Двое из будущего. 1904 -… - Максим Валерьевич Казакевич

меня хотите? — напрямую спросил я, предчувствуя, что предстоят долгие маневры.

Они оглянулись, убедились, что нас никто не может подслушивать. Наконец Витгефт глухо проворчал:

— Вы должны еще раз сходить в Чифу.

— Да-да, — поддакнул Стессель. — Но на этот раз потратить там все до копеечки. Обратно в Артур вы должны привезти только продовольствие и никакой наличности.

— Сходить в Чифу не сложно, — ответил я секунду спустя, прикинув в уме будущий маршрут, — дорожка налажена. Но позволят ли в этот раз японцы провести караван? Как только поймут, что я появился на стороне пролива, то сразу поймут, что произойдет дальше. И будут готовы. Едва караван снимется с рейда, как они нападут на него.

— Бросьте вы, голубчик, говорить полную ерунду. На суда под иностранными флагами они напасть не посмеют и даже более того, потребовать остановиться на досмотр они тоже не могут. Иначе их растерзает мировая общественность. Той пощечины, что они получили напав на наш миноносец в территориальных водах Китая они никогда не забудут и теперь будут предельны осторожны в своих подлых делах. Нет, Василий Иванович, на караван никто не нападет до тех пор, пока он не зайдет в наши воды. Но на всякий случай мы отправим письмо нашему консулу в Чифу, чтобы он уговорил дацуна и тот приказал новому адмиралу сопроводить торговые суда до наших вод. Хотя бы одним кораблем. Не думаю, что он откажет. Побыть наблюдателем это не так сложно и совершенно безопасно.

— Взятку придется дацуну давать.

— Ну, как же без этого. Он деньги любит, сделаем ему небольшой подарочек.

— Хорошо, а здесь же как?

— Как и в прошлый раз, — пробубнил глухо Витгефт, — боем и маневром свяжем противника и проведем караван.

Собственно говоря, то, как все будет происходить это не моя забота. Мое дело — торговля. Все остальное — Витгефта и Стесселя. Хотят они безопасно прибрать деньги к рукам, значит постараются чтобы все произошло без сучка и задоринки.

— Хорошо, я согласен. Расценки, я надеюсь, вы не снизили?

— О, нет, что вы. Даже более того, мы их повысили еще ненамного, так что и китайскому дацуну хватит на все его курительные удовольствия.

Я улыбнулся. То, что китайцы частенько курят опиум знали все — колониальное наследие плохо выветривалось из привычек населения. И китайцы не очень-то любят англичан, впрочем, как и японцев. Они и от тех настрадались и от этих. Хотя до сих пор боятся, что одних, что других. Китайцы никого кроме себя не любят, и мы для них такие же чужаки, как и все остальные, и нас они боятся тоже. Китай за это прошлые десятилетия настрадался выше крыши.

— И вот что еще, Василий Иванович, — вдруг нетрезвым говором сказал Стессель, когда я уже подумал, что мы обо все договорились. — Тут по вашу душу почта пришла.

— Где? — встрепенулся я. Это было неожиданно. Всякая связь давным-давно обрезано и если почта поступала, то совсем уж редко и только тогда, когда кто-то возвращался из Чифу.

— Да успокойтесь вы, — улыбнулся Стессель, — она не здесь. Оба письма у меня в кабинете, завтра придете и заберете.

— Боже, Анатолий Михайлович, почему же вы сразу мне их не отдали?

— Была одна причина, — усмехнулся он. — А впрочем, не хотите ли узнать от кого пришли вам письма?

— Боже мой, не томите. Одно от жены, я догадываюсь. А второе? От моей торговой компании?

— Нет, не угадали. Второе письмо от Марии Федоровны.

— От Вдовствующей Императрицы? Вы его читали? Что там?

— Боже мой, конечно же нет! Как можно читать чужие письма?

В принципе, я догадывался, что в письме. После рождения долгожданного внука она наконец-то убедилась в моем «пророчестве», а убедившись, потребовала немедленного приезда. Хотя странно, почему вызов случился не через фельдъегерскую службу, а обычным письмом? Или же там вовсе не вызов обратно, а что-то другое?

Всю ночь я практически не спал. Ворочался на перине, думал. Всякие мысли лезли в голову, разный бред. Под утро, когда удалось хоть на немного провалиться в полубредовое состояние, я уже не думал, что меня собираются вызвать. Наоборот, цедя крепкий кофе и не чувствуя его вкуса, я уже ожидал там увидеть страшные проклятия, которые мне лично отправила грозная бабка родившегося наследника. И подходя к штабу крепости, я уже не хотел брать в руки это письмо, не желал знать, что там написано.

Стесселя внутри не было. Но это не являлось проблемой. Едва я зашел в приемную, как мне было передано два конверта. Один и вправду был из дома, его я сунул во внутренний карман пальто. Прочитаю позже, не к спеху. А вот то второе…

Уединившись за столиком ближайшей кафешантанки, я вскрыл царственное послание и углубился в строки. Письмо было коротким, на пару тетрадных листочков. Написано аккуратным, красивым почерком с замысловатыми закорючками, правильным литературным языком. Писала не сама Мария Федоровна.

Как я и думал, всё их семейство с самого момента рождения узнало, что наследник неизлечимо болен. Это оказалось трагедией для Николая, трагедией для Александры Федоровны. Как оказалось, врачи еще до рождения предупреждали семью о плохой наследственности и ожидали проявления «царской болезни». Так что, проявившись у младенца она все-таки не стала доказательством моего провидения, о чем Мария Федоровна и писала.

Само письмо имело необычный тон повествования. Оно несло обвинительный тон, так, словно я накаркал неизлечимую хворь, притянул ее к наследнику, но при этом между строк легко читалась явная заинтересованность моим даром. Да, она довольно резко отчитала меня в письме, но при этом как бы между прочим потребовала от меня очередных доказательств моего дара. И при этом она не давала мне разрешения вернуться в Питер.

Я, прочитав письмо, хмыкнул. Какие еще ей нужны были доказательства? Я ведь ей и там много чего сказал, да еще и письмо ей отправлял, где описывал перипетии первой революции. Неужели ей этого было мало? Или же ей, как простой женщине просто нужно рассказать те же самые пророчества просто другими словами? Или же она не те пророчества от меня требовала? Это мне было непонятно. Но, тем не менее, если Ее Императорское Величество желает, то почему бы и нет? Напишу я ей письмо, распишу новыми красками то, о чем я ей уже говорил. Времени в Чифу у меня будет предостаточно, чтобы подробно и красиво сочинить.

Второе письмо я прочел здесь же, за скудным завтраком. Оно было от жены и датировалось апрелем. То есть, шло оно до меня пять с лишним месяцев. Чудо что