Ветер Дивнозёрья - Алан Григорьев

Люта.

А Лучик, шагнув ближе, зашептал:

— Ешь, все нормально будет. От него помереть можно, только если ты не достоин. Ну, спасибо. Утешил, называется.

— И как определить, кто достоин, а кто нет?

— Ну вот ягода и определит.

Лучик оскалился, но Тайка больше его не боялась, теперь она понимала, что волк-подросток так улыбается.

— Знаешь, легче не стало.

— Не дрейфь, сестренка!

От этого обращения на сердце прямо потеплело. А, была не была! Как говорят, волков бояться — в лес не ходить. Но она уже пришла. И даже сама этих волков призвала. Поздно на попятный идти…

Наклонившись, Тайка сорвала ягодку и отправила ее в рот. Ух, и кислятина! Как будто лимон целиком слопала! Но это было еще не самое худшее. Кости вдруг заломило, мир перед глазами поплыл, ноги подкосились, и девушка рухнула лицом вниз. Холодный снег обжег щеку. В висках билась страшная мысль: это что же? Она все же оказалась недостойной? И что теперь? Смерть от яда?

По телу прошла болезненная судорога, и Тайка закричала. Что-то теплое и мокрое коснулось ее лица. Лучик лег рядом, прижался шерстяным боком и принялся вылизывать ее, словно успокаивая. И боль начала постепенно отступать.

«Я что, умираю?» — хотела спросить Тайка, но из горла вырвалось лишь тихое поскуливание.

— Тс-с, я с тобой, сестренка. — Лучик прикусил ее ухо, но это было ласково и даже приятно. — Сейчас пройдет. Первое превращение — это всегда больно. Если тяжело говорить — просто думай, и я услышу.

Превращение? О чем это он?… Тайка глянула на свои руки — и ахнула: теперь у нее были самые настоящие лапы. Белые, с редкими серыми волосками.

— Везё-от тебе… — не без зависти протянул Лучик. — Масть сразу белая, как и у братца Радосвета. Один я не уродился… эх.

«Я что, теперь волчица? С ума сойти!» Тайка чувствовала, как страх сменяется восторгом. Так вот что чувствуют оборотни, оказывается! Ну, технически она, конечно, не оборотень, но принципы превращения у всех так или иначе схожи.

— Добро пожаловать в стаю, дитя! — торжественно прозвучал голос Люты над головой, и Тайка поднялась, пошатываясь, точно пьяная. Голова шла кругом от обилия новых запахов, каждый из которых наверняка что-то значил, от незнакомых звуков, которые прежде находились за гранью восприятия. Ей хотелось скакать и валяться в снегу, но непослушные лапы заплетались, она переваливалась, повизгивая, как глупый кутенок, и едва удерживалась от желания закружиться волчком, чтобы попробовать поймать собственный хвост. Вот Пушок бы обалдел, узнав, что у Тайки теперь тоже есть хвост и лапки!

«Надо скорее похвастаться», — подумала она и сама себя одернула, прижав уши. Где он сейчас, тот Пушок? С Василисой, конечно. У Лиса есть мать. И верная ему Маржана. И еще Радмила, которая ждет его в дивьем царстве. У Яромира — Огнеслава. Ну и пусть! Ей теперь нет до них никакого дела, потому что у нее будет новая семья: белые волки! Звери не предают.

— Айда наперегонки? — предложил Лучик, и они рванули с места в карьер, поднимая вокруг себя клубы снежной пыли.

Братец-волк поддавался, Тайка это точно знала. Он то позволял себя нагнать, то вырывался вперед, порой отвлекался на строчки заячьих следов и взрывал носом сугробы, словно надеясь найти там затаившегося беляка. Бегать за Лучиком было легко и весело. Вскоре уже и лапы перестали заплетаться и проваливаться в наст. Ее волчья поступь стала легкой как перышко. Но Тайка припустила в полную силу только на самом последнем отрезке, чтобы, завершив круг, аккурат оказаться первой у ног матери-волчицы.

«Я же прошла испытание? — Она завиляла хвостом. — Волчеягодник не убил меня! Я достойна? Достойна?!»

Люта усмехнулась и, толкнув носом, опрокинула ее в снег.

— Что ты такое говоришь, дитя? Твое испытание только начинается. У тебя есть ночь, чтобы выполнить его. А на рассвете ты придешь ко мне с ответом.

«А что, был какой-то вопрос? Я позабыла». Тайка замерла, поставив уши торчком.

Голос матери-волчицы был таким приятным, что его хотелось слушать, как слушают шум дождя, свист ветра или журчание реки, — и все равно, что она говорит. Пришлось немного напрячься, чтобы уловить не только форму, но и суть.

— Я спрошу: кто ты, где твое место и твое сердце?

«Тогда зачем ждать рассвета? — удивилась Тайка, приподняв точки бровей. — Я уже сейчас знаю ответ. Я волк, мое место — в лесу, мое сердце — рядом с моими белыми братьями и сестрами. Я хочу охотиться только с вами!»

— Побегай ночь в волчьем обличье, дитя, а потом возвращайся. Если ты слово в слово повторишь то, что сказала сейчас, — значит, так тому и быть. Но учти, что после этого ты уже не сможешь стать человеком. Смотри, не пожалей потом.

«Быть человеком — тяжело и больно!» — фыркнула Тайка.

— Слыхала, что так и есть, но не мне судить. Это твоя судьба и твой выбор, дитя. Встретимся на рассвете…

Тайка едва моргнуть успела, а волчица уже пропала, и даже следов на снегу не осталось. Видно было только раскопанную кочку с волчеягодником, и Тайка принялась хватать пастью янтарные ягоды. Теперь те казались не кислыми, а сахарными. Пожалуй, за всю свою жизнь она не ела ничего слаще.

Подскочивший Лучик тоже ухватил пару ягодок и предупредил:

— Не переусердствуй. Потом живот болеть будет. И голова.

— Но они такие сладкие!

Это были ее первые слова в волчьем обличье. Голос с непривычки звучал хрипло, челюсть ломило от напряжения.

— Мама говорит, на чужом опыте не научишься… — вздохнул Лучик, глядя, как названая сестрица объедает последний кустик. — Давай лучше опять побегаем?

— А может, зайца поймаем?

— Да мы так выли, что они все попрятались. Ты голодная?

— Нет вроде…

Разобраться в новых ощущениях было не так-то легко. Но в первую очередь Тайке хотелось прыгать, бегать и валяться в снегу, а еще — Охотиться! Да, именно так, с большой буквы.

Лучик, конечно, услышал ее мысли.

— Мама говорит, волки не должны охотиться ради забавы. Так что придется подождать, пока мы проголодаемся. Но, если хочешь, можем поохотиться на воспоминания.

— Это как? — Тайка от удивления раскрыла пасть, вывалив алый язык.

— Тут неподалеку есть озеро Воспоминаний. — Лучик выпятил грудь, явно гордясь, что его слушают с таким вниманием. — Его воды позволяют увидеть важное. То, о чем ты тревожишься, даже когда сам этого не осознаешь. Знаешь, бывают такие мысли, которые ты вроде и гонишь от себя, а они все равно не дают покоя. Мама говорит, на этом озере очень полезно бывать. Можно