Я не искала любовь (ЛП) - Джусти Амабиле

В процессе рассказа выясняется, что в тот проклятый вечер, хотя я ничего не рассказывала своей коллеге, всё же поведала ей, что мне плохо и нужно срочно уйти домой, а она спросила меня, почему я расстроена и плачу. Я ответила неопределённо, но, несомненно, Кристина вспомнит тот вечер.

Как и ожидалось, к сожалению, моё прошлое может мне навредить. Даже если меня признали виновной в убийстве второй степени, а не в умышленном убийстве, тот приговор демонстрирует, что мне не чужды бурные реакции. Присяжные не поверили в самооборону и признали меня виновной. Молодая девушка, убившая свою мать в порыве эмоций только потому, что та хотела помешать ей стать балериной, могла превратиться в женщину, которая сначала соглашается на секс с мужчиной, а в самый прекрасный момент пришпиливает ему пенис.

Когда Мелинда (имевшая доступ к моему досье), видит разочарование у меня на лице, она говорит мне решительным тоном:

— Я не из тех, кто сдаётся. Будет назначено предварительное слушание, чтобы выяснить, достаточно ли у нас доказательств и какие контр доказательства намерен представить истец. Судья определит, есть ли основания для судебного разбирательства или дело следует прекратить. А пока не меняйте свой внешний вид и манеру поведения. Эта мягкость, хрупкость и полное отсутствие у вас злобы будут в нашу пользу. Теперь я перейду к несколько нескромному, но существенному вопросу. Могу ли спросить о вашей сексуальной жизни? Если сторона истца покопается, у них есть шанс найти любовников, которые засвидетельствуют, что вы сексуально агрессивная женщина?

Я краснею так сильно, что чувствую, как горят щёки. В комнате присутствует Арон (сидит чуть позади меня). Я уже рассказывала ему об этом, но всё равно продолжаю ужасно смущаться.

— Н-нет, — бормочу я. — У меня был только один… всего один парень… четыре года назад. Мы были с ним очень недолго, а потом всё закончилось. С тех пор у меня никого не было.

— Продолжайте в том же духе, избегайте отношений в этот период. Ведите безупречную жизнь. Тем временем ваш адвокат будет просить запретительный судебный ордер, чтобы Джеймс Андерсон не приближался к вам и прекратил преследовать. Но эти меры не всегда эффективны: проверить их соблюдение практически невозможно. К каждой жертве преследования не приставишь полицейского, и часто их игнорируют, что приводит к известным результатам.

— Смерть преследуемого?

— Также, — таков её прямолинейный ответ.

В последующий час мои показания протоколируются, и я вынуждена повторить всё сначала. При этом возникает ощущение, что я рассказываю о жизни другого человека. Когда всё заканчивается, я физически измотана.

Хотя и не прилагала никаких усилий, кроме умственных, я хромаю больше чем обычно. Арон большую часть времени молчал, предоставив мне говорить, и продолжает молчать, даже когда выходим из здания. Не отрицаю, его присутствие меня очень ободряло. В те моменты, когда теряла голос, я чувствовала его руку на своём плече.

Но сейчас мне нужно отстраниться. Мне нужно побыть одной. Подумать, убедиться, что я поступила правильно, а не совершила глупость, которая вернётся ко мне бумерангом.

И мне отчаянно нужно перестать надеяться, что Арон Ричмонд заметит меня и увидит во мне женщину, а не несчастного промокшего под дождём птенца, которого нужно защищать, чтобы чувствовать себя хорошо.

Поэтому, когда мы оказываемся за воротами и он спрашивает меня, всё ли со мной в порядке, а из-за его голубых глаз даже воздух, которым дышу, кажется голубым, я поворачиваюсь к нему спиной и торопливо спускаюсь по широкой лестнице.

Он догоняет меня, останавливает.

— Тебе больно, притормози!

— Я в порядке.

— Тебе нужно попить, и не только воды. Ты бледная, как труп. Может, коньяку.

— Я ничего не хочу, правда. К тому же — я не пью алкоголь, и если попробую на голодный желудок, мне будет только хуже.

— Тогда я угощу тебя обедом.

— Нет.

— Твои «нет» похожи на заевшую пластинку. Тебе нужно поесть. Здесь неподалёку есть ресторан, где…

— Нет, — повторяю я. — Мне просто нужно немного тишины и покоя. Увидимся на предварительном слушании. Серьёзно, Арон, тебе не стоит беспокоиться обо мне.

— Не убегай, Джейн.

— Я не убегаю. И не хочу показаться неблагодарной. Я благодарна за всё, что ты для меня делаешь. Но… мне нужно побыть одной, и я не сомневаюсь, что у тебя есть куда более интересные дела, чем нянчиться со мной.

Смотрю на него с улыбкой. Я не могу не улыбаться тому, кто хочет мне помочь, но это вынужденная улыбка, а макияж, скрывающий мой шрам, скрывает и мою искренность. Меня пугает не только мысль о том, что я снова должна открыться на слушаниях. Я готова: я приняла решение и дойду до конца, так или иначе. Меня больше пугает мысль о том, что рано или поздно всё закончится, и я потеряю право иметь дело с Ароном.

Но я должна начать привыкать к этому, поэтому лучше пока создать между нами дистанцию. Как бы там ни было, у него всегда будет красивая девушка, для которой можно купить выпивку. Или что ещё лучше, у него будет Лилиан.

Поэтому, не давая ему времени на другие предложения, которые искусят и напугают меня и заставят чувствовать себя, как обычно, на краю пропасти, я, не давая себе труда выдохнуть от усталости, выхожу на дорогу и ловлю такси. Не совсем привычное для меня действие. Я ожидаю, что таксист проедет и не обратит на меня внимания.

Но машина подъезжает, как в кино, останавливается, забирает меня, и всё происходит чудесным образом быстро.

Арон, честно говоря, и не пытается меня остановить. Он стоит неподвижно на предпоследней ступеньке перед дорогой, и угрюмо смотрит на меня. Последний жест, который вижу, прежде чем отвернуться от него, — Арон надевает солнцезащитные очки, вынутые из внутреннего кармана пиджака.

Эта картинка останется со мной навсегда.

Высокий, элегантный и решительный, окутанный светом.

Мы никогда не были так далеки друг от друга, как сейчас. Он, несомненно, принадлежит к миру, слишком отличному от моего, и чем скорее я начну понимать это, тем скорее начну залечивать раны в своём сердце.

***

— Джейн, можно с тобой поговорить? — спрашивает Дит через несколько дней.

В галерее суетятся рабочие, унося уже проданные картины Морриса.

— Конечно, — бормочу в ответ. — Я тоже хотела с тобой кое о чём поговорить.

— Тогда ты первая.

— Ах… окей… хорошо, — я сглатываю, немного смущаясь. Не хочу говорить ей, что должна сказать, но это необходимо. — Я думаю… Я думаю, что мне придётся оставить эту работу. Я прекрасно проводила время, но… Думаю, ты найдёшь себе в помощники кого-то более квалифицированного, чем я.

— Ты очень квалифицирована, — вежливо возражает Дит. — На самом деле, прочитав твоё резюме при приёме на работу, я задавалась вопросом, почему, имея диплом по литературе, курсы рисования и зная итальянский и испанский языки, ты стала работать уборщицей. Не то чтобы в этом было что-то плохое, любая честная работа заслуживает уважения, но почему ты не стремилась к большему?

Я избегаю упоминать, что поступила в колледж в Теннесси, благодаря программе государственной поддержки несовершеннолетних бывших правонарушителей. То же самое произошло и с курсом рисования. Если в течение всего срока заключения ведёшь себя хорошо (и даже становишься образцом праведности), государство финансирует подобные проекты, показывая, что верит в твою полную реинтеграцию в общество. Конечно, я не окончила Гарвард. Колледж был маленьким и неважным, но всё же я приложила усилия и получила высшее образование, находясь в тюрьме. В исправительном учреждении я также выучила итальянский и испанский языки. Для тех, кто хотел заполнить своё время и избежать неприятностей, учёба была единственным решением.

Стремление к чему-то большему, чем работа уборщицей, слишком сильно раскрыло бы меня. Мой работодатель, кем бы он ни был, стал бы больше меня изучать, и разбилась бы моя надежда остаться незамеченной. Стремление занять низшую ступеньку помогло мне спрятаться. Никто не копается в прошлом уборщицы.