Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора

МХАТовская пауза.

— Мама, мы хотим есть! Папа, а ты надолго? — Люба далека от высоких классических материй пока, но вот чувства момента и юмора у неё врождённые.

Тихо хихикаю:

— Умывайтесь, переодевайтесь. Каша ждёт и Михаил Борисович тоже.

Переключаюсь на приготовление завтрака и совершенно забываю о муже, посему меня несколько ошарашивает недоумённое:

— Куда это вы в субботу с утра?

Что тут скажешь?

— Угадай.

73. Артем. Август. Санкт-Петербург

Обалдеть. Нет. Охренеть!

То, что его возвращение будет фееричным, он догадывался. Но, что настолько, не мог даже предположить.

Не успел обнять тёплую и сонную законную жену, как она сбежала буквально из рук. Шипела, фыркала, гневалась.

Ей очень идёт. Особенно, сползающее с груди одеяло.

Наезд, претензии, раздел имущества и развод. Ожидаемо.

Улька скора на расправу. Если видела тот долбаный репортаж, то в чём-то он её понимает. Нет, обидно, что она предпочитает уйти, а не бороться с соперницей за любимого мужчину. А как же все песни про чувства и про то, как он ей нужен? Тут вдруг появился на горизонте новый вариант, помоложе, и до свидания постылый старый муж?

Неприятно, но он потерпит. Всё равно же её любит. Он ведь всегда её выбирает. Ну, пусть не сразу, но, когда подумал и всё взвесил — правильное же решение принял, да?

Кроме жития под одной крышей, и ухаживаний в стиле позапрошлого века, ему не в чем каяться.

Жена, понятное дело, в гневе. Но хороша. Как-то он подзабыл уже, что Улька у него не только милая, добрая и привычная, но также красивая, очень привлекательная и жутко сексуальная в этом мохнатом пледе поверх тонкой ночнушки.

Такая, что не удержаться. Вот он и дразнит её, слегка. Потом вместе посмеются. Наверно.

А потом. Потом случилось это.

Непонимание, ужас, паника.

Как? Что делать? Бедная крошка! Любочка, доченька, что это? Как же так?

Дыхание перехватило. Пока приходил в себя, понял — для девочек ситуация уже привычна. Есть выработанные алгоритмы действий. Дочери сами справляются со временной неспособностью младшей ходить при утренних гигиенических процедурах. А жена спокойно раздаёт распоряжения и отворачивается. Да, завтрак, но неужели он недостоин никаких пояснений, комментариев там. И вообще — почему Уля ничего не сказала?! Она же адекватная всегда у него была? Это что, правда, его жена нашла помощь и поддержку у другого?

И да, куда это они собрались?

74. Ульяна. Август. Санкт-Петербург

Естественно, после завтрака, в клинику мы поехали всей толпой. Артём решил наглядно продемонстрировать, насколько он сам в хозяйстве нужный элемент, какой заботливый отец и полезный мужчина в доме. Капец. Где ты раньше со всем этим добром был? Сейчас мы уже как-то приспособились, но, в целом, конечно, приятно. Полезный он, да.

Ура, свободу попугаям! Счастье есть. Гипс сняли, наложили тугую повязку. Прописали ванночки, массаж икроножным мышцам, активно расхаживаться, и дали на «всё про всё» ещё неделю больничного. Ибо первый шаг Любу уговаривали сделать четверо взрослых. Сорок минут. В итоге медсестра подкупила её детской бижутерией. За каждые десять шагов, Любочка могла выбрать себе украшение. Моя младшая дочь вышла из кабинета травматолога изрядно прибарахлившись: браслет, ожерелье и кольцо украшали гордо и неспешно ступающую Любовь Артёмовну.

Пока мы с Любой и медсестрой обрабатывали ногу да ждали новых результатов рентгена, Артём выпытал у Михаила Борисовича основные вехи нашей эпопеи. Дорогой доктор не скупился на похвалу, как терпеливой дочери, так и её героической матери. Послушать из соседнего кабинета было приятно. Да и время мне на объяснения врач изрядно сэкономил.

Так как, по словам Веры, любительницы Винни Пуха: «Завтрак уже давно закончился, а обед ещё и не думал начинаться», после выхода из клиники, мы зарулили в ближайшую кафешку на чашечку какао с плюшечками.

Глядя на то, как радостно и непрерывно Артём воркует с дочерями, как светятся их мордашки, как они вместе смеются, я рыдала в душе и не понимала как? Ну, как мы могли это всё счастье своё про…терять. Ведь взрослые же люди! Дети у нас все желанные и запланированные, особых материальных и жилищных проблем нет. Мы же, ёжкин кот, необычайно благополучное семейство. Было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И от этого «было» в душе невероятно больно. Так больно, что обожжённый, практически кипящим чаем, язык вообще не впечатляет. Я его осознаю, когда Любочка осторожно вскарабкивается ко мне на колени и ладошками вытирает с лица незамеченные мной слёзы. Удачно, что с утра было не до макияжа.

— Мамочка, ты плачешь? Всё же хорошо? Я теперь буду ходить сама, и у тебя не будет больше болеть спина! — мой прекрасный маленький ребёнок-сюрприз.

— И Поля вчера писала, что Сеня привёз бабу Арину из больницы домой. И дед, сказала, даже нормальный, — Вера полагает себя достаточно сознательной и с удовольствием включается во взрослую переписку в семейных чатах.

Рука мужа, в жесте поддержки погладившая меня по спине, а потом оставшаяся на талии, оказалась таким нужным, но давно и безнадёжно забытым элементом моей жизни. Я не понимаю. Почему? Как так у нас по-идиотски получилось-то?

Но. Получилось. Теперь уже не важно «как». Сейчас главное — куда мы будем из сложившейся ситуации выруливать. И насколько цивилизованными и воспитанными людьми останемся в процессе. И по его завершении.

— Всё хорошо, мама просто обожглась горячим чаем. Пройдёт, — успокаивающе погладить по голове Любу, подмигнуть насупившейся напротив Надюше, чмокнуть в лоб склонившуюся через стол Верочку. И посмотреть на мужа. Обречённо. Сквозь пелену, легализованных для окружающих, слёз.

Артём придвигается ближе и обнимает нас с Любочкой.

Такой тёплый, такой родной, такой надёжный. Всегда был. Был.

Это прошедшее время в голове бьёт набатом. Перекрывает все каналы для любой входящей информации. Я просто проваливаюсь в себя. В свою боль, обиду, страх и отчаяние. Мне тяжело дышать, слёзы по-прежнему текут, в горле комок, а в ушах звенит. Сквозь все эти помехи я слышу, как Артём отправляет Веру за холодной водой, просит младших допивать какао, доедать плюшки и шепчет мне на ухо:

— Ш-ш-ш, милая. Всё плохое в прошлом. Мы здоровы, мы вместе. Мы успели. Сумели остановиться. Мы справимся. Мы сможем.

И это, рефреном стучащее в висок, «мы» для меня, уже похоронившей наш брак, как бальзам, мёд, елей и прочие умиротворяющие масла на открытую рану сердца и боль души.

Я не знаю, ничего не знаю о том, что на самом деле происходило с моим мужем последние полгода. Но хочу узнать.

Если сейчас его не выслушаю — всю оставшуюся жизнь я буду мучиться нерешёнными вопросами: а что было на самом деле? А как? А правда ли? А с кем? А почему?

Нет. Я, сама себе и детям, нужна в целом, адекватном и мыслящем состоянии. Хотелось бы добавить — счастливом, но тут уж, как пойдёт.

Мне стыдиться и скрывать нечего. Готова обсудить всё: и Леоновы приглашения, и дополнительные доходы, и ситуацию с родителями.

Для нас сейчас важный момент, хорошо знакомый всем игрокам в «покер». И не только.

Шоудаун. Вскрытие карт.

А там уж — у кого что.

Хочется верить, что мужнины сюрпризы я выдержу.

75. Артем. Август. Санкт-Петербург

Улькины слёзы с него будто бы сдирают кожу по живому. Его сильная, стойкая и смелая девочка. Столько всего за этот месяц вынести: тут и Любина нога; и тесть, похоже, опять запил; и тёща в больницу попала не просто так; и он, скотина, не звонил, не писал; и ссора эта перед отъездом ещё.

Умница. Какая же она у него умница. Смогла, справилась, и даже вроде сама ничего так, держится. Ясно, что знать его больше не желает, но и ему есть чем её удивить. Он хочет быть и жить с ней. Сейчас и всегда. Ей придётся с этим согласиться.

Обнять и поддержать жену выходит автоматически. Правильность и естественность того, как эта женщина ощущается в его руках, лишь подтверждает, что они были, есть и будут только друг для друга. А всех лишних мужиков из жизни жены он удалит. Да и ему, на самом деле, никакие юные красотки ни разу не сдались.