМСУ БРЕНДОНУ

* если она не предпочтет новую сумку DKNY с длинными ручками.

** и еще брелок от «Тиффани», который я потеряла, но он должен быть где-то в квартире.

*** плюс все остальные журналы, которые я за это время куплю.

**** от которых надлежит избавиться потихоньку, тайком.

10

Нелегкое время.

А если честно — жуткое. После этого интервью в газете Люк совершенно замкнулся в себе. О случившемся он не говорит, атмосфера в доме все напряженней, и как с этим быть, я не знаю. Несколько дней назад попробовала купить успокаивающие ароматизированные свечи, но они воняли исключительно стеарином. Вчера занялась фэн-шуй — переставляла мебель, чтобы сделать дом гармоничным. Но Люк вошел в гостиную как раз в тот момент, когда я засандалила ножкой дивана по проигрывателю DVD, так что желаемого эффекта я не достигла.

Как бы я хотела, чтобы Люк доверился мне — как в «Бухте Доусона»[12]. Но стоит мне сказать: «Ты не хочешь поговорить?» — и похлопать по дивану, он, вместо того чтобы ответить: «Да, Бекки, мне надо поделиться с тобой некоторыми переживаниями», или просто не обращает па меня внимания, или торопливо заявляет, что у нас кончился кофе.

Я знаю, что Люк пытался дозвониться до матери, но пациентам в этой дурацкой швейцарской клинике запрещено пользоваться мобильными телефонами. И еще я знаю, что сотрудница, которую перевели в фонд Элинор Шерман, снова трудится в «Брендон Комыоникейшнс». Впрочем, стоило мне заикнуться на эту тему, как Люк ушел от разговора. Будто не мог заставить себя признать случившееся.