Сфера времени - Алёна Ершова

в стране с населением в миллиард одного единственного человека»?

От этих размышлений мысль перескочила к Елисею. Стоит ли оставить разговор с сыном до её возвращения? Ефросинья задумчиво покачала головой. Они и так с Марго решили пока не сообщать мальчику про расторжение брачного договора. Побоялись, что девятнадцатилетний парень не поймет, воспримет эту новость чересчур близко к сердцу? С чего вдруг? Уже достаточно взрослый Елисей знал, должен был знать, что любой семейный союз носит лишь временный характер и длится до той поры, пока это выгодно обеим сторонам. Так к чему эти тревоги?

Теперь вот ещё и прошлое Елисея всплыло.

Первое Фросино желание после услышанного было выкинуть всё из головы, удалить из памяти смарт-браслета и никогда не возвращаться к поднятой теме. Зачем парню знать о такой матери? К чему ему сошедшая с ума алкоголичка?! Ведь у него есть две замечательные, любящие родительницы, которых не надо стыдиться!

Когда женщина произнесла эту мысль вслух, как всякую в правильности которой сомневалась, то ужаснулась низости своих суждений.

Сын должен знать правду, это его право, по непонятной причине попранное государством. И не вольна Ефросинья этим правом распоряжаться, потакая своим страхам или желая защитить. Изо лжи всегда самые хлипкие щиты. Да и Иван зря что ли старался, искал эту женщину. Даже непросто искал, но более того, нашел и заботился о ней.

В их доме горели только два окна. Лишь спальня Марго и комната Елисея расцвечивали ночную мглу. Фрося поставила машину в гараж и по винтовой лестнице поднялась в дом.

Дошла до своей спальни. Приняла душ, переоделась, всячески оттягивая момент, когда не останется отговорок от беседы с сыном. Стоит ли ему сообщить сейчас или лучше подождать до завтрашнего утра? Вообще, когда принято говорить дурные вести? Это радостью хочется подлиться в ту же минуту. Печаль же цепляется за горло, не желая выходить наружу, каждый раз отговаривая, что рано, не время. Сообщать неприятное на ночь глядя — портить чужой сон. Произносить горькие слова утром — пускать день под откос. А днем, среди будничной суеты, и вовсе о таком не потолкуешь.

Долго стояла Фрося под дверями Елисея, не решаясь войти. Долго теребила смарт- браслет на руке. Потом отругала себя за слабоволие и постучала.

Парень сидел, забравшись на диван с ногами и что-то увлеченно строчил в интерактивном планшете. Увидев родительницу, поднял указательный палец вверх, черкнул еще пару строк и, отложив гаджет, повернулся.

— Ауф! Что так поздно? Соитель загонял?

— Вообще-то с индивидами не принято обсуждать их личную жизнь, — мягко улыбнулась Ефросинья и села на диван.

— А, ну да, это, якобы, нарушает их личные границы. Хотя понять не могу, как можно нарушить то, чего нет. Вы ж их сами и потёрли, любовниками этими официальными. Странно, что домой не водите. Была бы у нас чудная полигамная семья. Прям классика жанра.

Родительница только головой покачала.

— Так, революционер доморощенный, ты чего злой такой? Не ужинал?

— Да съел я всех твоих козявок, не переживай, ни одна не сбежала. Да и не злой я. Просто как представлю, что моя супруга вот так где-то ходит, и ни в какую ячейку не хочется.

Фрося тихо рассмеялась. Потрясающая непосредственность сына была неискоренима. Потом вдруг посерьезнела, набрала полную грудь воздуха и, не давая себе право на слабость, медленно произнесла:

— Я нашла твою мать…

Елисей в первую секунду даже не сообразил, о чем речь. Но потом весь как-то застыл, собрался, ожидая и страшась услышать новость. Шутка ли — почти десять лет прошло.

— Точнее, не сама нашла, мне помогли. В общем, сейчас это не важно. Твоя мама родилась в красивом городе Сочи…

Ефросинья говорила, говорила, Елисей слушал и постепенно вспоминал. Их полуподвальную квартиру, из окон которой виднелась лишь часть серой бетонной дороги. Игрушка Росомаха и то счастье, когда мама купила батарейки, а он сам обнаружил, что если нажать на скрытую кнопку, то из рук мутанта молниеносно высунутся адамантиновые когти. Бабушку — соседку со смешным пирсингом на всё лицо, коврик у двери. Да, он вспомнил даже этот дартов коврик! Но не лицо матери. Смотрел на фото и понимал: вот это точно она, но не единой ниточки не потянулось к сознанию. Ни поворота головы, ни улыбки, ни взгляда. Ничего.

— В итоге, когда Иван нашел твою биологическую мать, она была в ужасном состоянии. Вот уже год как Стефания лечится в Доме Надежды. Я скинула тебе все документы, фотографии и контакты. В любой день сможешь навестить её.

— Нет, — выдавил Елисей и подивился хрипоте своего голоса. — Я не хочу её видеть.

Фрося обмерла.

— Как так? Почему? — вырвалось против воли. Да, где-то на краю сознания она понимала, что не имеет права спрашивать. Это чужой выбор, и его нужно уважать, насколько бы ты с ним не был согласен. Но всё равно не удержалась.

Елисей опустил глаза, и женщина тут же пожалела о сказанном. Нельзя лезть в чужое эмоциональное пространство. Запрещено. Всё её воспитание вопило об этом. Тем не менее она пододвинула сына к себе ближе и обняла.

— Пар, я просто не могу с ней встретиться. Ты не представляешь, насколько виноватым перед ней я себя ощущаю. Все эти годы, пока я жил, взрослел, учился. Она медленно умирала.

Ефросинья хотела откусить себе язык, чтобы не произносить следующие слова, но смолчать не могла:

— Слушай меня, сын. Я горжусь тобой и тем, кем ты стал. И я безмерно благодарна твоей матери за то, что она подарила миру тебя. Не побоялась, решилась и сделала. Да, она заплатила непомерно высокую цену за твою жизнь и да, она проиграла. Но в этом, по большому счету, не виноваты ни ты, ни она. А причастные вряд ли уже понесут наказание. Не обесценивай ваши жизни тщетными сожалениями. Они ни к чему не приведут. Не растаптывай чувством вины, оно способно только разрушать. Знаешь, несколько лет назад один маленький мальчик сказал мне: «Забери у человека память о семье и лепи, что хочешь». Позволь себе помнить, Елисей! А к матери сходишь, когда будешь готов, но не затягивай. Человеческая жизнь непростительно быстротечна.

Елисей уткнулся к ней в плечо, и Фросе на мгновенье показалось, что пахнет он молоком и потерянным детством.

Следующее утро было наполнено бесполезной суетой. Ефросинья ни на чём не могла сосредоточиться. Брала в руки одну вещь и тут же откладывала. Умный стол уже трижды подогревал кофе.

— Уважаемая супруга! Успокойся! — Марго уже час наблюдала, как обычно