Обжигающий айсберг (СИ) - Сапфир Ясмина

Земляне щедро предавались эмоциям, страстям и порывам, тогда как станхи привыкли постоянно себя урезонивать. Неважно – насколько сильны эмоции, важно – насколько требуется оседлать ситуацию.

Земляне нередко позволяли себе сбросить оковы субординации. Обнажали нутро дикарей, что не приемлют законы, порядки и правила, действуют по наитию и стремятся лишь к скорой победе. Станхи уважали действия в рамках, предпочитали использовать инструкции и проверенные столетьями методы.

Хорры же выглядели непредсказуемыми. Могли мыслить и так, и сяк, но всегда умудрялись найти компромисс… Возможно, способности считывать эмоции, а через них и мысли окружающих в их первозданном виде, как раз и способствовали этому…

Я наблюдал, как мастерски ликвидируют хорры, казалось бы, взрывоопасные конфликты, грозящие перерасти в расовые войны. И восхищался, и проникался уважением…

А потом я заметил ее.

Олеся… Ее имя звучало певуче и очень необычно для станхийского слуха. Как слог какой-то старой баллады. Она напоминала бурную стихию: неотвратимую, прекрасную в своей правоте и силе, мощную и одновременно уязвимую. Ведь даже молнию можно приручить, не позволяя ей ударять в дома и гуманоидов… Поймать и заземлить, фактически уничтожив.

Внезапно я начал замечать за собой, что множество раз просматриваю видео с Олесей не для того, чтобы в чем-то убедиться, понять или выявить закономерность…

Мне доставляло удовольствие просто бездумно любоваться на нее. На порывистые и одновременно грациозные движения, на то как она замирала, чуть наклонив голову и выслушивала враждующие стороны. На то, как улыбалась с облегчением, когда улаживала очередной конфликт и уходила с чувством выполненной миссии.

Я по сто раз пролистывал эти мгновения, возвращался к ним, разглядывал хорку, днем и ночью о ней вспоминал… Олеся Авердина постепенно стала заполнять все большее пространство вокруг. Я вставал с постели, подсчитывая, на каком истребителе дежурит девушка и какие пленки нужно отсмотреть в первую очередь, чтобы опять насладиться ее работой. Обедая, я фантазировал о том, что сейчас ест Олеся Авердина, какие любит напитки и кушанья.

Из-за мыслей, что посещали меня после этого вечером, в кровати, ночи проходили весьма беспокойно. И даже станхийская особенность – способность сбрасывать сексуальное напряжение, не прибегая к помощи партнерши, не пачкая тело случайными связями, больше не приносила значительного облегчения. Я постоянно находился на взводе. Но предпочитал не обзаводиться любовницами, как делали некоторые знатные станхи, пока не соединились с желанной женщиной. Я ждал и снова любовался хоркой. Она стала моим наваждением, моим постоянным спутникам в мыслях и чувствах.

В конце концов, я понял, что одержим ею. Так как бывают одержимы станхи только в одном случае – если полюбят.

Она и не подозревала о моем существовании, а я уже мечтал о ласках, поцелуях, нескромных хихиканьях и касаниях, от которых бросает в дрожь и наслаждение.

В итоге, по прошествии некоторого времени, я старался отсматривать пленки с Олесей без свидетелей, дабы никто случайно не заметил, что происходит с телом сына императора при виде маленькой соблазнительницы. Это выглядело бы неприличным и даже вызывающим. Рождало тягучую боль в паху, которая перестала проходить полностью. Ну еще бы… моим желаниям не было выхода.

Гравитация на Земле несколько выше нашей, что причиняло станхам небольшой дискомфорт. Сородичи быстрее уставали, труднее переносили долгие физические нагрузки.

Я несколько месяцев занимался на тренажерах, приучая тело к новым условиям. А потом объявил отцу о решении.

Он не удивился и не воспротивился. Лишь сказал, что очень надеется на мое благоразумие и терпение.

Я понимал – о чем идет речь.

Я мог потребовать хорку у земного правительства в знак уважения к императорской семье Станхии. Мог заставить ее политическими способами… И вот этого очень не хотел бы отец. Как, впрочем, не желал и я сам. Хотя мы оба отчетливо понимали – отказаться от женщины, что стала для станха манией, одержимостью – все равно что отказаться от себя самого. От дыхания или сердцебиения…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Поначалу все виделось легче легкого. Я красив, умен, имею высокий пост и навыки, вряд ли сравнимые с теми, какими могли обладать претенденты на руку Олеси. Она просто не сможет пройти мимо… Да и настойчивости мне не занимать… Я умею обращаться с женщинами…

Для верности я пошел на то, чего никогда не сделал бы, если бы не чувства, которые затмевали разум, взвинчивали нервную систему, не давая ни секунды передышки. Ведь каждое мгновение без Олеси теперь виделось длиннее всех моих прежних тысячелетий.

Как опытный полководец я умел ждать, знал толк в правильной стратегии и тактике, без торопливости и педалирования событий. Но сейчас, казалось, каждая секунда вдали от хорки невыносима для моей психики и организма. Дышать с ней одним воздухом, ходить по одной планете казалось лучше, чем победить самого грозного врага.

Я мучился от мысли, что не могу увидеть ее – вот прямо сейчас, сию же минуту… Это становилось невыносимым.

Я понял, что пора действовать. Поэтому и совершил то, что совершил. Раздобыл по своим каналам связи с земной разведкой все данные на Олесю Авердину. Ее биографию, сведения о прежних отношениях хорки, ее предпочтения в еде и одежде, ее полное дневное расписание. Да много чего еще… личного… интимного… Все, что удалось достать из самых разных источников.

В глубине души я хорошо понимал, что поступаю неправильно, нечестно и некрасиво по отношению к девушке. Но ничего не смог с собой поделать. Казалось – никакие средства не лишние ради того, чтобы заполучить эту женщину, ту, что стала для меня важнее всего на свете… Дороже жизни… И я… я сделаю все, чтобы ее покорить. В лепешку расшибусь, говоря по земному. Брошу к ее ногам собственные навыки, постараюсь выказать заинтересованность, помогу и защищу в любой ситуации…

В реальности все оказалось гораздо хуже.

Разговоры с Олесей совершенно не клеились. Я не знал, как подступиться к гордой землянке, не обидев ее и не преступив черту. Не представлял, как продемонстрировать, насколько мне важны ее мнения, желания и предпочтения в чем угодно, не выдав себя с головой… Не понимал – нравлюсь ли я хоть чуточку или Олеся просто выказывает должное уважение.

Зайди речь о любой станхийке, я разобрался бы за пару часов. Ритуальность на нашей планете – не пустой звук и вовсе не дань традициям, как многие думают. Она служит не только, чтобы облечь в красивую форму дикие желания и потребности, она здорово помогает в коммуникации.

Если женщина отвечает на приветствие только приветствием, значит общение не заладилось. Если улыбается или подает руку – есть шансы.

Если женщина позволяет мужчине с ней трапезничать – значит дело сдвинулось с мертвой точки.

С Олесей я не понимал ничего, кроме того, что наше общение доставляло мне куда большее удовольствие, нежели ироничной и веселой хорке.

Земляне очень много значения придают бессмысленному обмену фразами. Этому обязательному ритуалу, когда ваши языки производят звуки, которые не имеют практического значения. О погоде, природе и родственниках, всякой чепухе, которая забудется через пару минут, а то и быстрее… Ведь ясно, что, если я всерьез заинтересован, спрошу или выясню про Олесю все. Если же нет – к чему мне эта информация? Бессмысленно забить время и голову?

Олеся не понимала, чего я хочу от нее. Что ощущаю и почему так веду себя.

Идти рядом с ней, сидеть напротив в столовой, просто смотреть и ощущать близость – руку протяни и коснешься – вот что мне нравилось до безумия. Невероятно хотелось большего и с каждой минутой все сильнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я опасался, что очень скоро мои желания и острые потребности станут слишком очевидными для хорки. Современная униформа сдерживала определенные порывы тела, но – увы! – не скрывала их полностью. Сейчас мне еще удавалось утаивать желания, благодаря плотной ткани, которая сжимала почище металлических тисков, но не от пристрастного взгляда. Впрочем, хорка не обращала внимания, не вглядывалась и не проявляла любопытства.