Джеймс Поттер и Зал Пересечения Старейших - Джордж Липперт

Грохх попытался подняться, но из-под земли вокруг него возникло множество корней. Огромные древесные щупальца обвились вокруг ног. Зеленые лозы росли с невероятной быстротой, врастая в ткань его штанов крошечными нитевидными усиками. Грохх взревел и рванулся, разрывая штаны и вытягивая корни из земли, но их было слишком много. Они бросили его на колени, а затем ринулись вверх, оплетая его талию, поднимаясь по спине и плечам. Лозы быстро достигли Джеймса и Зейна, пытавшихся отпихнуть их. Грохх снова взревел, когда одно из растений обвило его шею, пригибая к земле, тяня вниз, к провалу.

Когда Джеймс уже ощущал, как его отрывают от плеча Грохха и тянут назад несколько лоз, сдавивших ему ноги, воздух прорезала вспышка цвета. Золотисто-зеленому мерцанию аккомпанировал низкий жужжащий звук. Лозы и корни отпрянули от света. Они ослабили хватку, но упорно не хотели отказываться от своей добычи. Волны света захлестнули их, и каждая волна уменьшала силу захвата до тех пор, пока меньшие лозы омертвев не отпали, а корни с тихим бульканьем не уползли обратно под землю.

Грохх, Джеймс и Зейн почти на коленках выползли на твердую землю. Там они упали, тяжело дыша и переводя дух среди опавших листьев и сломанных ветвей.

Когда Джеймс наконец перевернулся и поднялся на колени, он заметил рядом с ними мерцающую зеленоватым светом фигуру. Точно такой же свет ранее прогнал лозы. Джеймс мог различить сквозь фигуру колеблющиеся тени деревьев, хотя они были странно искаженными и преломленными, словно отражение в капле воды. Фигура была похожа на женщину, очень высокую и стройную, в темно-зеленом платье, которое по-видимому уходило прямо в землю. Ее беловато-зеленые волосы обрамляли голову подобно короне. Она была прекрасна, но выражение ее лица было суровым.

— Джеймс Поттер, Зейн Уолкер, Грохх, сын земли, здесь оставаться вам опасно. Вам необходимо немедленно покинуть сей лес. Не будет безопасности сынам человеческим под сенью его.

Джеймс с трудом поднялся на ноги.

— Кто вы? Что произошло?

— Я — дриада, дух лесной. Смогла я успокоить Голос острова, но нет возможности надолго удержать его. И рост его все беспокойней с каждым днем.

— Дух леса?! — воскликнул Зейн, и сразу же с помощью Грохха довольно грубо поднялся на ноги. — Неужели у деревьев тоже бывают привидения?

— Дриада я, дух дерева лесного. Любое дерево свой дух имеет, но спали сном мы беспробудным, что длился годы и века, вросли корнями в землю, ослабели, истощились силы наши. До времени недавнего се длилось. Наяды и дриады пробудились, причина этого доселе неизвестна. Двуногие немногие, что с деревом могли общаться как с себе подобными, исчезли и забыты. Остаться в прошлом суждено нам было. Но что-то послужило пробужденьем.

— Что пробудило вас? — спросил Джеймс.

— Неведомо нам то, усилья тщетными остались по розыску зовущего. Нет более гармонии под сенью леса. Деревья многие здесь помнят только звон пилы, не руку, их сажавшую. Они стары и гнев велик их, желают одного лишь — вред человеку причинить. Ушли теперь к другим они, и стали жертвой гнева вы их, хотя спастись и удалось вам.

— Погоди-ка, что ты подразумеваешь под словами «ушли к другим»? — спросил Зейн, подходя поближе и украдкой разглядывая красавицу-дриаду. — Речь идет об этом острове? О… Зале Пересечения Старейших?

— Век человека короток, для нас же годы словно дни проходят. Небесные светила неподвижны для людей, но мы же смотрим вверх и видим танец звезд, — произнесла дриада, ее голос смягчился, стал мечтательным. — Но в этом нашем пробужденье несчастье предвещает ритм небес, судьба тяжелая ждет мир людей, все балансирует на кончике ножа. Один лишь путь ведет к спасенью. Все остальные к гибели ведут и рекам крови. Большая скорбь, тьмы времена, наполненные алчностью и войнами, великие тираны, страха власть. Всего произойти должно немало, пока не завершится этот цикл. Деревьям же лишь наблюдать останется доселе, но те из нас, кто остаются верными гармонии меж лесом и людьми, помогут вам, когда придет сей срок.

Джеймс ощущал, как его обволакивает гипнотизирующий голос дриады, в нем отчетливо звучали нотки беспомощности и безнадежности.

— Но ты сказала, есть шанс избежать войны. Что мы можем сделать? Как помочь миру пойти по одному-единственному пути?

Лицо дриады смягчилось. Ее большие влажные глаза грустно улыбались.

— Нет способа такого, что гарантированно приведет к спасенью. Возможно, то, чем заняты сейчас вы, к миру приведет. Но исключить нельзя и так же, что, хоть стремитесь к миру вы любой ценой, в итоге лишь к войне и разрушеньям действия все ваши приведут. Вам нужно делать то, что должно, но с открытым сердцем.

Расхрабрившийся Зейн так и покатился со смеху.

— Да уж, отличный совет, сенсей.

— Есть большая опасность в полотне судьбы, чем знаешь ты, Джеймс Поттер, — дриада скользнула к Джеймсу, так что блики света заиграли на ее лице. — Враг твоего отца и всех, кому любовь известна, мертв. Но кровь его жива в другого сердце. Кровь вашего великого врага жива доселе.

Джеймс ощутил, как ослабли его колени. Он вздрогнул, затем оперся о ближайшее дерево.

— Вол… Волан-де-морта? — прошептал он.

Дриада кивнула, по-видимому, не желая повторять это имя.

— Его начальный план был сорван навсегда отцом твоим. Но ловок и хитер он был. Остался план второй его — наследник, кровь от крови. И сердце, что наполнено сей кровью, сию секунду бьется не более чем в миле от тебя.

Губы Джеймса задрожали.

— Кто? — спросил он еле слышным голосом. — Кто это?

Но дриада только печально покачала головой.

— Сего нам не дано увидеть ни зреньем внутренним, ни внешним. Деревья те, что перешли к врагу, туманят наше зрение, поддерживают сон всех прочих. Мы можем только знать, что сердце бьется, что недалеко оно, но это все. Ты должен осторожным быть, Джеймс Поттер. Прошли дни твоего отца. Твоя же битва впереди еще.

Дриада начала исчезать. Ее глаза закрылись, она как будто ускользала в небытие, погружаясь в глубокий сон.

Со стороны острова послышался хриплый стон, затем всплеск.

— Ну что ж, — сказал Зейн с преувеличенной готовностью, — что вы думаете насчет того, чтобы запрыгнуть обратно на плечи нашего гигантского приятеля и унести это местечко в воспоминаниях до того, как от нас останутся только они?

Они встретили Титуса Хардкасла на полпути к месту ожидания. Его лицо было мрачнее грозовой тучи, но единственными словами были:

— Никто не пострадал?

— Более-менее, — откликнулся Зейн с плеча Грохха, — но смею заметить, что мы престраннейшим образом провели время.

Грохх наклонился, чтобы Хардкасл смог забраться к нему на спину.

— Странностей здесь более чем достаточно, не так ли? — хмыкнул Хардкасл.

Зейн протянул руку, собираясь помочь Хардкаслу забраться, но вместо этого чуть было сам не плюхнулся на землю.

— Так что это была за штуковина, которую вы преследовали? — спросил он, засопев носом.

— Паук. Один из родственничков старика Арагога, полагаю. Последние поколения были на диво тупы и неразговорчивы, этот, к примеру, сбежал и нашел себе интересную игрушку, — Хардкасл раскрыл ладонь, и Джеймс увидел портативную видеокамеру, похожую на те, которые были у злоумышленника на Поле для квиддича. — Это все еще работало, когда я догнал зверюгу, по крайней мере, экран светился. Жаль, сломалось, когда я… эээ… уничтожил помеху. В любом случае, он хорошо провел свою последнюю трапезу.

Джеймс невольно вздрогнул, когда Грохх начал свой путь через лес.

— Ты правда думаешь, что это… сожрало того парня?

Хардкасл поджал губы.

— Круг жизни, Джеймс. Хотя, строго говоря, пауки не едят людей. Скорее, они сосут их них соки. Не самый лучший способ решения проблем, но, по крайней мере, этот вопрос исчерпан.

Джеймс ничего не ответил, но не мог избавиться от ощущения, что настоящие проблемы только начинаются.

Утром в среду, войдя в Большой Зал, чтобы подкрепиться, Джеймс ощущал себя довольно вялым и раздражительным. Погода снаружи соответствовала настроению — по небу на потолке быстро бежали низкие клочковатые тучи, окна запотели от тумана. Ральф и Зейн сидели за столом Слизерина, Зейн дул на кофе, который он пил каждое утро, а Ральф яростно атаковал апельсин с помощью ножа для масла, разрезая очищенные дольки на кусочки перед тем, как отправить в рот. Похоже, сейчас они не были склонны общаться между собой. Зейн был явно не из тех, кто радуется возможности встать пораньше, а лег он еще позже, чем Джеймс. Ни Зейн ни Ральф даже не взглянули на него, чему Джеймс был несказанно рад. Он все еще сердился и ощущал легкую неприязнь по отношению к Ральфу. Помимо прочего, ему было больно и грустно от предательства мальчика. Он попытался не обижаться на Зейна за то, что тот сидел рядом с Ральфом, но не стал прилагать к этому слишком много усилий — сложись все по-другому, это не исправило бы его настроения.