'Карусель теней' - Андрей Александрович Васильев

умрун. – Не учен эдакому. Да, ты прав, это не тот долг, о котором у нас с тобой речь шла. Но ведь и я уступку делаю. Восемь да един – девять. На душу меньше выходит. Неужто оно того не стоит?

– Не стоит, – невозмутимо подтвердил я. – Те десять – их сюда приведут, как коров на бойню. А эти девять… Кто знает, где они есть, где их искать? Да еще и колдун за главного. Чернокнижник, сами сказали. Я с одним таким два года назад закусился уже, мне хватило.

– Здесь они покуда, – рука умруна обвела окрестности. – В граде Московом. Не могут они его покинуть до поры до времени. На кладбище мое у колдуна силенок хватило, смог он круг разорвать, а вот из города ему так просто не улизнуть. Да и сыскать их можно, можно. Все души там одна к одной, пакостные донельзя. Воры, душегубы, казнокрады… Гниль людская. Знал клятый заугольник, кого к себе в подручные определять, знал. Но в том и слабость их. Не смогут они тихонько до первого снега пересидеть, непременно задумают, какой скверной заняться.

– А почему до первого снега? – заинтересовался я.

– Потому что после того откроются для них врата, – вздохнул Костяной Царь. – Как за мной двери склепа сего на зиму захлопнутся, так они свободу до весны обретут. Нет в Карачуново время над землей моей власти, и над ними, выходит, ее тоже не станет. Улизнут из города, и все, ввек их не сыщешь. А мне то позор великий. Собратья наверняка про сие узнают, пойдут пересуды, перетолки, а там и до чего похуже рукой подать… Опять же, в мире подлунном ничего просто так не случается. За их вины с меня спрос будет. Смекаешь?

– Смекаю, – подтвердил я, хотя последняя часть монолога умруна мне показалась не слишком ясной.

– Стало быть, берешься за работу?

– Не-а, – почти ласково ответил ему я. – Не берусь. Больно хлопотно. Опять же, если я вас подведу, так мне крайним быть перед вашими собратьями. Вроде как вся вина на мне. А оно же не так?

Костяной Царь поерзал на кресле, извлек откуда-то тяжело звякнувший мешок и бросил его на дорожку.

– Я все понимаю. Вот тебе плата за твои труды.

Хороший такой мешок, килограмма на три-четыре. И золото, поди, не нынешнее, а старое, то, что редко блестит. А если и делает это, то чаще всего в антикварных лавках. Ефимки какие-нибудь или николаевские червонцы. Ну, или что там в ходу при царской власти было? Я просто не специалист.

– Мне хватает на жизнь, – и не подумал я нагибаться за предложенной мне платой. – Неприхотлив в быту, знаете ли, щи да каша – пища наша. Ну а женщины мне пока и без денег знаки внимания оказывают, ибо молод я и горяч.

Шутки шутками, но раньше или позже мое «нет» может вывести его из себя. А другого ответа я дать не могу, мне беглые души ловить и в самом деле неохота. Да и не знаю я, как такими вещами заниматься. Хорошо тем, для кого подобные занятия являются бизнесом, есть такие люди, слышал о них кое-какие разговоры. Но я – не они.

– И боек без меры, – добавил умрун. – Ладно, есть у меня одна вещица, которую я готов отдать тебе в награду за работу. Это не золото, это кое-что повесомей. И, думаю, тут-то ты не откажешься. Да вот, гляди-ка.

Глава 11

Костяной Царь пошарил рукой за своей спиной, а секундой позже показал мне толстую растрепанную книгу в коричневом кожаном переплете.

– Лет двести с гаком назад похоронили тут у меня одного умника, – сообщил он мне. – При жизни его лекарем все считали. Сидел высоко, глядел далеко, с царями, случалось, виделся. Ну а на деле он ваших кровей был.

– В смысле, ведьмаком? – уточнил я. – Если да, то мне эти записки даром не нужны. У нас все очень четко разграничено. Каждому из нас полагается одна книга, один нож и один слуга, не более.

– Не ведьмак он был, – тряхнул книгой умрун. – А колдун-травник, из тех, что зла людям не приносят. Встречаются среди их племени и такие. Нечасто, правда, но встречаются. Для них волшба не способ золотом кошель набить или власти под себя подгрести поболее, а возможность новое узнать или изобрести эдакое, чего никто ранее не делал. Нет, есть в книге сей и такие закавыки, с помощью которых вражине возможно веселую жизнь устроить, есть. Как без них. Но больше все же о другом написано.

– Достойно уважения, – произнес я, с куда большим интересом глядя на том с разлохматившимися от времени краями. – Именно такие люди двигают цивилизацию вперед. Не так шустро, как войны, но все же.

– Возможно, – качнулся капюшон. – Так вот, все, чего он сотворил, чего добился в этой книге, сохранено. Возьмись за работу, что я тебе предложил, и она по успешному завершении трудов станет твоей. Порука – мое слово. И вот еще что, заклятий недобрых на том сей не наложено, за то поручусь, и след кровавый за ним тоже не тянется. Книгу эту в гроб тому колдуну его жена положила, по доброй воле, по любви да согласию. Ну, что скажешь?

– Знания – сила, это так, – протянул я. – Только вот их на белом свете больше, чем у меня времени имеется. Все ведь не изучишь.

А вот теперь я вру, причем бессовестно. Интересная книга-то. Ой, интересная! Но до чего же не хочется в блудняк с поиском сбежавших мазуриков ввязываться.

– Все не изучишь, – ладонь умруна, на которой лежал пухлый том, чуть качнулась. – Твоя правда. Только вот мне думается, что знаний мало не бывает. Особенно таких, как тут. Первосортных. Говорю же – глянь.

Он распахнул книгу, выставил ее перед собой, а я по мановению его пальца приблизился и глянул на листы, исписанные мелким, но при этом почти каллиграфическим почерком.

Да, такая штука дорогого стоит. На одной странице разместился рецепт настойки, способствующей «грудной жабы изгнанию, даже такой, коя человека, почитай, задавила», на другой – состав зелья для сведения родимых пятен с лица, «тех,