Аластор-2262 - Джек Вэнс

– Я требую оказания профессиональных услуг с вашей стороны!

– В таком случае поднимайтесь выше.

Когда они достигли вершины утеса, дверь дома была распахнута настежь, поток яркого света изнутри рассек темноту ночи. Глиннес, продолжая подталкивать Ванга Дроссета сзади, провел его внутрь дома.

Появился Акади.

– И какова же суть дела?

– Ванг Дроссет решил пролить свет в отношении смерти Ширы, – сказал Глиннес.

– Прекрасно, – произнес Акади. – У меня сейчас гость, так что я надеюсь на то, что вы отнимите у меня минимум времени.

– Дело это необычайной важности, – без околичностей заявил Глиннес. – Не должно быть никаких отклонений от процедуры.

Акади в ответ только показал, к какому из его кабинетов следует подниматься. Глиннес разрезал снасти, которыми были связаны руки Ванга Дроссета, и подтолкнул его в нужную сторону.

В полумраке кабинета царила спокойная обстановка. В камине тихо потрескивали розовато-оранжевые поленья плавника. С одного из расположенных у камина кресел поднялся незнакомый Глиннесу мужчина и в знак приветствия учтиво склонил голову. Глиннес, чье внимание было всецело поглощено Бантом Дроссетом, уделил ему лишь брошенный вскользь взгляд. Незнакомец показался ему человеком среднего телосложения, в неброской одежде и таким же, ничем особо не примечательным лицом.

Акади, по всей вероятности, помня о событиях прошлой ночи, держался по отношению к Глиннесу с несколько большей любезностью, чем обычно.

– Разрешите представить, – обратился он к гостю, – Глиннеса Халдена, моего доброго соседа, человека с безукоризненной репутацией, а также, – Акади сделал учтивый жест рукой, – Ванга Дроссета, представителя того странствующего народа, который известен под именем «треване». Глиннес и Ванг Дроссет, имею честь познакомить вас с человеком широкого умственного кругозора и обширных знаний, которого заинтересовал наш уголок Скопления. Это Райл Шермац. Судя по нефритовому медальону, родина его, как мне кажется, Белмас. Я не ошибся?

– Ваше суждение достаточно справедливо, – произнес Шермац. – Я в самом деле чувствую себя, как дома, на Белмасе. Но во всем остальном вы несколько преувеличиваете. Я – странствующий журналист, не более того. Пожалуйста, не обращайте на меня внимания и спокойно занимайтесь своим делом. Если рассматриваемый вами вопрос сугубо конфиденциален, то я готов хоть сейчас удалиться.

– В этом нет необходимости, – сказал Глиннес. – Пожалуйста, даже не думайте утруждать себя и располагайтесь поудобнее. – Он повернулся к Акади. – Ванг Дроссет желает сделать перед вами клятвенное заявление – засвидетельствовать, как того требует закон, некоторые факты, проясняющие статус Рабендари и острова Эмбл. – Он кивнул Вангу Дроссету. – Прошу вас, начинайте.

Ванг Дроссет провел языком по губам.

– Шира Халден, подлый распутник, приставал к моей дочери с грязными намерениями. Он предложил ей попробовать коч, после чего попытался ее изнасиловать. Я оказался случайным свидетелем происходящего и, стремясь оградить честь своей дочери от посягательств, нечаянно умертвил его. Он умер – по-моему, этого достаточно? – уже еле сдерживая гнев, процедил он сквозь зубы, обращаясь к Глиннесу. Глиннес повернулся к Акади.

– Подобное заявление является имеющим законную силу доказательством факта смерти Ширы?

– Вы клянетесь душой своего отца, что сказали правду? – спросил Акади у Ванга Дроссета.

– Клянусь, – пробурчал Ванг Дроссет. – Учтите, я это сделал в порядке самозащиты.

– Очень хорошо, – сказал Акади. – Признание сделано без какого-либо принуждения с чьей-либо стороны перед ментором и нотариусом на общественных началах и другими свидетелями. Признание произведено в соответствии со всеми предписаниями закона.

– В таком случае, будьте любезны, позвоните Льготу Касагэйву и велите ему освободить принадлежащую мне собственность.

Акади почесал подбородок.

– Вы предполагаете вернуть уплаченные им деньги?

– Пусть он сдерет их с того, кому он их платил – с Глэя Халдена.

Акади равнодушно пожал плечами.

– Я, естественно, должен расценивать это как исполнение профессиональных обязанностей, и рассчитываю получить за это соответствующее вознаграждение.

– Ничего иного я и не ожидал. Акади ушел звонить по телефону.

– Вы довольны? – угрюмо спросил Ванг Дроссет. – В моем стойбище сегодняшняя ночь станет ночью ужасного горя, и все из-за вас, Халденов.

– Это горе вы навлекли на себя собственной своей кровожадностью, – сказал Глиннес. – Может быть, стоит изложить подробности? Никогда не забывайте о том, как вы бросили меня, избитого до полусмерти, в прибрежной тине.

Ванг Дроссет, понурив голову, прошел к двери, где вдруг повернулся и выпалил:

– Как бы то ни было, но мы сполна расквитались с вами за тот позор, которому вы нас подвергаете, вы и все остальные триллы из-за своей ненасытности и похоти. Вы – стадные животные, вот, кто все вы! Для вас, триллов, нет ничего более святого, чем желудок и то, что у вас между ног. А ты, Глиннес Халден, держись от меня подальше. На следующий раз ты уже не отделаешься от меня так легко.

С этими словами он тяжелой поступью покинул дом.

Встретившийся с ним в самом низу лестницы Акади смотрел на то, как уходит Ванг Дроссет, брезгливо морща нос.

– Тебе сейчас лучше бы постеречь свой скутер, – сказал он Глиннесу, едва вошел в кабинет. – Не то вдруг он его угонит и тебе придется домой возвращаться вплавь.

Глиннес, став в дверях, смотрел, как мощная фигура Ванга Дроссета, шагавшего по дороге, становится все меньше и меньше.

– Слишком велика его печаль, – сказал Глиннес, – чтобы разменять ее на угон лодки или какую-нибудь иную мелкую пакость. К своему стойбищу он доберется пешком, пройдя по мосту Верлет. Как там чувствует себя Льют Касагэйв?

– Он отказывается отвечать на мои звонки, – сказал Акади. – Придется тебе несколько повременить с триумфом.

– В таком случае вам придется подождать с получением гонорара, – ответил Глиннес. – Посыльный нашел сюда дорогу?

– Да, конечно. Могу чистосердечно признаться в том, что он снял с меня огромное бремя ответственности. Я ему очень благодарен за то, что я наконец покончил, сам понимаешь, с каким щепетильным делом.

– Раз так, то вы, может быть, угостите меня чашечкой чая? Или у вас с Райлом Шермацем какое-то сугубо конфиденциальное дело?

– Чай от тебя никуда не уйдет, – не очень-то вежливо произнес Акади. – У нас с ним разговор на отвлеченные темы. Райла Шермаца интересует, в частности, фаншерад. Он никак не может уразуметь, как такая богатая и мирная планета, как наша, могла породить столь аскетичную секту.

– Как я полагаю, мы должны рассматривать Джуниуса Фарфана в качестве катализатора, – заметил Шермац. – Или, вот это сравнение выглядит поубедительнее, давайте мыслить в категориях, применимых к сверхперенасыщенному раствору. Он внешне кажется спокойным и стабильным, но один-единственный микроскопический кристалл приводит к полному нарушению равновесности раствора.

– Потрясающий образ! – воскликнул Акади. – Позвольте мне угостить вас чуть-чуть более живительной жидкостью, чем чай.

– А почему бы и нет, в самом деле? – Шермац с нескрываемым удовольствием вытянул ноги поближе к огню. – У вас замечательнейший дом.

– Да, он приносит мне удовлетворение. – Акади вышел, чтобы принести бутылку.

– Надеюсь, вы находите Тралльон гостеприимной планетой? – спросил Глиннес у Шермаца.

– Безусловно. Каждая из планет Скопления проецирует свой особый душевный настрой, и впечатлительный путешественник способен быстро усваивать это своеобразие и наслаждаться его прелестью. Тралльон, например, безмятежен и мягок, в его водах отражаются звезды, весь он озарен ласковым, ровным светом, обворожительны его пейзажи, ни с чем не сравнимо обаяние его водных просторов.

– Вот эта нежность прежде всего и бросается в глаза, – согласился Акади, – но временами я серьезно задумываюсь над тем, так ли это в действительности? Например, под этой безмятежной гладью вод плавают мерлинги, создания, отвратительнее которых вряд ли можно себе представить, а за спокойными лицами триллов скрываются чудовищной силы страсти.

– Ну вот, приехали! – воскликнул Глиннес. – Вы сильно преувеличиваете.

– Отнюдь нет! Тебе когда-нибудь приходилось слышать крики из толпы на хассэйдных трибунах, требующие пощадить достоинство шейлы проигравшей команды? Никогда! Она должна предстать обнаженною под музыку, выражающую… ну, как это сказать… Это чувство не имеет своего обозначения, но оно такое же бурлящее, как кровь в жилах зрителей.

– Ловлю вас на слове, – возразил Глиннес. – Ведь в хассэйд играют повсюду.

Акади не обратил внимания на это соображение.

– Или возьмем прутаншир. Поразительное зрелище – исполненные немого восторга лица наших соплеменников при виде того, как какие-то жалкие преступники наглядно демонстрируют, насколько ужасной может быть медленная смерть.