Забытый сад - Кейт Мортон

Она сжала губы и наклонила голову, сражаясь с холодом. Нелл решилась убедить старика поведать все, что ему известно.

Глава 26

Чёренгорб-мэнор, Корнуолл, 1900 год

Элиза была права: имя Роза прекрасно подходило сказочной принцессе. Несомненно, Роза Мунтраше наслаждалась редкими привилегиями и положенной по статусу красотой. К несчастью для крошки Розы, первые двенадцать лет ее жизни были чем угодно, только не волшебной сказкой.

— Открой пошире.

Доктор Мэтьюс достал из кожаной сумки тростниковую палочку и прижал язык Розы. Он наклонился, чтобы осмотреть ее горло. Его лицо оказалось так близко, что она получила малоприятную возможность произвести, в свою очередь, осмотр волосков в его носу.

— Гм, — промычал Мэтьюс, отчего волоски задрожали.

Роза слабо кашлянула, когда ретирующаяся палочка царапнула ее горло.

— Итак, доктор?

Мама вышла из тени. Она барабанила пальцами, бледными на фоне темно-синего платья.

Доктор Мэтьюс выпрямился во весь рост.

— Хорошо, что вы меня вызвали, леди Мунтраше. У девочки, несомненно, воспаление.

Мама вздохнула.

— Так я и думала. У вас есть лекарство, доктор?

Пока доктор Мэтьюс описывал рекомендуемый им способ лечения, Роза повернула голову набок, закрыла глаза и зевнула. Сколько она себя помнила, столько знала, что ненадолго пришла в этот мир.

В минуты слабости Роза позволяла себе вообразить, какова была бы жизнь, если бы она не ждала своего конца. Если бы жизнь простиралась перед ней бесконечной, долгой дорогой с изгибами и поворотами, которых она не могла бы предвидеть. Путевыми вехами могли бы стать светский дебют, муж, дети, большой собственный дом, который восхищал бы других дам. Если честно, она горячо томилась по подобной жизни.

Но Роза не позволяла себе мечтать слишком часто. Что толку в сетованиях? Вместо этого она ждала, поправлялась, заполняла альбом для вырезок. Девочка читала, когда могла, о местах, где никогда не была, и фактах, которые никогда не использовала в беседах, так как никогда не вела бесед. Она ждала следующего неизбежного эпизода, который приблизит ее к концу, надеясь, что грядущее недомогание окажется интереснее предыдущего, станет менее болезненным, принесет какие-то дивиденды, как в тот раз, когда она проглотила мамин наперсток.

Разумеется, она не нарочно: если бы он не был таким блестящим, таким хорошеньким со своей шапочкой в виде желудя, она и не подумала бы его касаться. Но он был именно таким, и она коснулась. Какое восьмилетнее дитя поступило бы иначе? Роза пыталась уравновесить его на кончике языка, словно клоун из «Книги о цирке» Меггендорфера,[23] тот, который удерживал красный мячик на глупом остром носу. Неразумно, конечно, но она всего лишь ребенок, к тому же благополучно практикующий этот трюк уже несколько месяцев.

Случай с наперстком окончился хорошо во всех отношениях. Немедленно вызвали доктора, молодого врача, который лишь недавно принял практику в деревне. Доктор щупал, колол и делал все, что положено докторам, прежде чем дрожащим голосом предположил, что, возможно, может помочь некий новый диагностический инструмент. Посредством фотографической съемки он может заглянуть в желудок Розы, даже не прикасаясь к скальпелю. Предложение всем понравилось: отцу, чьи навыки обращения с камерой означали, что именно он призван осуществить современную съемку, доктору Мэтьюсу, который смог опубликовать фотографии в специальном журнале под названием «Ланцет», и маме, потому что публикация вызвала определенное волнение в светских кругах.

Что же касается самой Розы, то наперсток успешно вышел (самым неблагопристойным образом) примерно через сорок восемь часов, но она смогла насладиться тем, что наконец-то сумела угодить отцу, хоть и мимолетно. Не то чтобы он сам признался, это было не в его стиле, просто Роза проявляла редкую проницательность, когда дело доходило до настроений родителей (хотя причины их изменений пока оставались для нее тайной). Удовольствие, доставленное отцу, привело Розу в приподнятое настроение, такое же легкое и воздушное, как суфле здешней поварихи.

— Если позволите, леди Мунтраше, я завершу осмотр?

Роза вздохнула, когда доктор Мэтьюс приподнял ее ночную рубашку, чтобы осмотреть живот. Она плотнее закрыла глаза, когда холодные пальцы коснулись кожи, и подумала о своем альбоме. Мама выписывала лондонские журналы с новейшими свадебными фасонами. Роза прелестно красила страницу альбома при помощи кружева и лент, взятых в шкатулке для рукоделия. Невеста получилась замечательно: вуаль из бельгийского кружева, по краю приклеен мелкий жемчуг, букет из засушенных цветов. Жених — совсем другое дело: Роза мало что знала о джентльменах. (Ей и не следовало. Ни к чему юной даме знать подобные вещи.) Но Розе казалось, что характеристики жениха не имеют особого значения, если невеста мила и невинна.

— Неплохо, — сообщил доктор Мэтьюс, опуская ночную рубашку Розы на место и похлопывая девочку по животу. — К счастью, инфекция не распространилась. Однако смею просить вас, леди Мунтраше, о возможности более обстоятельной беседы насчет наилучшего лечения.

Роза открыла глаза как раз вовремя, чтобы заметить льстивую улыбку доктора, обращенную к маме. До чего он утомителен, вечно напрашивается на чай, лишь бы повстречать еще кого-нибудь из близ живущего мелкопоместного дворянства, а потом лечить при необходимости. Опубликованные снимки Розиного наперстка in positus[24] принесли доктору некоторые сборы среди зажиточных людей графства, и он поспешил развить успех. Пока он осторожно убирал стетоскоп в большую черную сумку, уминая и похлопывая ее по боку аккуратными пальчиками, скука Розы превратилась в раздражение.

— Так я еще не на пути в рай? — наивно заморгала она, глядя в его краснеющее лицо. — А то я как раз оформляю страницу в своем альбоме для вырезок, и было бы весьма прискорбно оставить ее незаконченной.

Доктор Мэтьюс девически хихикнул и глянул на маму.

— Что ж, дитя, — запинаясь, произнес он, — волноваться не о чем. Со временем мы все окажемся перед престолом Господа…

Он разразился неприятной лекцией о жизни и смерти, Роза немного понаблюдала, прежде чем отвернуть голову, пряча слабую улыбку.

Бремя ожидания ранней смерти каждый несет по-своему. Иным оно дарует зрелость, значительно превосходящую опыт и возраст: смирение, расцветающее в добрый нрав и кроткие черты. В других же застывает крошечной льдинкой в самом сердце. Льдинкой, не всегда видной, но не тающей.

Роза хотела бы принадлежать к первым, но в глубине души знала, что принадлежит ко вторым. Не то чтобы она была гадкой, скорее, у нее развился дар отстраненности: способность смотреть со стороны и наблюдать за происходящим без проявления эмоций.

— Доктор Мэтьюс! — Голос мамы прервал все более отчаянное описание маленьких ангелочков Господних. — Почему бы вам не спуститься и не подождать меня в утреннем салоне? Томас принесет чай.

— Охотно, леди Мунтраше.

Он с облегчением прервал неприятный разговор и вышел из комнаты, не глядя Розе в глаза.

— Роза, — произнесла мама. — Ты дурно поступила.

Укор был разбавлен недавним беспокойством мамы, и Роза знала, что наказания не последует. Ее никогда не наказывали. Кто может быть жесток с маленькой девочкой, ожидающей, когда ее настигнет смерть? Роза вздохнула.

— Я знаю, мама, и мне очень жаль. Просто у меня голова кружится, а от разговоров доктора Мэтьюса становится только хуже.

— Хрупкое сложение — тяжелый крест, согласна. — Мама взяла Розу за руку. — Но ты ведь юная дама, ты Мунтраше. И слабое здоровье — не оправдание для манер, если они отличаются от превосходных.

— Да, мама.

— А сейчас мне надо идти и поговорить с доктором. — Она коснулась прохладными пальцами щеки дочери. — Я загляну к тебе еще раз, когда Мэри принесет поднос.

Леди Мунтраше направилась к двери, платье ее зашуршало, когда закончился коврик и начались половицы.

— Мама? — окликнула Роза.

Ее мать обернулась.

— Да?

— Я хотела тебя спросить. — Роза помедлила, не зная с чего начать, боясь проявить излишнее любопытство. — Я видела в саду мальчика, он прятался за кустом рододендрона.

Мамина левая бровь на мгновение нарушила совершенство черт.

— Мальчика?

— Сегодня утром я видела его из окна, когда Мэри пересадила меня в кресло. Он стоял за кустом камелии и разговаривал с Дэвисом. Гадкого вида мальчишка с лохматыми рыжими волосами и весьма нахальными манерами.

Мама прижала руку к бледной коже на шее, медленно и длинно выдохнула, так что интерес Розы только возрос.

— Ты не мальчика видела, Роза.

— Мама?