Всё или ничего (СИ) - "niki123"

Чезаре вел его укромными переулками и молчал, обдумывая увиденное. До чего странный, диковинный этот омега. Боялся его до зубовного стука, но пришел ночью, чтобы спасти подростка. Так стыдится их связи, но пришел помочь, когда Тин его ранил. Теперь вот фактически спас жизнь совершенно незнакомому альфе, не задав ни единого вопроса, не потребовав ничего взамен.Действовал с таким поразительным хладнокровием, выдержкой, но стоило выйти на воздух - и его вырвало от увиденного. Теперь вот идет, еле ногами передвигает, но молчит. Не жалуется.

Поразмыслив, капитан понял, что не слышал от Эдмунда еще ни одной жалобы, если не считать его требование о плащах. Он никогда не жаловался. Ел то, что дают, делал так, как скажут, при этом редко следя за своими интересами. Он возразил альфе единственный раз, да и то из-за мальчишки. Никаких слез, упреков… Он все переносит молча.

Тут Эдмунд запнулся, но Чезаре его удержал и крепче прижал к себе. Удивительно, но после сегодняшнего дня он стал питать к омеге какое-то… уважение. Или его подобие.

Вскоре они дошли до борделя Клары, Чезаре проводил Эдмунда до его комнаты. Сам отпер дверь, потому что уже не мог смотреть на трясущиеся руки, пытающиеся вставить ключ в замочную скважину. Эдмунд сразу направился к кровати и буквально рухнул на нее. Затем немного повозился, пытаясь укрыться одеялом, на котором лежал. Капитан выдернул его из-под парня и накинул на него. Тот пробормотал что-то благодарственное, но альфа его уже не слышал. Он ушел, заперев за собой дверь.

========== Глава 13 ==========

Оставив Эдмунда, Чезаре запер его комнату на ключ, который подсунул под дверь, и вышел из борделя. В его комнате ему делать было нечего, книг он не держал и прочей ерундой не занимался. Нельзя сказать, чтобы он не любил читать, но и нельзя так же сказать, что все свое свободное время он тратит на выдуманные судьбы и миры. Конечно, у него были и любимые произведения, но их было немного. В основном то, что он читал еще в юности. Потом времени на чтение не было вообще, надо было заниматься спасением собственной жизни. Этот период Чезаре просто запретил себе вспоминать, ни к чему это было. Да и понимал он, к каким последствиям эти воспоминания могли привести. Только этого ему и не хватало для полного и окончательного счастья.

Чезаре, не торопясь, шел по грязным улицам, пиная пыльными башмаками булыжники разрушившейся дороги, от которой теперь остались одни ямы, да колдобины. В них скапливалась грязная жижа, состоящая из помоев, дождевой воды и нечистот, которые выливали прямо из окон. Вспомнив это, альфа свернул направо, выйдя на широкую улицу, оканчивающуюся стеной какого-то здания. Здесь было чище во много раз. Мужчину порой удивляло, как так близко могут сосуществовать друг с другом такая грязь и роскошь, грязные сараи и почти особняки, жуткие бордели, в которых колотили, иногда убивали шлюх, и роскошные публичные дома. Но так и в жизни, разве нет? Одни живут недосягаемо высоко и категорически не хотят смотреть вниз, где балом правят бедность, голод и произвол, а другие даже посмотреть боятся наверх, они не умеют жить, только выживать. И все это существует вместе, бок о бок. И никому нет никакого дела, что творится с людьми!

Чезаре нахмурился, что-то его мысли ушли в совсем нехорошее русло. Да, нет никому дела до того, что с тобой делают. Ну и что? Если человек позволяет с собой творить, что другим вздумается, значит он сам виноват во всем том, что происходит с ним. Но… тогда он тоже виноват?

Боги, что за бред полез в голову? Это все этот… омега виноват. Он другой. Неравнодушный. Ему есть дело до всех и каждого. Помочь незнакомому мужчине? Да запросто. И ведь даже не подумал, что если бы этот альфа умер бы у него на руках, то это Чезаре пришлось бы спасать их жизни от гнева толпы. Нет! Надо же помочь!

Альфа с раздражением шикнул на кошку, показавшуюся из-за угла, и напуганное животное умчалось, куда глаза глядят.

Самое идиотское в этой ситуации было то, что Чезаре почувствовал к Эдмунду какое-то… уважение. Эта глупая отчаянная смелость, самоотверженность, готовность принести себя в жертву… Чезаре давно презирал все это, как нечто, не приносящее пользы, а только одни убытки. Но увидев воочию, он задумался. Что-то во всем этом определенно есть. Что-то странное и немного пугающее. Чезаре давно привык иметь дело с жестокостью, непримиримой враждой, кровью, отсутствием всяческих норм и правил, в его мире их никогда не было. Но встреча с полной противоположностью всего этого несколько ошеломила. Это не укладывалось в его представление о людях и мире в общем и целом. А потому и раздражало, и увлекало одновременно.

Странный омега… Не жалуется, не стонет. На грубость реагирует спокойно. Будто… принимает ее? Бред! Нельзя принимать боль, страдания, не отвечая на них. Тогда тебя просто убьют. Или ты, или тебя. Таков закон, и с этим ничего не сделаешь.

Или можно по-другому?

Разумеется, Чезаре не считал, что все люди живут по этому жестокому закону. Вернее сказать, для всех остальных этот вопрос не стоит так остро. Но в конце концов, все сводится к одному и тому же: или ты, или тебя. Другого не дано. Или ты позволишь себя растоптать, или дашь сдачи и сам уничтожишь противника. Или ты сражаешься со смертью, а иногда и с самой судьбой, или нет. Но тогда и тебя больше нет и никогда уже не будет.

Другого не дано.

Но в таком случае, на какой стороне стоит Эдмунд? Посередине? Но нет в мире середины. Тогда где стоит он? На стороне тех, кого ломают и уничтожают? Не похоже. Несмотря на то, что он ему подчиняется, он не ломается, Чезаре это чувствовал. Он гнулся, но потом упрямо стремился в прежнее состояние.

Значит, он на другой стороне? Но что-то альфа сомневался, чтобы Эдмунд ради развлечения или выгоды стал бы кому-то отравлять существование. Он другой.

И эта его красота… Неправдоподобная, невероятная, ошеломляющая. Чезаре видел на своем пути множество омег и женщин, которые считались признанными красавцами и красавицами своей нации, своего государства. Но Эдмунд был их красивее во сто крат. Но и красота его была другой, какой-то… какой-то… настоящей. Живой. Не как замершая мраморная статуя, такая прекрасная, но такая холодная.

Странный парень. Удивительный.

Отчетливо потянуло тухлой рыбой и морем, мужчина понял, что за следующим поворот находятся доки, а чуть подальше - порт. Ну что…ж … В конце концов, больше делать все равно нечего. В бордели как-то не тянуло. Зачем, если в соседней комнате спит прекрасный омега, которого можно… любить до потери пульса и звона в ушах? Тем более, что шлюхи все одинаковы. Смотрят, говорят, трахаются… Никакого различия.

Чезаре ловко лавировал между снующими людьми, изредка его сильно толкали. Но по большей части люди подсознательно не хотели его даже касаться. И это закономерно. Травоядные животные тоже хищникам на глаза не хотят показываться. Сапоги утопали в грязи по щиколотку, но мужчину это ничуть не смущало. Чего-чего, а грязи он точно не боялся.

Пара шлюх со спущенными до пояса платьями, обнажающими костлявые немытые тела и безнадежно обвисшую грудь, посвистели ему в след, но Чезаре громко их послал. Даже в моменты крайней нищеты до этого он никогда не опускался. Да и кто знает, что бурлит в крови этих… женщин? Какая зараза в них плещется? А правильнее спросить, на сколько процентов они из нее состоят.

Чезаре прекрасно знал, как выглядит жуткая болезнь, от которой тело разлагается еще при жизни, когда куски гнилой плоти отваливаются от костей. Сначала будто осыпается кожа лица, потом гниют хрящи вроде ушей и носа. А потом и все тело покрывается жуткими язвами и черными струпьями, и больные долго и мучительно умирают в агонии. И передается эта дрянь только через постельные утехи.

Нет уж… Он не для того зубами выгрызал свое существование, чтобы вот так швыряться отвоеванной у смерти жизнью.

Мужчина миновал доки где-то через час. Он никуда не торопился, рассматривал корабли. Здесь их сейчас было чрезвычайно мало, все-таки “сезон” в самом разгаре. Это потом, когда наступит зима, все вернутся сюда, на север. Многие торговые пути станут почти пустыми, только на юге также будет бурлить жизнь. Но там промышлять было довольно опасно. Государств много, все они рядом, а в случае чего спрятаться будет негде. Нет там таких островов как этот. Он не был указан ни на одной карте. А на юге каждая миля была нанесена на карту, более того, вся эта земля кому-то принадлежала. Спрятаться негде.