Почтальон (СИ) - Никонов Андрей

— А это действительно так?

Меркулов рассмеялся.

— Подловили меня, Сергей Олегович. И всё же?

— Почтальонша сказала, что он писем не получает. Сами посудите, Кавказ, родня большая, и судя по фамилии, влиятельная, газеты-то я почитываю.

— Тут вы правы. Так это или нет, мы пока выясняем, но думаю, скоро узнаем, а пока к Лакобе не лезьте, и опасно это, и нам помешаете. Так что там с этой ресторацией, которая под столовую маскируется? Зря я вас при Меерсоне спросил.

Травин рассказал про визит Фомы в кредитный союз, имени Мухина не называл, и про свои догадки насчёт чемодана не рассказывал, а Меркулов не спросил. Только уточнил, не было ли внутри посторонних, и не заезжала ли ещё куда повозка.

— Тут вы, Сергей Олегович, на себя функцию органов охраны социалистического порядка взяли, — сказал особист, по лицу его было видно, что он этим не особо расстроился, — значит, я правильно вам работу предложил. Тот человек, что с бандитом был, пусть через вас сообщит, если они снова появятся. Обыскать бы этот подвал ещё раз, но думаю, ничего нового мы там не найдём, а шум поднимем. Свой следующий шаг продумайте, предупредите, и если поймёте, что сами можете не осилить, тут мы поможем.

Особист поднялся, собрался было уйти, но остановился у двери, словно вспомнив что-то важное.

— Вот ещё что. Сомова ночью Юткевич застрелил прямо в больнице, тот к нему в палату залез. Так что эта ниточка оборвалась, ищите другую. Лично я с покойным Лессером согласен, дело это, в камере, очень подозрительное, а в адмотделе явно крыса завелась.

Черницкой было не до секретных дел, первая операция, полостная, прошла удачно, Сомов толком ударить не смог, но задел артерию, Надя потеряла много крови, ей предстояла ещё как минимум одно хирургическое вмешательство, которое она, по мнению Черницкой, могла не пережить. Группа крови была редкая, первая, родственники на роль доноров никак не подходили, мать у Матюшиной сердцем страдала, а брат только недавно во Второй больнице лежал, и вместо одного трупа получили бы другой. Список тех, кто готов был отдать свою кровь постороннему, был невелик и состоял в основном из военнослужащих, правда, присутствовали и гражданские. И даже с первой группой.

— Ну так ищите его скорее, — главврач окрбольницы не скрывал своего раздражения. — Пусть милиция займётся, а то бандитов ловить не умеют, хоть донора поймают.

Донора поймали возле дома, когда он возвращался из фотографического салона. Спорить Травин не стал, только предупредил Лизу, что ему едут кровь выкачивать, и девочка такого упустить не могла, забралась в машину.

— Ты смотри какая егоза, — милиционер, севший на переднее сиденье, полуобернулся. — А ну как в обморок упадёшь? Там же кровь, дитям это несподручно наблюдать.

Лиза фыркнула.

— Я там уже была, — сказала она, — и всё-всё знаю. И тётю Надю тоже, она хорошая.

В обморок она всё-таки почти упала, когда длинная игла вошла в вену Сергея, и по прозрачной трубочке от одного большого человека к другому, значительно меньше, протянулась толстая красная нить.

— А он не умрёт? — теребила она Черницкую, которая не спала всю ночь и была готова убить кого угодно. — А почему так долго? А можно я сама попробую уколоть?

— Я её задушу, — докторша проверила, надёжно ли закреплены катетеры, поставила будильник и ушла к себе.

Только она это сделала, Лиза тут же успокоилась, села в углу и тихо наблюдала, как к Наде возвращается привычный цвет лица. Медсестра периодически проверяла пульс и давление, меряла температуру, на девочку внимания не обращала. Но стоило появиться Черницкой, Лизу словно с места сорвало.

— А они должны будут пожениться? — требовательно спросила она, подходя то к одной кровати, то к другой, — или они теперь кровные братик и сестричка?

— Пусть делают что хотят, — докторша вытащила иглу из вены Сергея, потом то же проделала с Надей. — Медицины это не касается.

Юткевич ждал выписки в утро понедельника, чтобы, по его словам, провести первый рабочий день недели дома, а не в угро. Если бы не Сомов, больница была отличным местом для отдыха, тут и кормили, и процедуры разные проводили, а в его возрасте за здоровьем приходилось следить. Только в последнюю ночь из привычной палаты пришлось съехать, но новая оказалась куда лучше, на одну кровать, а размером такая же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

После обеда агент угро задремал, и проснулся уже под вечер, когда к нему неожиданно подселили ещё одного больного.

— Принимайте пополнение.

Медсестра ввезла каталку, на которой лежал огромный молодой человек. К руке его тянулась от капельницы прозрачная трубка.

— Что с товарищем?

— Кровь переливали, и не уследили, — медсестра вздохнула, — больше литра отдал. Наденьку Матюшину знаете, вы же её спасли, считай, от бандита? Так этот гражданин оказался с редкой группой, которая ей подошла. Ему снотворное вкололи, будет спать, как младенец, вас не побеспокоит. Если что, зовите, а я вам через час ужин привезу.

Юткевич улыбнулся как можно приятнее, и раскрыл роман Владимира Обручева «Плутония», написанный им ещё до революции, но изданный только в 1924 году. Дядя писателя, генерал Обручев, был прообразом Рахметова в романе популярного у большевиков Чернышевского, да сам Владимир Афанасьевич тем ещё вольнодумцем считался, что, по мнению Юткевича, сказалось на литературном качестве романа. Тем не менее, история экспедиции в подземный мир его увлекла настолько, что даже ужин он съел мимоходом, в туалет выходил с книгой, и оторвался за полночь.

Подселенный молодой человек дышал ровно, вот только не спал, а пристально смотрел на Казимира. Вечером Юткевич не приглядывался, а сейчас узнал — это был Травин, работник почты, который задержал Сомова, его фотографию показывали в адмотделе.

— С вами всё в порядке?

Травин вытащил из вены иглу, сел на каталке.

— Пожрать бы, — сказал он. — После этого дела всегда жрать хочется, а они воду закачивают, живодёры

— После какого дела? — Юткевичу было всё равно, но раз уж начал разговор, приходилось его поддерживать.

— Как кровь из меня выкачают. Должна же тут где-то еда быть.

Сергей соскочил с каталки, и открыл тумбочку. Та была пуста, и он полез в другую, где лежали вещи Юткевича.

— Позвольте, — тот попытался Травина отпихнуть, но эффект был такой же, как в стену дома упереться. — Это мои вещи, товарищ, что вы безобразничаете.

— Такой у меня характер вредный, — Сергей, не обращая внимания на потуги соседа, порылся в тумбочке, достал пакет, перетянутый бечёвкой, подбросил на ладони. — Шоколад внутри?

Юткевич побледнел. Этот пакет ему принёс посыльный днём раньше, и заглядывать в него посторонним не следовало.

— Положите на место, — потребовал он твёрдо. — Если вам нужна еда, зовите медсестру.

— Нельзя от товарища прятать хавчик, — Травин рванул бечёвку, в пакете лежала пачка сеятелей, а под ней — книжечка в тёмно-синей обложке, и три фотографии. — Ты смотри, богатый у меня сосед, это ж три тыщи, на них пирогов можно...

— А ну положь на место, — в лицо Сергею смотрело дуло револьвера.

— Ты ведь Сомова застрелил? — Травин отложил свёрток в сторону. — Шесть пуль, две в голову, четыре в стену и потолок, и это с метра. Только, товарищ агент, оружие перезаряжать надо, а то я сейчас через барабан портрет твой видеть могу.

Юткевич мог поклясться, что вставлял пули в обойму, но и правда, вместо них только дырки были. Агент швырнул в соседа пистолет, с неожиданной для его возраста проворностью скатился с кровати, и бросился к двери, но Травин его перехватил, ударил в живот, бросил обратно на матрас. У Юткевича потемнело в глазах, дыхание сбилось, пока он жадно ловил ртом крохи воздуха и пытался разогнуться, Сергей привязал его простынями к кровати, заткнул рот своим же бинтом, сел рядом, раскрыл эстонский паспорт.

— Иван Шафрин, город Выру, рожа на фото — вылитый ты. И фотографии хорошие, смотри, виселица тут, на ней какой-то поц в кожаном клифте колышется, а рядом ты стоишь, вот же, смотри, рядом с чухонским командиром, — Травин ткнул Юткевичу фотографию прямо в нос. — А вот эту морду я где-то видел. На генерала Булахевича похож, который Псковом во время оккупации командовал, и тут ты возле него вертишься, отличная компания подобралась. Разве ж такие вещи при себе хранят, Казимир Фадеевич, мало кто увидит, плохое подумают. Глазами-то так не верти, выпадут. Знаешь, где ты прокололся, ну кроме как за Сомова решил в убийцу сыграть? Пацан, что тебе червонцы и бумажки эти передал, его Пашкой кличут, он Сомову племянником приходится, я его по случаю знаю. Медсестричка, которая тебя к нему вызвала, очень точно его описала, и часовой вас тоже приметил. Так что, господин Шафрин, ты мне сейчас всё как на исповеди расскажешь. Нет, лыбишься, думаешь, я тут шутки шучу? Небось, когда Прохорова резал, так же веселился?