Варшавка - Виталий Мелентьев

Басин не стал дожидаться ответа и, крикнув; «Кислов, за мной!», схватил автомат и, на ходу. надевая каску, выбежал из землянки.

Глава вторая

В этот раз снайперы и артиллеристы договорились действовать несколько необычно — бить не с утра, а к вечеру, когда противник уже свыкнется с тишиной на передовой.

Поскольку целью стал наблюдательный пункт — его выслеживали долго и выследили надежно, — считали, что именно в это время в него набьется народ: солнце падет в закат и наши позиции будут хорошо освещены. Золотое время для наблюдения. Пушку артиллеристы выкатили на временную огневую загодя, в утренних сумерках замаскировали и ушли отдыхать. Снайперы охотились на участке седьмой роты старшего лейтенанта Чудинова. Два ее взвода занимались чисткой траншей и ремонтом дзотов. Их следовало прикрыть огнем.

В назначенный час снайперы по траншее второй линии перебрались поближе к крайней, девятой, роте Мкрытчана и замаскировались. Потом ползком, по снежной траншейке, выползли и артиллеристы. И снайперы и артиллеристы, видели, как с Варшавки свернули три легковых автомашины и пропали в кустарниках и лощинах. Прямой связи между снайперами и артиллеристами не было, но договоренность о взаимодействии имелась: пушка сержанта Рябова откроет огонь только по целеуказаниям снайперов. Расчет терпеливо ждал этого целеуказания, считая, что снайперы слишком медлят.

Напряжена все усиливалось, и пушкари уже вслух ругали жилинскях ребят. А Жилин думал и рассчитывал.

Вполне вероятно, что на этот участок прибыло большое начальство: три легковушки есть три легковушки. Рядовые или фельдфебели в них не ездят. А раз прибыло большое, так оно побеседует с местным начальством. И разговор этот произойдет не на открытом месте, а в блиндаже, Жилин вспомнил, сколько времени занимали подобные разговоры, когда в их батальон прибывало полковое или дивизионное начальство. Закусывать оно не закусывало. Оно смотрело на карты, выслушивало объяснения комбата или командиров рот, потом желало осмотреть передовую и обозреть позиции противника. Комбат и комиссар вели прибывших по самому надежному маршруту, на самый надежный наблюдательный пункт, попутно организуя прикрытие. На всякий случай. Именно так, скорее всего, поступал и противник…

И действительно, Жилин увидел мелькание касок над ходами сообщения — дежурный взвод занимал позиции; хлопнули двери дзота — отозвали с отдыха пулеметчиков. Потом невдалеке от наблюдательного пункта мелькнули тени, похожие на поясные мишени. В любое иное время и Жилин и другие снайперы обязательно стреляли бы по этим теням-мишеням. Но сейчас все молчали и все злились на Жилина: отчего он не стреляет?

А Жилин считал.

В блиндаж наблюдательного пункта прошло двенадцать человек: местного начальства столько и не наберется — значит, наверняка припожаловали приезжие. И наверняка со свитой. Вряд ли появятся новые: блиндаж не вместит.

Теперь следовало чуть подождать, пока все эти люди приложатся к стереотрубе (по блеску ее стекол и был засечен НП), пока сверятся с картой — словом, успокоятся в обычной боевой работе. Жилин подождал минуты три, еще раз внимательно осмотрел свое рабочее место — снежный бруствер, расчищенную площадку, на которой лежали три патрона с пулями, имеющими красный трассер, ногой нащупал подобранную накануне ржавую каску. Потом затаил дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Винтовка привычно ударила в плечо, пенек оптического прицела подскочил над темной щелью вражеского НП. Зеленая трасса погасла как раз под этой щелью. Жилим по привычке быстро перезарядил винтовку и опять выстрелил пулей с зеленым трассером.

В эти мгновения сержант Рябов негромко скомандовал: «Расчет, к бою», и пушкари бросились к уже заряженному орудию. Наводчик видел трассу и сразу подвел перекрестие панорамы-прицела под щель. Когда там погасла вторая трасса, Рябов, опять негромко, скомандовал: «Огонь!» Первый снаряд потянул за собой алую трассу, и она сразу же скрылась в щели наблюдательного пункта. Звук разрыва — глухой, утробный — донесся до Жилина, а дыма и огня разрыва так никто и не увидел — видно, амбразура была плотно прикрыта телами…

Артиллеристы работали в бешеном темпе, и пушка стреляла почти с такой же скоростью, как зенитная, автоматическая. После четвертого снаряда они впряглись в лямки, навалились на щит, на колеса и поволокли пушку за гребень высоты в лощину…

Жилин видел, как после второго разрыва от вражеского НП кто-то, размахивая руками, бросился к дальним кустарникам. Там, за кустарниками, по-видимому, в неглубокой лощине, взметнулось белое облачко: шофер завел остывший мотор. Вот тогда-то Жилин и выпустил по этим кустарникам три пули с красным трассером — сигнал минометчикам, целеуказание. И командир минометной роты на своем НП принял это целеуказание, потому что едва артиллеристы закончили свое дело, как в кустарниках встали дымно-белесые от взметенного снега бутоны минных разрывов, а потом черным султаном потянулся дым от подожженной машины.

Дело сделалось хорошо, грамотно. Жилин бросил на бруствер заранее припасенную старую каску и помчался в сторону, на запасную огневую позицию — к НП бежали солдаты противника, и заворчали пулеметы. Как было договорено заранее, подошло время остальных снайперов.

Ефрейтор Джунус Жалсанов сузил и без того узкие, чуть наискось прорезанные темно-карие глаза я снял предохранитель. Он даже не взглянул на своего нового напарника — раскрасневшегося рядового Засядько. Джунус знал, что Жилин, работавший раньше в паре с Засядько, приучил его понимать боевой замысел без слов. Засядько тоже изготовился к стрельбе, к едва Жалсанов сделал первый выстрел, как сейчас же прогремел второй.

Оба выстрела были заглушены начавшимся артобстрелом противника. Снаряды рвались левее, примерно там, где отстрелялась наша пушка и откуда так поспешно убежал Жилин.

Оба снайпера били размеренно, не торопясь, и каждая пуля или выводила из строя противника, или, посвистывая возле мечущихся немцев, нагнетала панику.

Вторая пара снайперов — Малков и Кропт — засела много левее того места, откуда стрелял Жилин, неподалеку от НП своего батальона. С открытием огня они опоздали, потому что первые снаряды — вначале тяжелые, а потом помельче — рвались совсем близко и лохмы дыма закрывали цели, которые были видны не так хорошо, как Жалсанову. Но когда противник перенес огонь поближе к брошенной каске, они тоже вступили в дело, стреляя по амбразуре работающего дзота.

Оба даже не заметили, когда к ним подполз Жилин в тоже стал стрелять, а когда противник начал ставить дымовую завесу, смолк. Дым потянуло на северо-восток, в сторону правофланговой роты Мкрытчана, туда, где находилась пара Жалсанова. Теперь они не могли видеть района вражеского НП, и Жилин помчался назад. На полдороге к брошенной им каске он выбрал в траншее местечко, с которого, хоть и неважно, но все-таки просматривались кустарники и ход сообщения, и снова открыл огонь: главное — не давать противнику опомниться, сбивать его спесь, расшатывать его уверенность в себе.

Добежавший до своего НП капитан Басин быстро разобрался в обстановке и наблюдал за событиями, не вмешиваясь в них. Он быстро оценил разумность жилинского замысла, четкость исполнения и позвонил командиру полка:

— У нас все в порядке. Но, видно, насолили фрицам.

— Слушай, Басин, так вы ухлопали генерала или не ухлопали? Доносить ведь надо.

— Мне отсюда лампасов не видно, — усмехнулся Басин. — Но на всякий случай донесите — убит немецкий полковник, оберст. А если он окажется генералом, так нашу с вами скромность могут и оценить…

Глава третья

Потребность человека в праздничной радости неистребима. В канун Нового года никто специально не сговаривался, но подавляющее число бойцов и командиров батальона стало готовиться к празднику: экономились стограммовки, запасалась закуска.

Там, где стоят войска всегда найдутся заядлые охотники и рыболовы а в ближнем опустевшем тылу в ту зиму развелось немало дичины — зайцев, рябчиков и даже тетеревов. Почему бы не пойти пристрелять винтовку, а заодно и поохотиться? Почему не сбегать на ближнюю. реку, прорубить лунку не посидеть с удочкой? А если и попадешься, так всегда можно сказать, что бегал на постирушку, командир отпустил.

Кто-то попадался на этих операциях, кому-то доставалось, их понимали, жалели, хотя и знали, что иначе нельзя, — дисциплина. Но, понимая, все равно рисковали и «химичили» сами, потому что жажда праздника была сильнее.

Занятый раздумьями о будущем, капитан Басин просмотрел нарастание этих настроений, но быстро приспособившийся к новой обстановке капитан Кривоножко их уловил. Он по опыту школьной жизни знал и жажду праздника, и соревновательный настрой ребят; и знал. что, запретив школьный праздник, сделаешь только хуже. Праздник состоится — раздробленный, смятый — на квартирах, в подворотнях, на чердаках и обязательно превратится в неприятности. Вот почему, когда командир хозвзвода загодя выяснял мнение замполита о праздновании Нового года, Кривоножко ответил неопределенно: